О генерале я даже не подумал.
— Кид староват для такого темпа и недостаточно силен.
— Возможно, хотя нападать исподтишка и врасплох — обычное дело для убийцы, а на это способен и пожилой человек.
— Пожалуй. Дальше Уэйн — хочет жениться на деньгах. И кто же остается?
— Чейн. — Жирный, отталкивающий субъект. Я с первого взгляда почувствовал к нему неприязнь.
— И дочка. И, возможно, кто-то со стороны. Не говоря уж о тех, кто просто покинул дом, а не пал от руки убийцы.
— Подожди-ка, о чем ты?
— Предположим, Снэйк Брэдон вызвал трех. Где еще один? Кто он такой? Что было написано об этих людях в завещании?
Я не помнил. Одного вычеркнули. Это я слышал. Но если кому-то полагалась часть наследства, даже если он сейчас отсутствовал и все думали, что он ушел насовсем или умер, — у него были веские причины и удобная позиция, чтобы совершить эти злодеяния, а потом вернуться как ни в чем не бывало.
— Кто бы ни убил Хокеса, он направлялся к дому.
— Ты потерял след.
Верно.
— Если это сделал кто-то не живущий в доме, значит, он не знает, что генерал сжег завещание.
— И продолжает свое черное дело.
Опять же верно.
— Кто-то пытался зарубить меня.
— Но это могло быть связано с другими преступлениями.
— Морли, отстань, у меня и так уже крыша едет от этой чертовщины.
Он взглянул на меня и криво усмехнулся.
— Точно, рожа у тебя преглупая.
— Я толкусь на месте и тороплю события. Когда нехорошие мальчики нервничают — они делают ошибки и сами себя выдают.
Морли хихикнул.
— Сообразительный ты парень, Гаррет. Что, если преступником был Тайлер?
— Запросто.
— Кстати, кухарка. Она торчит здесь четыреста лет, и ей вполне могло прийти на ум, что генеральское семейство обязано выделить ей кусок пожирней, чем старик собирался ей дать.
Что ж, может быть. Тролли — это другая раса, и голова у них устроена по-другому. Если кто-нибудь мешает троллю, он просто сметает неосторожного со своего пути.
— Кухарку видели в доме, когда был убит Хокес. Кроме того, даже если лошадь не свалилась под ее весом, следы были бы в метр глубиной.
— Но может, она травит старика?
Я пожал плечами.
— Средства и возможность у нее есть, но я не улавливаю смысла. Она вырастила генерала, я сказал бы, что она по-своему привязана к нему.
— Ты прав, — фыркнул Морли. — Этак мы ни к чему не придем. Ложись-ка баиньки, а я пойду поброжу.
— В спальню не заходи, — предупредил я. — Там ловушка: топор для незваных гостей.
Я решил улечься на перине. Пол гардеробной чересчур жесткий. Может, потом переберусь.
Морли кивнул. На лице его мелькнула улыбка.
— Пусть лучше к тебе наведается хорошенькая девчушка. Так куда интереснее.
Что верно, то верно.
22
Кто-то настойчиво стучал в дверь. Мне казалось, я не спал — просто задумался, однако за окном уже рассвело. Проклиная пришельца, я перевернулся на другой бок: не выношу, когда меня будят. Но проснулся.
Я продрал глаза, потянулся, как старая легавая, — и подскочил, будто мне в задницу булавку воткнули. Я увидел нечто невозможное, немыслимое.
Загадочно улыбаясь, в спальню вплыла блондинка. Я выпучил глаза, не в силах произнести ни слова.
Она присела на краешек кровати, посмотрела на меня. Спокойно так вошла и села — ничего с ней не случилось. Я поднял глаза — мое защитное приспособление на месте — тяжеленный топор готов упасть на голову любому, кто попадется в ловушку, и залить кровью полкомнаты. Да, топор наготове, а толку чуть: она открыла дверь, но устройство не сработало.
По спине у меня побежали мурашки. А если бы это была не моя прелестная и загадочная поклонница, а кто-нибудь, преследующий несколько иные цели? Я вообразил себя зарезанным в собственной постели, похожим на наколотого на булавку жука.
Пока я боролся с неприятными видениями и выкарабкивался из постели, блондинка исчезла, не воспользовавшись, однако, дверью в коридор, в которую не переставал барабанить какой-то невежа. Он прямо-таки вывел меня из себя.
Я собрался с духом, прихватил палку и пошел взглянуть, кто беспокоит меня в неурочный час — не важно, сколько сейчас времени на самом деле.
— Деллвуд! На этот раз что стряслось?
— Ничего, сэр. Но сегодня утром вы собирались к генералу, сэр.
