«Ну конечно. Тут нельзя открывать стрельбу. Это мгновенно привлечет внимание караульных на Стене, и они бросятся сюда, а эти разбойники здесь явно не ради того, чтобы просто арестовать меня».
Один из пяти оставшихся мужчин сделал шаг вперед, размахивая ножом для колки льда.
— Ода-на-мзы, — сказал он, после чего вынул изо рта кинжал и сплюнул. — Я сказал, отдай нам алмазы, Летчик.
Алмазы! Мешочек, который выпал у него в прошлый раз! Он оставил след.
— Биллтоу… — хриплым от ненависти голосом прорычал Конор.
Тюремный охранник струсил.
— Кто ты? Что имеешь против меня?
«Биллтоу погибнет первым, — подумал Конор. — По крайней мере, этого у меня не отнять».
Его руки молниеносно метнулись к ножнам на бедрах и выхватили две боевые сабли.
— En garde! — воскликнул Конор и ринулся вперед.
Ветер подхватил планер, удлинив его шаги, и Биллтоу, полагавший, что находится на безопасном расстоянии, внезапно оказался лицом к лицу с Летчиком.
Он попытался сделать ответный ход, не единожды испытанный в пьяных драках, — коварный удар сбоку ножом для колки льда, — но каким-то образом его оружие оказалось отброшено в сторону.
— Стыдно, monsieur, — сказал Летчик. — Выходить на бой с кухонным приспособлением!
Конор нанес рубящий удар, его сабля глубоко вошла в бедро Биллтоу. Тот взвизгнул и зажал обеими руками рану, сдерживая хлынувшую из нее кровь. Больше он не представлял собой угрозы.
«Даже сейчас мне не хочется убивать его, — осознал Конор. — На свете есть лишь один человек, которого я могу убить».
Позади послышался шелест: оттуда приближались двое.
«Осторожничают. Странная одежда пугает их».
Неожиданно ветер подхватил крылья, и вдобавок Конор с силой подпрыгнул. Мужчины оказались под ним, и он обрушил на них удары сапог и сабель. Вскоре с обоими было покончено. Нет, он не стал убивать их, но уж точно отбил охоту устраивать засады в лунном свете.
Остались двое. Один трясся, другой осторожно кружил вокруг Конора, дожидаясь удобного момента, выискивая его слабые стороны. Это был Пайк; казалось, он полон решимости не отступать.
— Давай сначала ты, парень. — Он подтолкнул своего товарища в сторону Конора.
Бедняга едва успел вскрикнуть, прежде чем без чувств повалился на землю, сваленный ударом сабельной гарды.
— Только ты и я, Летчик. — Пайк вроде бы беззаботно улыбался, хотя на самом деле внимательно разглядывал Конора, его позу, мускулы, оружие в руках и на поясе. Потом потянулся к пистолету. — К черту! Придется рискнуть с караульными на Стене.
Конор опередил его; миг — и саблю в его правой руке сменил револьвер.
— Караульные могут услышать мой выстрел, а могут и нет, monsieur. Выбор за тобой.
Пайк по-прежнему не собирался отступать, и Конор выстрелил. Пуля просвистела мимо уха. Охранник упал на колени, временно оглушенный, выронив пистолет.
— Предупредительный выстрел. Следующий проделает в тебе дыру.
Пустое. Пайк не мог его слышать. Он зашарил по траве в поисках пистолета.
— Брось пистолет, — сказал Конор. — У меня преимущество перед тобой.
Однако Пайк то ли все еще не слышал, то ли не хотел слышать и вскинул пистолет. Его намерения не оставляли сомнений. Конор выстрелил ему в плечо. Обшитая медью пуля отбросила охранника, визжащего, точно сипуха, на гребень холма.
Выстрелы, крики, и все это ночью! Шум определенно привлечет внимание караульных на Стене. Конор перепрыгнул через гребень и присел позади него на корточки. Наверху на Стене погасли три лампы. По правилам так и полагалось действовать. При первых признаках беспорядка караульные должны были погрузиться во тьму, чтобы не стать мишенью для нападающих. Над Стеной взлетели с полдюжины сигнальных ракет, окрасив залив резким красным светом.
Пора уходить. И побыстрее, до того как сигнальные ракеты опустятся достаточно низко чтобы высветить ялик. Конор сложил крылья и, согнувшись вдвое, побежал к маленькому судну. Аккуратно складывать планер времени не было, и несколько нервюр с треском сломались, когда он засовывал его под сиденье.
«Не важно. В башне целый склад деревянных нервюр. Другое дело — мои собственные ребра. Их так легко не заменишь, если они пострадают от пули».
Он принялся толкать ялик к воде, царапая килем по камням и песку. Сейчас крики доносились сзади — это караульные высыпали из ворот и мчались вдоль береговой линии. Некоторые верхом. Лай охотничьих собак далеко разносился над поверхностью моря.
«Собаки! Быстро же дозорные спустили своих гончих».
Конор прыгнул в ялик; сила инерции отнесла его в море. Он вытащил мачту из держателя и положил ее на доски: так меньше заметно с берега. Холодная вода заплескивала нос судна, брызгала в лицо, и Конор был рад этому. Сердце глухо билось в ушах, словно далекий барабанный бой.
«Лучше бы я был ученым. Причинять зло не доставляет мне удовольствия».
«Даже Биллтоу? Тебя не радует, что ты ранил его?»
Конор отмахнулся от этого вопроca; еще будет время разобраться со своими сомнениями.
«Ты снова станешь ученым. В Америке. Новая жизнь, новые изобретения, новый дом, новые друзья и, возможно, новая девушка, которая не будет напоминать тебе Изабеллу».
Конор постарался сосредоточиться на гребле. Стоило ему хотя бы подумать о девушках, как в сознании возникал образ Изабеллы.
Итак, океан. Сейчас Конор был уверен, что он в безопасности. Крепкое маленькое судно быстро уносило его прочь. Ялик послужил хорошо.
Большой Соленый стал уже темным, клиновидным, быстро удаляющимся холмом. Биллтоу назвал Конора Летчиком. Ну, с этим покончено. Планер лежал под сиденьем с неловко сложенными крыльями, словно разбившаяся птица.
«Не важно. Таинственный летчик больше не будет летать».
Стала видна башня Мартелло, на верхнем этаже горел фонарь. Маяк, который приведет его домой. Конор улыбнулся.
«Линус простил меня», — подумал он.
И потом:
«Надеюсь, я получу свой горячий шоколад».
ГЛАВА 17
Запутанные сети
Два часа спустя Артур Биллтоу сидел в офисе маршала Бонвилана на ящике из-под фруктов, зажимая края своей раны. Штаны у него промокли, маленькие струйки крови в такт сердцебиению выплескивались между пальцами.
В комнату вошел маршал Бонвилан, и струйки начали выплескиваться быстрее.
— Извини за этот ящик, Артур, — сказал Хьюго Бонвилан, усаживаясь за стол. — Но, видишь ли, парча кресел мне дороже твоей жизни.
— Мм… конечно, маршал, — запинаясь, произнес Биллтоу. — Я истекаю кровью, сэр. Думаю, рана серьезная.