– Так значит, Лиз и Кэти обе были…
– Ведьмами? Да. – Келли вздохнула. – У каждой женщины есть ведьмовской дар, Кит Касвелл, но некоторые едва проходят по весовой категории. Как ты.
Кит кивнула.
– Ничего я не умею. Никакого второго зрения или шестого чувства. Миссис К. обожает свои спиритические сеансы, но я подозреваю, что на самом деле ей нравятся портвейн и печенье, которое там подают. Иногда мне кажется, что мать что-то такое видит, но, думаю, это от опиума.
– Твоя мать подходит, – негромко сказала Мэри Джейн и сменила тему до того, как Кит успела спросить, что она имеет в виду: – Что собираешься делать теперь, Кит Касвелл? Ты сказала, что поможешь.
Кит не ответила. Мэри Келли смотрела на девушку, и ее лицо становилось все мрачнее.
– Ну?
– Что я могу сделать? Я позволила умереть двум женщинам прошлой ночью. Что от меня толку? Что я могу изменить? Мы ничего о нем не знаем, у нас нет никаких улик, никаких версий. – Кит пожала плечами.
Келли по-королевски надменно поднялась с кресла.
– Когда закончишь ныть, найди меня. Твоя жалость к себе никому не поможет. А он на шаг приблизился к цели. Так что не кисни слишком долго.
Кит проводила ее до двери и стояла на крыльце, пока Мэри Джейн не исчезла в темноте улицы, повернув за угол. И продолжала стоять, обхватив себя руками, будто ожидая, что гостья смягчится и вот-вот вернется.
Она не чувствовала такой беспомощности и безнадежности, даже когда матери стало хуже, – тогда она знала, что нужно делать, это было не только очевидно, но и необходимо ради выживания. Сейчас же она не могла даже понять, откуда следует начинать в этой истории с ведьмами Уайтчепла.
Стоя на холодном вечернем воздухе, Кит не сразу, но заметила, что за ней следят. Она осмотрела окрестности, вглядываясь в углы, переулки, проходы между домами в надежде разглядеть кого-нибудь, и, никого не увидев, решила, что это, вероятно, Мэри Джейн Келли смотрит на нее из темноты. Но даже вернувшись в дом и заперев дверь, она не почувствовала себя в безопасности.
Войдя в гостиную, чтобы согреться у огня, Кит сразу задернула занавески, прячась от любопытных глаз. Она стояла у камина, протянув руки к пламени, когда услышала, как заскрежетала крышка щели для писем, правда, совсем тихо, будто кто-то пытался не шуметь. Затем что-то упало на ковер.
Выскочив босиком в коридор, Кит увидела лежащий на ковре конверт – плотный, весьма дорогой, запечатанный красным сургучом, но без штемпеля, без какого-либо намека на то, кто его отправил. Кит задумалась, не вернулась ли Келли, чтобы отдать его, но потом поняла, что даже не знает, умеет ли Мэри Джейн читать и писать.
Кит отперла замки, сняла цепочку и распахнула дверь в надежде увидеть человека, доставившего письмо, но к тому времени, как она это сделала, улица была уже пуста. Кит замерла на пороге, осматриваясь, пытаясь понять, правда ли она чувствует на себя чей-то взгляд или же ей это мерещится. Но все, чего она добилась, – убедилась в том, что никакого шестого чувства у нее нет.
– Кэтрин?
Из кухни послышался голос матери, но сама она не вышла, так что Кит подняла конверт и спрятала его в рукав ночной рубашки. Она закрыла и заперла дверь – ушиб снова дал о себе знать, так что движения ее были замедленными.
– Да, мама?
– Иди сюда и поешь, если тебе лучше. Ты, должно быть, умираешь с голоду.
Кит подумала, что аппетит вряд ли когда-нибудь к ней вернется, но в ее интересах было убедить мать, что в их доме снова все нормально.
– Да, мама, – ответила она. Письмо будто жгло кожу, его следовало побыстрее спрятать. – Я только возьму халат.