— Да. Извиняюсь. Так разоспался, все на свете позабыл и остался без завтрака. Черт побери. Ладно, все равно надо садиться на диету. Дайте мне десять минут привести себя в порядок.
Вояка с сомнением взглянул на меня: он, видно, сомневался, что я управлюсь меньше чем за год.
— Да, сэр. Я встречу вас там, сэр.
— Прекрасно.
Стареешь, Гаррет. Лишь через полчаса я через верхний этаж прошел к генералу.
Я недоумевал, куда подевалась блондинка. Недоумевал, куда подевался Морли — и почему я до сих пор не убрался восвояси. Здешняя публика мне не по зубам. Как бы то ни было, я не собираюсь жертвовать жизнью за истину и справедливость. Слинять бы отсюда, а через годик вернуться и посмотреть, как обстоят дела.
Словом, настроение у меня было приподнятое.
Деллвуд ждал в коридоре перед генеральской дверью. Он впустил меня. Повторился обычный ритуал. Деллвуд вышел. Кид подбросил дров в камин, так что в комнате стало невыносимо жарко, и удалился вслед за Деллвудом. Я вспотел. Генерал пригласил меня садиться. Я сел.
— Деллвуд ввел вас в курс дела?
— Вы о ночных событиях? Я в курсе. Как вы думаете, что происходит? И почему?
— Как ни странно, кое-какие соображения у меня есть.
Я рассказал ему о предложении Снэйка, об условленной встрече и как я нашел его.
— Деллвуд предположил, что шнурок взят из вашего кабинета.
— Шнурок душителей? Да. У меня есть такой, достался в наследство от отца. Он имел дело с этой сектой в начале века, когда был молоденьким лейтенантом. Его направили бороться с пиратами, они тогда совсем обнаглели. В шайке одного зарвавшегося бандюги как раз были убийцы-душители. Шнурок валялся там вместе с хлыстами.
Я проверил.
— Теперь его там нет.
Я ни капельки не удивился, генерал тоже.
— Кто мог взять его?
— Кто угодно и в любое время: я много лет не прикасался к этому хламу.
— Кто знал о его существовании?
— Все слышали мои байки об отцовских приключениях. И о приключениях других Стэнтноров. После смерти сына я ничего не жду от будущего и утешаюсь воспоминаниями о славных делах прошлого.
— Я понимаю вас, сэр.
Старик просиял.
— Вы служили под его началом?
Осторожно, Гаррет. Не давай заговорить себе зубы.
— Нет, сэр. Но от ребят слышал о нем много хорошего. Это чего-нибудь да стоит.
Особенно учитывая, как солдаты обычно отзываются об офицерах.
— Да, да.
Душой он был уже в другом времени — более счастливом, во всяком случае, теперь оно казалось счастливым: так уж у нас мозги устроены — перекраивают историю, как им вздумается. Внезапно он очнулся. Видимо, прошлое было усыпано не только розами.
— Кошмарная ночь. Расскажите мне об этих мертвецах.
Я изложил ему свою теорию, что их вызвал Снэйк.
— Возможно, — сказал он. — Весьма вероятно. Колдуны и не на такое способны. Чернявка-Невидимка, была такая подлая ведьма, забавлялась тем, что вооружала необученных солдатиков и ждала, что из этого выйдет.
Имя колдуньи ничего для меня не значило, я знал только, что теперь ее диковинный псевдоним взяла себе другая ведьма. По-настоящему ее зовут, кажется, Генриетта Слэдж.
— Что-нибудь конкретное вы можете доложить мне, мистер Гаррет?
— Пока нет.
— Есть подозреваемый?
— Нет, сэр. Все подозреваемые. Мне не удается разобраться в ситуации. Я еще недостаточно хорошо знаю людей.
Он взглянул на меня, словно хотел сказать, что надо жить по военному девизу: с трудностями справляемся, не сходя с места, с невозможным — через минуту.
— Что намерены делать теперь?
— Осмотреться получше. Беседовать с людьми, пока не приду к определенным выводам. Надо вытрясти из них правду. Ночью мне пришло в голову, что убийцей может оказаться один из покинувших дом. Видимо, он намерен как ни в чем не бывало вернуться к чтению завещания.
— Нет. Все, кто последовал за мной после ухода в отставку, подписали соглашение. Долю в наследстве имеют лишь оставшиеся в поместье.
Я потерял всякое уважение к старику. Он подкупил их, связал договором, чтобы не остаться в одиночестве. Он вовсе не был филантропом, он был всего лишь жалким эгоистом. Внушительная внешность — лишь маска, за ней скрывается некто весьма неприглядный.
Я не стал бы называть это прозрением, но интуиция не обманывала меня. Передо мной сидел низкий старикашка, искусно прячущий свою подлинную сущность.