Глядя на Вульфгара, Морик невольно думал, что мог бы стать таким, как он, или таким, каким варвар был когда-то. Их роднила отверженность от других людей. Истинной причиной его привязанности к Вульфгару, причиной, по которой он не отходил от него, были не темные эльфы, и не то, что дружба с Вульфгаром принесла ему еще большее уважение уличного сброда, и даже не корысть. Бродяга мог удивляться самому себе, но не мог отрицать, что относится к огромному варвару как к младшему брату.
День близился к концу, и надвигалась ночь. Наступало время Морика и Вульфгара, время ночной жизни улиц Лускана.
Часть 1
НАСТОЯЩЕЕ
У меня на родине, в Мензоберранзане, городе, где мои соплеменники строят дьявольские козни друг против друга и получают истинное наслаждение, если соперник погибает мучительной смертью, всегда нужно смотреть в оба и быть готовым ко всему. Если темный эльф не будет настороже, его ждет скорая гибель, поэтому в Мензоберранзане не принято употреблять различные одурманивающие курения и напитки.
Правда, есть исключения. На церемонии окончания Мили-Магтир, школы воинов, которую прошел и я, выпускники должны были принять участие в настоящей оргии, сопровождавшейся воскурением дурманящих трав и совокуплением со жрицами из Арак-Тинилит, — это бездумный разгул страстей, которому предаются самозабвенно, не заботясь о последствиях,
Я не стал принимать в нем участие, хотя тогда и не вполне понимал почему. Мне казалось, это было противно моей нравственности (я и по сей день так считаю), к тому же обесценивало веща, которыми я дорожил и которые чтил. Теперь, мысленно возвращаясь к тем дням, я лучше понимаю, почему во мне родилось такое отвращение. Не говоря уже о моральной стороне, очень важной для меня, мне была неприятна сама мысль о том, что мой разум затуманится под воздействием зелий. Едва почувствовав опьяняющие пары курений, все мое существо восстало, но лишь недавно я стал осознавать, почему именно мне так претит любое опьянение и я не допускаю ничего подобного в своей жизни.
Все эти зелья и курения плохо влияют на тело — притупляют рефлексы и лишают способности ориентироваться в пространстве и времени, но страшнее то, что они двояко воздействуют на разум. Во-первых, они стирают и болезненные, и приятные воспоминания, а во-вторых, уничтожают мысли о будущем. Все опьяняющие вещества запирают человека в настоящем, где он может не заботиться о грядущем и позабыть о прошлом. Это ловушка, бездумное погружение в сиюминутное наслаждение, тупик. Одурманенный человек нередко решается на безрассудные поступки, потому что отравляющие вещества заглушают не только внутренний голос, но даже инстинкт самосохранения. Разве мало юных воинов под воздействием яда очертя голову бросаются на превосходящего их по силам врага, на верную гибель? Разве мало молодых женщин рожают детей, зачатых от случайных любовников, которых они ни секунды не рассматривали бы в качестве будущего мужа, будучи трезвыми?
Это ловушка безысходности, чего я совершенно не терплю. В моей жизни всегда есть место надежде на будущее, упованию, что будущее будет лучше прошлого, если, конечно, я приложу к этому силы. Чувство удовлетворения можно испытать лишь тогда, когда сам творишь собственную жизнь, потому что истинная радость всегда связана с ощущением, что ты чего-то достиг. Как можно позволить себе минутную слабость, если она в состоянии разрушить все, чего добился и к чему только стремишься? Как бы я мог выстоять перед всеми невзгодами, если бы мой мозг был затуманен отравой, не позволяющей мне вынести верное суждение или найти правильное решение?
К тому же нельзя недооценивать те подводные камни, которые таит в себе употребление таких веществ. Ведь если бы я тогда, во время церемонии, позволил разгульному вихрю подхватить меня и предался бы разврату с одной из жриц, мог бы я с тем же благоговением думать потом об истинной любви?
