Смена имен была мне не в новинку. В моем мире все меняли имена, когда убегали от долгов или приставов.
– Они пришли с норманнами. Когда Вильгельм Завоеватель вторгся в Англию, – сказал Уилл.
Я кивнула с пустым лицом. Мне было стыдно, что я ничего не знаю.
– Они бились за эту землю? – спросила я.
– Еще как, – ответил Уилл. – Даже могу показать где. Это место называют Полем Боя, и пахари по-прежнему то и дело вытаскивают на поверхность кости и куски доспехов. Они бились три дня – жители деревни с Ле Сеями – и битва кончилась только тогда, когда все погибли.
– Тогда откуда ты взялся? – тут же спросила я.
Уилл улыбнулся.
– Все погибли, кроме одного человека из моего рода, – сказал он.
Его карие глаз поблескивали, но лицо было серьезным, словно он говорил правду.
– Он нарочно спасся, чтобы основать династию Тайяков. Спасся в битве, благодаря особому умению.
– Сражаться? – спросила я.
– Убегать! – ответил Уилл и рассмеялся. – Это все давнее прошлое, Сара, никто толком не знает, что к чему. Как бы то ни было, Лейси отвоевали землю у народа и держали при себе. До сих пор. Но Тайяки здесь всегда жили. А теперь это мой дом.
Я услышала в его голосе любовь и гордость, и мы остановили лошадей, чтобы я осмотрелась не спеша.
Улица была широкая, довольно чистая, в пыли на дороге рылись несколько кур. Возле домов на северной стороне дороги качались в садах толстые зеленые бутоны нарциссов, землю усыпали примулы и фиолетовые крокусы. Возле одного дома сидела в саду женщина и чистила картошку в тазу, стоявшем у нее на коленях, а к ней ковылял малыш с обрывком листочка в руке, и лицо его светилось радостью нового открытия.
Последней в ряду домов стояла церковь. Старое здание со шпилем из камня поновее. Перестроена, как сказал Джеймс. По другую сторону дороги на улицу выходили дворы домов. Двор возчика, в котором чинили фургон, дом сапожника, у окна которого сидел, скрестив ноги и склонив голову, сам сапожник. Кузница, а возле нее привязана крупная ломовая лошадь. Двор кровельщика, где была сложена стопками древесина, оставленная на просушку, и лежали под соломенной крышей, укрывавшей их от дождя, связки тростника. Выглядела деревня ровно тем, чем и была – оживленной процветающей деревенькой, домов на тридцать.
– Большинство народа сейчас в поле, работает, – сказал Уилл. – Я подумал, вы захотите осмотреться, пока все не бросились с вами знакомиться.
Я окинула взглядом улицу. Сапожник смотрел на нас, но когда увидел, что я глянула в его сторону, помахал рукой и снова склонил голову, словно и не подглядывал. Женщина в саду подняла голову и улыбнулась, но не прервала работу.
– Я сказал им, что вы приедете с ними встретиться после воскресной службы, – сказал Уилл. – Подумал, вам понадобится время, чтобы осмотреться и собраться с мыслями, прежде чем вы станете с ними говорить.
Я кивнула.
Деревня меня злила, хотя я этого и не показывала. Она была такой основательной. Казалось, эти люди укоренились здесь много лет назад, как деревья. А меня носило, как репей, я все искала, куда приткнуться, где пустить корни.
– Сколько их здесь? – спросила я.
– Вместе с мелкими фермерами, которые сами владеют полями и платят аренду, и со сквоттерами, которые поселились на выгоне и заявили права на землю, что-то около трех сотен, – сказал Уилл, с улыбкой глядя мне в лицо. – Но вы их редко будете видеть всех вместе. Немногие ходят в церковь, теперь, когда это не обязательно. Вы просто пройдете по церковному проходу к скамье Лейси, чтобы все вас хорошенько рассмотрели, а потом выйдете, и я вас познакомлю, с кем захотите. Викарий, скорее всего, пригласит вас на воскресный обед, так что и он вам о деревне расскажет.
Я согласилась. Пять новых знакомств привели бы меня в ужас, но пройти по церкви, когда все на тебя пялятся, это просто представление, вроде езды без седла. Я подумала, что будь у меня подходящий костюм и время поупражняться, я бы этот трюк исполнила.
Уилл увидел, каким жестким стало мое лицо.
– Вам это не обязательно делать, знаете, – ласково сказал он. – Если у вас где-то есть друзья, с которыми вы предпочтете быть рядом, или жизнь, которой хотите жить, вы можете просто опять уехать. Мистер Фортескью распорядится, чтобы вам высылали деньги. Вам здесь не нужно жить, если вы не хотите. Поместьем хорошо управляли, пока вас не было, и ничего не придется менять, если только вы сами не захотите остаться.
Я опустила глаза, чтобы он не видел, какая ярость в них загорелась, когда он предположил, что я могу уехать. Мне некуда было ехать. Я стремилась сюда всю жизнь. Если здесь мне не найдется места, я пропаду. Ее у меня больше не было; если я лишусь еще и Широкого Дола, я стану просто бродяжкой.
– Где твой дом? – спросила я.
Он указал на тропинку, уходившую вправо.
– Вон там, – сказал он. – Стоит в стороне от главной улицы, лицом к заливному лугу и реке. Я приехал к тетушке, когда с моим двоюродным братом Тедом три года назад произошло несчастье во время пахоты. Ей нужно было с ним помогать. Когда он умер, я остался. Вот так я и стал тут за все отвечать, хотя и молод для такой работы. Тед был деревенским старостой, и все решили, что я могу занять его место. Тайяки всегда были важной семьей в этой деревне. Они положили в церковную стену камень, старше которого в церкви нет.
Я видела дымовую трубу и крышу с каменной черепицей. Дом, судя по всему, был лучшим в деревне. Больше его разве что дом священника.
– А где ты жил прежде? – спросила я.
Уилл улыбнулся.
– Недалеко, – сказал он. – Прямо по этой дороге, в поместье Гудвуд. Работал в конторе бейлифа, так что и к фермерству привык, и к ведению книг.
– Женат? – спросила я.
Уилл слегка покраснел.
– Нет, – неловко ответил он. – И девушки нет. Была, но не захотела жить в деревне. Хотела пойти в услужение, и чтобы я с ней пошел. Я с лошадьми хорошо управляюсь, и она хотела, чтобы я пошел в кучера к Хейверингам. А я не захотел уезжать из деревни. Я ее не брошу ни ради какой девушки, будь она хоть первой красавицей. Так что она уехала без меня. Прошлым летом. У меня с тех пор ни с кем ничего серьезного не было.
– Вот этой дорогой доберемся до холмов, – сказал он и, развернув лошадь, поехал прочь от церкви по узкой тропе, поднимавшейся на холм.
Лошади шли по тропе бок о бок, но я отпустила поводья и позволила Морю ускорить шаг, чтобы опередить Уилла и поехать одной, не показывая ему своего лица. Поющий шум в голове, который я услышала, впервые попав в эти края во тьме и холоде, озаренная лишь луной, стал громче. Я ехала по тропе, которую много раз видела во сне. Мы оставили позади поля, вокруг нас смыкались тихие буки. Копыта лошадей тихо ступали по сырой земле и опавшим листьям. Уши Моря были обращены вперед, к кругу яркого света, где кончались деревья, и мы должны были выйти… выйти куда?