Читать интересную книгу История Халифата. Том 2. Эпоха великих завоеваний, 633—656 - Олег Большаков

ПРОСЧЕТЫ ПОЛИТИКИ УСМАНА

Стоит политику поверить, что ему все дозволено, и перестать считаться с людьми, которые готовы его поддерживать, как начинается его падение, если только в его руках нет мощного аппарата подавления.

Власть первых халифов опиралась лишь на их личный авторитет у подавляющего большинства мусульманского общества. Утрата авторитета была равносильна утрате власти, так как никакого иного инструмента обеспечения власти не имелось. Усман обзавелся охраной (шурта), но мы не знаем ни ее численности, ни из кого она состояла, ни в чем были ее функции.

Усман мог полагаться не только на свой авторитет, но и на авторитет той верхушки мусульманской элиты, которая сама вручила ему власть над общиной. Не претендуя сами на власть (кроме Али?), эти люди рассчитывали, как и прежде, быть соучастниками управления, быть чем-то вроде высшего государственного совета. Однако Усман скоро обманул их ожидания. Все больше привыкая к власти, он стал меньше считаться с ними и приблизил к себе двоюродного брата, Марвана, сына ал-Хакама, который был одним из наиболее ярых гонителей Мухаммада, и тот после завоевания Мекки сослал его вместе со всей семьей в Таиф. Усман ходатайствовал о разрешении ему вернуться домой перед Абу Бакром и Умаром, но оба отвечали, что не они его отправляли в ссылку и не им его возвращать. Придя к власти, Усман вернул из ссылки своего дядю и двоюродного брата и взял их в Медину. На упреки в нарушении воли пророка Усман отвечал, что сам Мухаммад обещал ему возвратить ал-Хакама из ссылки, но не успел выполнить обещания [+40].

Один этот факт не мог вызвать враждебного отношения мусульманской верхушки к Усману, если бы он не встал в ряд с другими случаями явного предпочтения, оказываемого им своей родне в ущерб старой гвардии ислама. И вся эта родня оказывалась в какой-то степени врагами Мухаммада. Укба, отец ал-Валида, наместника Куфы, был казнен Мухаммадом после Бадра (см. т. 1, с. 102); ал-Ас б. Са’ид, отец Са’ида б. ал-Аса, сменившего ал-Валида на посту наместника, был одним из гонителей Мухаммада, сражался против него при Бадре и был там убит. Из всех Умаййадов только за отцом Абдаллаха б. Амира не числилось никаких враждебных действий против пророка, поскольку из-за слабоумия он не принимал активного участия в политике [+41]. Абдаллах б. Са’д не был Умаййадом, но прегрешения его против пророка, как мы знаем, были куда тяжелее: он усомнился в откровениях, стал отступником и избежал казни после завоевания Мекки только благодаря заступничеству Усмана (см. т. 1, с. 161).

Ал-Балазури отмечает, что первые шесть лет правления Усмана не вызывали претензий мусульман [+42]. Основываясь на этом, можно счесть переломным 29/649-50 год, когда произошло скандальное смещение ал-Валида б. Укбы. В действительности же недовольство накапливалось постепенно. Возмущение вызывало не столько то, что все крупнейшие посты в Халифате заняли родственники халифа, сколько огромные подарки, которые он дарил своей родне из фондов, считавшихся общим достоянием. Так, часть хумса из добычи, взятой в 27 г. х. при походе на Ифрикийу, стоимостью сто или двести тысяч динаров Усман подарил Марвану б. ал-Хакаму, на дочери которого незадолго до этого женился [+43], а его отец получил в подарок верблюдов из садаки, собранной Марваном с бану куда’а [+44].

Усман не обездоливал этим своих выборщиков: аз-Зубайру «он подарил 600000 дирхемов из дани Исфахана [+45], Талха получил от него в общей сложности 200000 дирхемов. Вероятно, и другие получали значительные подарки, которые просто не отражены в источниках.

Вряд ли можно провести точную границу, за которой правление Усмана стало вызывать всеобщее неодобрение и даже озлобление. Во всяком случае, это началось до операции по обмену землями. Когда в 29 г. х. Усман разрушил старую мечеть, сложенную при Умаре из сырцового кирпича, с деревянными колоннами и крышей из пальмовых листьев и возвел более просторную из тесаного камня, с каменными колоннами, многие стали упрекать его за то, что он изменил сунне пророка [+46]. Расширение площади хима тоже вменялось ему в вину, хотя его предшественника за то же самое никто не упрекал. Усман добавил к двум призывам на молитву третий — и это тоже осудили как вредное новшество [+47]. Даже невинное распоряжение об уничтожении голубей в Медине, которых развелось слишком много, вызывало раздражение: «Приказывает убивать голубей, а изгнанным посланником Аллаха покровительствует» [+48].