Вряд ли. Чувственное наслаждение должно быть, на мой взгляд, наивысшим накалом физического желания в единстве со стремлениями души и рассудка, это результат полной отдачи своего тела и духа другому существу, к которому чувствуешь безусловное доверие и уважение. Совокупление на церемонии выпуска ничего общего с этим идеалом не имело: грубое телесное действо, так сказать, обмен товаром. Никакого полета чувств, никакого духовного опыта и никакой истинной радости там возникнуть не могло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не могу жить в таком безнадежном, животном довольстве, где нет места более высоким стремлениям.
Поэтому я не признаю использования дурманящих веществ, за очень редкими исключениями. И хотя я никогда не стану судить приверженного к ним человека, мне будет жаль его опустошенную душу.
Что заводит человека в этот капкан? Наверное, боль или такие страшные воспоминания, с которыми он не может справиться. Опьянение действительно может приглушить боль, причиняемую прошлым, за счет надежды на будущее. На мой взгляд, плата слишком высока.
Я все думаю об этом и боюсь за своего бедного друга Вульфгара. Кто знает, в чем он ищет спасение от своих мук?
Дзирт До'Урден
Глава 1
ПОРТ
— До чего я не люблю этот город, — заметил одетый в мантию чародей Робийярд, обращаясь к капитану Дюдермонту, командиру «Морской фей», как раз в тот момент, когда трехмачтовая шхуна обогнула длинный мол и перед ними открылась бухта северного порта Лускана.
Дюдермонт, высокий, статный мужчина с повадками аристократа, спокойный и неторопливый, только кивнул в ответ на это заявление. Он уже не раз это слышал. Взглянув на вырисовывавшиеся на горизонте очертания города, он различил характерный абрис Гостевой башни Аркана, знаменитой гильдии чародеев Лускана. Именно из-за нее Робийярд и недолюбливал этот порт, хотя никогда особенно не распространялся об этом, но мимоходом отпускал замечания о «недоумках», заседавших в Гостевой башне, Я их неспособности отличить настоящего волшебника-виртуоза от искусного трюкача. Капитан подозревал, что когда-то Робийярду было отказано в приеме в гильдию.
— Но почему Лускан'? — не успокаивался чародей, — Разве Глубоководье не больше подходит для наших цепей? На всем Побережье Мечей это лучшее место для ремонта.
— Лускан был ближе, — коротко ответил капитан.
— Ну, может, дня на два, не больше, — фыркнул маг.
— Если бы за эти два дня мы попали в шторм, поврежденный корпус просто развалился бы надвое и все мы пошли бы на корм рыбам, — отозвался капитан. — Не слишком ли большая цена за уязвленное самолюбие одного-единственного человека?
Робийярд хотел возразить, но тут до него дошло, что имел в виду капитан. Маг помрачнел.
— Если бы я так удачно не рассчитал последний взрыв, пираты бы нас разделали под орех, — пробормотал он после паузы.
Дюдермонт не стал спорить. Что правда, то правда — Робийярд отлично показал себя в последней стычке с пиратами. Несколько лет тому назад «Морская фея» — тогда еще совсем новое, гораздо более крепкое и быстроходное судно, — была построена правителями Глубоководья специально для охоты на пиратов. «Морская фея» справлялась со своей задачей настолько успешно, что, когда впередсмотрящий неподалеку от Лускана, в северных водах моря Мечей, сообщил о двух пиратских суднах, капитан Дюдермонт не поверил своим ушам. Одной репутации его корабля было достаточно, чтобы пираты многие месяцы носа не совали в здешние воды.
Но эти пираты объявились не в надежде на легкую поживу за счет купеческих кораблей, а ради мести, и они хорошо подготовились к сражению: на борту каждого корабля была установлена небольшая катапульта, имелся отряд стрелков и пара магов. Однако даже при таком положении дел опытная команда «Морской феи» при поддержке Робийярда, уже больше десяти лет оттачивавшего магическое мастерство в морских баталиях, легко справилась с противником. Робийярд создал иллюзию тонущей «Морской феи» с обрушившейся фок-мачтой и десятками трупов на палубе. Пиратские корабли кружили вокруг терпящего бедствие судна как голодные волки, потом один зашел с правого, другой — с левого борта, желая окончательно добить тонущий корабль.