пара.
— Ваш дом, граждане, до тех пор, пока вы остаетесь с нами, — сказал Валгриф. — Вы можете обедать здесь, в большом зале или в любом другом месте, которое вам понравится. И, конечно, вы можете свободно расхаживать по всему Уларамиту.
Пазел встал в центре большой общей комнаты. Его нога пульсировала так сильно, что он весь покрылся потом, но радостное, похожее на сон чувство было сильнее, чем когда-либо. Он думал об Ормаэле. И, когда огляделся по сторонам, внезапно понял, почему. Комнаты были до жути похожи на дом, в котором он родился: та же простота, тот же свет и теплота. Он повернулся к сестре, и она кивнула, потеряв дар речи. Обеденный стол был размером с их старый обеденный стол и придвинут вплотную к окну, как и любила их мать. Сзади был даже внутренний дворик с небольшим раскидистым деревом.
— Это не апельсиновое дерево, — сказала Неда.
В Ормаэле солдаты изуродовали ее дерево, сломали ему ветки, забросали апельсинами окна дома. Потом они взялись за Неду. Пазел сжал ее руку, ожидая, что она ее отдернет. Но она этого не сделала. Она даже сжала его руку в ответ. Тогда Кайер Виспек сказал: «Почему это должно быть апельсиновое дерево, сфванцкор?» и Неда отпустила руку Пазела, как будто обожглась.
Герцил поставил Нилстоун рядом с Рамачни. Он отстегнул Илдракин, наклонился и сорвал с себя испорченные ботинки. Затем он сполз по стене и вздохнул; Пазел подумал, что никогда не слышал от воина звука, даже отдаленно похожего на этот. Глаза Рина, он позволил себе расслабиться. Впервые с тех пор, как они встретились на дальней стороне Алифроса, Герцил никого не защищал. Его глаза закрылись, нежные и безмятежные. У него был выходной. Это делало его похожим на обычного человека.
Женщины перешли в задние комнаты, чтобы раздеться. Один из врачей разрезал левую штанину брюк Пазела, который стоял и думал о Дасту в горах, где охотились хратмоги и свирепствовал маукслар. Не забывайте о внешнем мире.
Глава 11. ИЗ ПОСЛЕДНЕГО ДНЕВНИКА Г. СТАРЛИНГА ФИФФЕНГУРТА
Понедельник, 11 халара 942.
Великая & смертоносная империя Бали Адро — куда она делась? По сей день мы не видели ни одного корабля, кроме того летящего обломка, ни фортов с гарнизонами на островах, кроме нескольких сожженных & заброшенных. Мы ожидали, что будем пробиваться с боем на Дикий Архипелаг; вместо этого мы скользим вдоль него, даже не замечая имперских сил. Только далеко на юге & на западе, на краю горизонта, мы все еще видим эти вспышки, а позже слышим громкое бум, похожее на накатывающуюся волну. Иногда также наблюдается жуткое мерцание, которое заставляет длому указывать на что-то & перешептываться между собой. Я говорю Ложкоуху, что его люди кажутся более напуганными, чем мои. Он согласен. «У их страха есть лицо, — говорит он. — Женское лицо, смотрящее на них из-под белого капюшона». Я знаю, кого он имеет в виду, но может ли она быть силой, стоящей за этими мощными разрядами? Неужели она сильнее, чем когда-либо был Арунис?
Пока он стоит рядом со мной, я задаю еще один вопрос, который не дает мне покоя, но на этот раз я могу только прошептать:
— Ты ремонтировал «Чатранд», когда он был в сухом доке?
— Я присутствовал, — говорит он, кивая.
— Тогда скажи мне: у нас, что, сломался киль, забери его морские дьяволы? Неужели мы плывем со сломанным позвоночником?
Он качает головой, & я испускаю глубокий вздох облегчения.
— Но, конечно, трещина была, — добавляет он. — Я сам ее видел. Она была в середине судна, почти в самой низкой точке киля.
— Вы залатали вонючий киль?
Его глаза смотрят налево & направо.
— Вовсе нет, — бормочет он наконец. — Вот это & странно. Трещина закрылась сама по себе. Когда мы вернулись, она исчезла — полностью само-герметизировалась, как будто дерево было живой плотью, но даже лучше, чем плоть, потому что трещина зажила без шрама. Даже мастера-корабелы не смогли снова найти это место. Но знаешь ли ты, что еще странно? Эта трещина... кровоточила.
— Кровоточила?
— Да, то короткое время, когда была открыта. Как молодая заболонь. Я сам это видел: тонкий красно-золотой нектар. Когда трещина исчезла, на киле все еще оставались красные капли.
Нектар из шестисотлетнего дерева. Трещины, которые заживают сами по себе. Если бы мне были нужны еще больше доказательств того, что Серая Леди не похожа ни на один корабль на плаву, то теперь они у меня есть.
Дикий Архипелаг обширен & разнообразен, как большая тарелка, упавшая на камень & разлетевшаяся на тысячи осколков. Эти обломки разбросаны по обширному морскому пространству, большему, чем все воды, на которые претендует Арквал & где многие отважные моряки провели всю свою карьеру. На карту нанесена только южная треть Дикого Архипелага, & мы приближаемся к концу этого региона. Впоследствии мы будем зависеть от того, что принц Олик набросал еще в Масалыме, & от замечаний, которые он сделал нашему мастеру парусов.
Мы изо всех сил разыскиваем Стат-Балфир. У нас есть наброски курсов, которые ведут из этого острова в никуда: они сфабрикованы много лет назад лордом Талагом только для того, чтобы заманить нас туда. И теперь Крысси узнал, что Талаг & его клан все еще на борту, все еще ждут, когда мы доберемся до их родины, ждут момента, чтобы нанести новый удар. Как они это сделают? Что они будут пробовать? Крысси считает, что в Талаге еще есть что-то хорошее, & что наша лучшая надежда — обратиться к нему. Лично меня не интересует сочетание хорошего & плохого в этом парне. Но я знаю одно: мужчина, который смог посвятить всю свою жизнь разработке & осуществлению такого безумного & блестящего плана, способен на все, включая массовое убийство. Если в его план входит отравление нас всех при высадке на сушу — он это сделает.
Просто ждать этого момента было бы безумием. Мы должны каким-то образом предупредить Роуза & надеяться, что он будет в своем уме, поверит нам, а затем будет достаточно вменяем, чтобы повернуть назад. То, что для этого потребуется бросить вызов Сандору Отту, само собой разумеется, & не только со стороны Роуза. Хаддисмал будет вынужден выбирать между ними — & до сих пор, когда бы ни возникал выбор, он был на