Все это были поводы для выражения недовольства тем, что высшая власть сконцентрировалась в узком кругу родственников Усмана и что тот же узкий круг родственников и друзей беззастенчиво доит общественную казну. Да и как иначе могли оценивать люди сложившуюся ситуацию, если, например, Аббас, сын доисламского компаньона Усмана, Раби’и б. ал-Хариса, прибыв в Басру для участия в войне, получил от Усмана дом и 100000 дирхемов на обзаведение? [+49]

Особое возмущение в Медине вызывал Марван б. ал-Хакам, ставший правой рукой Усмана. Некоторые сообщения рисуют его человеком совершенно беспардонным. После получения части хумса Ифрикии Марван выстроил в Медине дом (дар) и по случаю новоселья устроил пиршество. В разговоре с гостями он заявил: «Я не израсходовал на этот дом ни одного дирхема из денег мусульман». На что ал-Мисвар, также участник похода в Ифрикийу, заметил: «Если бы ты ел и молчал, было бы лучше для тебя. Ты был в походе на Ифрикийу вместе с нами, и было у тебя меньше, чем у нас, средств, и рабов, и помощников и меньше багаж, но тебе сын Аффана дал хумс Ифрикии и назначил собирать садаку, так что ты брал имущество (мал) мусульман». Марван не принял упрека и пожаловался Урве б. аз-Зубайру: «Нагрубил он мне, а ведь я относился к нему с уважением и почтением» [+50].

Брату Марвана, ал-Харису, Усман поручил надзор за базаром Медины, и тот, используя свое положение, стал покупать привозной товар по принудительной цене и продавать по рыночной; более того, на базаре, который со времен пророка был беспошлинным, начал брать плату за место. Мединцы требовали освободить их от такого надзирателя за торговлей, но халиф остался глух к жалобам [+51].

Удивляться беззастенчивому присвоению этим семейством общинной собственности и нарушениям принятых в мусульманском обществе норм не приходится: оно долгое время находилось в опале и, вдруг оказавшись у вершины власти, стало наверстывать упущенное, к тому же сдерживающие нормы, выработанные мусульманской общиной до завоевания Мекки и за последующие 15 лет, которые ал-Хакам провел в ссылке, были чужды его семейству или же оно просто игнорировало их в отместку за долгое унижение.

Несколько лет неограниченной власти оказали влияние и на Усмана: он стал относиться к управляемому им государству как к личной собственности. В обществе с монархической традицией это воспринималось бы и господствующим классом, и остальными подданными как нечто само собой разумеющееся, но мусульманское общество еще хранило традиции общины, основанной на равноправии ее членов. Тысячи воинов, помнивших времена пророка, и их сыновья воспринимали государство, созданное силой их оружия, ценой их крови и смерти их сородичей, как общее достояние и не могли смириться с узурпацией власти небольшой группой родственников халифа, да еще с запятнанным прошлым.

Болезненнее всего воспринимали этот сдвиг люди, которые сами поставили над собой такого халифа. Они не были обделены материально и получали из казны щедрые дары, но предпочли бы, чтобы такие же дары не доставались бывшим врагам пророка, а главное — выбирая халифа, они надеялись оставаться, как при его предшественниках, ближайшими советниками. Приблизив к себе ал-Хакама и его сыновей, Усман оттолкнул от себя наиболее уважаемых людей мусульманского сообщества.

Когда Абдаррахман, Али, Талха и аз-Зубайр пришли увещевать Усмана, подарившего Са’ду б. ал-Асу 100000 дирхемов, халиф будто бы ответил: «Он родственник, связанный [со мной] кровными узами». — «А разве у Абу Бакра и Умара не было близких и кровных родственников?» — спросили они. На что последовал ответ: «Абу Бакр и Умар проявляли благочестие [+52], отстраняя своих родственников, а я проявляю благочестие, награждая близких». — «Ей-богу, их поведение нам милее, чем твое поведение». — «Ничего не поделаешь» [*3], - ответил им Усман [+53].

Сомнительно, чтобы Усман так неприкрыто цинично ответил старым сотоварищам. Перед нами, скорее всего, исторический анекдот, в котором отразилось расхожее мнение о том, как должен был ответить Усман в свете его политики, тем более что сходные высказывания приписываются Усману в связи с совершенно иными ситуациями [+54]. Однако не приходится сомневаться, что старые соратники пытались его увещевать, и что в каком-то случае он высказался в таком роде.