молитву перед уроком. И не обиделся.
— … Ты говоришь, твои друзья сидят в лагере?
— Да. А давай, соберемся, пойдем и освободим их! Ты хорошо стреляешь, если взять еще несколько человек, мы перестреляем всю охрану и освободим их!
Но Ли только покачал головой
— Не выйдет.
— Но почему?
— Там живут драконы…
Как оказалось, в обязанности подростков входила рыбалка и помощь взрослым мужчинам — земледелием занимались женщины. Идя проверять садки, они говорили друг с другом, радуясь новообретенной дружбе…
— Кого ты называешь драконами. Там нет никаких драконов
— Есть.
— Но драконов не существует.
— Как не существует, если я сам их видел. Мой отец, в честь которого я назван, прилетал к нам на одном из них.
— Отец? Ты кстати крещеный?
Вместо ответа, Ли достал простенький крестик на цепочке
— Но я тоже.
— Я знаю. Отец сказал, что на тебе есть крестик. Значит, ты наш брат[118].
— Значит, ты веришь в Иисуса Христа.
— Да, верю.
Ошеломленный Борька понял, что значит дракон в понимании — местных — вертолеты! Это вертолеты!
— Эти драконы — они там живут, да?
— Да. Раньше драконы были хорошими, на них прилетали американцы. Но теперь американцев нет, и драконами завладели другие люди. Если потревожить драконов — они прилетят, и будут изрыгать огонь. Но это не самое худшее
— А что самое худшее
— Хуже если пойдем дым. Если прилетит дракон не с огнем, а с дымом — то все умрут. Дышать будет нельзя. Этот дым убивает, спасутся только те, кто около воды — там можно спрятаться.
Потом они пошли на рыбалку.
Как оказалось, приемы рыбной ловли у племени мало чем отличались от русских, только браконьерских. Это называлось «телевизор», если егерь узнал бы что ловят телевизором, пришлось бы месяц работать бесплатно на общественных работах. И это если первый раз — потом можно и в тюрьму попасть.
Но здесь егерей не было.
Борька держал корзину — а Ли выгружал в нее улов. Потом они, держа корзину каждый за свою ручку, поволокли ее обратно в лагерь.
— Слушай, а тебе сколько лет?
— Шестнадцать…
Борька удивился — никогда не дал бы больше четырнадцати. Все-таки он еще слабо знал Азию — здесь человек может в тридцать выглядеть на пятьдесят и наоборот, у азиатов сложно по виду определить возраст
— А ты разве не должен учиться?
— Я уже научился.
— …
— Разве мы не несем с тобой полную корзину рыбы? И разве я не умею стрелять лучше тебя?
— Да… наверное.
— Ваше образование здесь никому не нужно. Но я благодарен моему отцу за, то что он научил меня его языку. Я верю, что однажды он вернется, он и его товарищи.
Как же так… ведь получается, американцы здесь были враги… кстати и мы тоже. Но почему они ждут, что американцы вернутся
— А как называется это место?
— Никак не называется.
— Но оно же должно как то называться.
— А зачем?
Корзина оттягивала руки, и они поставили ее на землю, чтобы отдохнуть
— Мы знаем про ваш мир, но не нуждаемся в нем. Если это место как то назвать — сюда придут фуни[119] и убьют всех.
— А зачем им вас убивать?
— Они убивали нас тысячу двести лет. Почему они должны перестать убивать?
— Вы воюете тысячу двести лет?!
— Мы не воюем, брат. Они пытаются нас убить, а мы убиваем их.
— Но ведь…
Борька не мог представить себе, как это — война тысяча двести лет. Никто не ведет войну столько. В школе они проходили войну Алой и Белой розы — она длилась примерно тридцать лет, война между Йорками и Ланкастерами, уничтожившая древние рыцарские роды подчас целиком. Война между Англией и Францией, закончившаяся изгнанием англичан с континента — длилась сто двадцать лет. Но здесь…
Как можно воевать тысячу двести лет?
— Но почему вы воюете?
— Они хотят, чтобы нас не было.
Ли поднял корзину со своей стороны — и Борька понял, что отдых закончился.
Как, оказалось, чистить рыбу было занятием тоже мужчин, и вот тут вот Борька показал себя во всей красе. Живя рядом с Тихим океаном — он с детства умел потрошить и чистить любую рыбу. Местные большинства приемов не знали — и к концу на него сбежались смотреть все свободные мальчишки племени. Он дал показательный урок по приемам чистки рыбы — и тем самым значительно поднял свой авторитет в племени, потому что любой кто умел что-то делать лучше других — пользовался здесь авторитетом.
Вечером пришли мужчины, принесли подстреленную свинью. Свинья была странная, от нее пахло тиной[120]. Тут Борька снова блеснул умениями — шашлык в селении никто не умел делать, хотя у них было и что-то вроде кефира, и плоды наподобие лимонов, в соке которых можно замариновать мясо.
Центральный Индокитай. Река. 20 июня 1979 года
По реке — местные плавали на чем-то вроде индейских пирог, только намного больше по размерам и сделанных из бамбука. Были даже пироги — катамараны с навесом между двумя пирогами. Местные называли их джонками.
Рыбу к его удивлению здесь не солили— местные почти не использовали соль. Ее перевозили в своего рода контейнерах из старых палаток или автомобильных покрышек, наполненных водой, и в воду добавляли тертые листья какого-то дерева, которые делали рыбу сонной и почти недвижимой.
Борьку одели в костюм, какой носили местные, женщины нанесли на лицо какую-то противную, липкую смесь. Он должен был лежать на носу одной из джонок и при появлении чужих стонать, изображая болезнь.
Провожать мужчин едущих в город, вышло все племя…
Перед поездкой — Ли отозвал Борьку в сторону и сунул ему в руку какой-то сверток из грубой парусины. Борька развернул парусину, там был настоящий армейский десантный нож Ка-Бар.
— Зачем? Я не возьму.
— Это не тебе — пояснил ли — как только ты доберешься до своих, прошу, найди моего крестного и передай этот нож. Скажи, что я и все наше племя помним его и ждем, когда он вернется…
— Но как я найду его?
— Там табличка. На ней его имя.
Ли смотрел прямо и требовательно, и Борька кивнул
— Обещаю. Честное слово.
Как это он сделает — он не знал. Но знал, что если нарушить честное слово — наступит конец света.
Грести почти не приходилось. Река несла к цели сама, баюкая могучим течением.
Борька был на самом носу джонки и не мог не осматриваться — просто из любопытства. Увиденное поразило его. Имперский мальчишка,