VIII
Кит подумала, что Уоткинс выглядит хуже, чем она себя чувствует. На фоне синего цвета мундира его бледность была особенно заметна, а круги под глазами делали его похожим на труп, который, отказываясь верить в свою смерть, продолжает ходить среди живых. По дороге на Леман-стрит она заметила констебля, который брел по Коммершал-стрит в свете того, что в Лондоне сходило за утреннее солнце, и остановилась поговорить с ним.
– Ты в порядке, Уоткинс? – спросила она, и юноша споткнулся, как пугливая лошадь. Он уставился на Кит, словно не узнавая, и лишь потом, опустив плечи, расслабился.
– А-а, это ты, – пробормотал он, глядя сквозь нее.
– Ты нашел вторую жертву? Эддоуз?
Уоткинс кивнул.
– Ее зарезали. Порезали на куски. – Констебль всхлипнул. – Почему ты не поймал его? Ты был рядом, Касвелл, почему ты просто не поймал его? Тогда бы он не… я бы не…
Кит замерла в ужасе, охваченная чувством вины и беспокойством за Уоткинса, который стоял перед ней посреди улицы и всхлипывал, как маленький ребенок, в то время как мимо шли и шли люди. Она не могла обнять его, как обняла бы Луция, не могла уйти и уж конечно не могла велеть ему подобрать сопли и вернуться к работе. Она не хотела даже думать о том, как поведет себя Эйрдейл, когда увидит юношу в таком состоянии. Интересно, что он сказал в ту ночь, когда они служили приманками, и где был в момент, когда Уоткинс нашел Кэти Эддоуз?
– Я… я пытался, Нэд. Я правда пытался, – виновато сказала она.
Уоткинс с некоторым трудом сглотнул.
– Я вижу вторую. Она мерещится мне с тех самых пор, как я ее нашел. А этим утром рядом с ней появилась новая, прямо у моей кровати. Они ничего не говорят, просто стоят и смотрят на меня. – Он схватил Кит за плечи так, что та едва не потеряла сознание от боли. – Чего они хотят? Я должен заставить их уйти!
Кит вывернулась, чтобы его пальцы не впивались в раненое плечо.
– Нет! Нед, иди домой. Тебе нужно отдохнуть.
– Я не могу спать, – ответил он. – С тех пор, как наткнулся на Темную Энни. А Эйрдейл смеется и смеется надо мной, говорит об этом все время, говорит, что их легко было разделать, не сложнее, чем корову…
– Нет, – повторила Кит и, положив руки ему на плечи, заставила посмотреть себе в глаза. – Нед, иди домой. Я поговорю с инспектором, скажу ему, что ты болен.
– Ты не должен ему говорить! Он подумает, что я свихнулся, и потом все будут об этом говорить. Эйрдейл…
– Чертов Эйрдейл не узнает, черт возьми! – воскликнула Кит. – Нед, я просто скажу Самому, что ты заболел, что ты съел что-то и тебе плохо. И все. Просто живот прихватило, дружище, да? Такое со всеми бывало после пирогов в «Стаут Эггис».
Она кивнула, и Уоткинс повторил ее жест – «Стаут Эггис» была олицетворением вкусной, но иногда опасной для употребления еды, от которой хотя бы раз пострадал каждый местный констебль.
– Болен, – повторил он. – Разболелся живот. Тогда все в порядке, правда?
– Конечно, в порядке, Нед. Давай иди.
Она смотрела, как он уходит, едва волоча ноги от усталости и страха. Кит подумала, не стоит ли рассказать Мейкпису правду о состоянии юного констебля, но решила этого не делать. Она ведь пообещала. Кроме того, не хотелось, чтобы эта информация дошла до Эйрдейла, а так бы и произошло, учитывая, сколь проницаемы стены участка для разнообразных слухов, болтовни и правды. Даже другие копперы не упустили бы возможности жестоко подразнить парня, а уж Эйрдейл… С Эйрдейлом было что-то не так, в нем было что-то злое, язвительное, то и дело выныривающее на поверхность. Кит не хотела подвергать этому Уоткинса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});