Мария со своим превосходным инстинктом самосохранения вдруг поняла, что только этот страшный человек, этот Пепито с пылающими черными глазами, отделяет ее от смерти, подобной кончине Хуана Энрике. Все прочие смотрели на нее с ненавистью. Мария вдруг поняла, что выстрелил в Хуана Энрике тот, коротенький и толстый индеец. Что же делать? Надо спасать себя. Она потеряла шанс стать богатой дамой, но зато можно уцепиться за шанс остаться в живых. Волосы ее встали дыбом, когда она заглянула в эту бездну ненависти в их глазах. Она медленно опустилась перед Пепито на колени. Она покорно склонила голову, потом подняла ее и умоляюще поглядела в лицо Пепито.
Пепито смотрел на ее белую грудь и думал; она в моих руках; испанка, женщина этого захватчика. Я могу убить ее, могу помиловать.
Ощущение невиданного еще им могущества охватило Пепито. Она, такая манящая, волнующая его, была сейчас перед ним коленопреклоненной. Она умоляла оставить ее в живых. Испанка — умоляет его! Грудь Пепито распирало чувство превосходства и восхищения одновременно.
Все мужчины тоже начинали смотреть на Марию по-иному. Атмосфера в комнате сменилась; в каждом мужском сердце ненависть вытеснилась похотью и сластолюбием.
— Умоляю, — прошептала Мария, и слово с трудом слетело с ее пересохших губ. Ее сердце колотилось. Она старалась не смотреть в сторону мертвого тела Хуана Энрике.
Она страшилась глядеть на индейцев, кроме одного; все силы своих чар она направила на Пепито. На секунду слезы застлали ей глаза.
— Пожалуйста, — прошептала она, с ужасом наблюдая, как его глаза становятся холодно-жестокими. — Умоляю: не убивайте…
Пепито вытащил меч и занес над ней.
Мария закрыла глаза и отчаянно искала пути остановить его. Она протянула руку и коснулась его обуви. Он отодвинул ногу, и ее рука повисла в пространстве. Она с пылающим лицом убрала руку.
— Она моя, — услышала Мария; на минуту у нее от радости прервалось дыхание, но слабая улыбка тут же тронула ее губы.
«Моя», — рычал Пепито, и надежда наполняла сердце Марии.
Она подняла голову и обвела взглядом зеленых глаз лицо Пепито.
Удивление и влюбленность вспыхнули в его глазах, и он в упор встретил взгляд своего противника, призывавшего убить Марию. После времени, показавшегося Марии вечностью, противник Пепито пожал плечами и отступил. Он заткнул зачехленный нож за пояс.
Пепито протянул руку к Марии.
Она вложила свою трясущуюся руку в его. Рука Пепито была теплая, твердая. Он рывком поднял ее на ноги, и она весьма грациозно поднялась: жизнь вновь возвращалась к ней. В крови ее звучала песнь торжества. Она останется жива! Она будет управлять этим человеком — она выживет и здесь! И никто пальцем ее тронуть не посмеет!
Она станет управлять всеми ими!
Враг Пепито прищуренными глазами провожал их. Мария с Пепито вышли из комнаты. Ну что ж, он сам попробует, насколько она хороша. Только позже.
Глава 44
Были сумерки. Какая удача, что Хуан Энрике Дельгадо живет за городскими стенами, думал Пума. Пробираясь под стенами, но как можно дальше от них, у них был шанс остаться незамеченными. Внутри городских стен наверняка царили смерть и разрушение. В небе алели отблески адского пламени, что означало пожар в городе. Восстание началось.
Пума остановился на некотором расстоянии от города. Надо было попрощаться со Стефано. Он собирался тронуться на север, чтобы найти свое племя и рассказать им о событиях в Санта Фе. Пума поблагодарил Стефано за помощь.
К удивлению Пумы, чернокожий стянул с шеи тяжелое серебряное ожерелье с бирюзой и отдал Пуме.
— Прими это ожерелье и мою благодарность, — сказал Стефано.
— Благодарность? За что? — изумленно спросил Пума. Он был очарован красотой ожерелья. Серебро — тяжелое, изумительной работы, а бирюза была чиста, без малейшего изъяна.
— За то, что дал мне возможность взять свое у этого испанца, — Стефано указал на завернутые в одеяла аркебузы, навьюченные на лошадь. — Я должен благодарить тебя за это оружие. Оно принесет свободу моему народу — свободу от испанцев.
Пума пожал плечами: это же оружие могло принести и еще больше несчастья его, Стефано, народу.
— Тебе понадобятся порох и пули.
— Я добуду их.
Они расстались по-дружески, и фургон поспешил дальше.
Пума обеспокоенно взглянул на Угнавшего Двух Коней. После того, как он был ранен, Угнавший упал с лошади, потеряв сознание. Его поместили в фургон. У Пумы не было иного выхода, как развязать Кармен и привязать раненого, чтобы его не слишком трясло. Донья Матильда балансировала возле него, прилагая все усилия, чтобы успокоить Угнавшего и облегчить его страдания.
Теперь Пуму более всего беспокоила его кровавая рана в боку. Угнавший потерял огромное количество крови. Его дыхание было трудным, прерывистым. Пума опасался за его жизнь.
Кармен теперь ехала на кобыле Угнавшего. Пума держал в руках ее повод. Наверное, не хочет рисковать своей дорогостоящей пленницей, мрачно подумала Кармен. Она сидела верхом и чувствовала себя пропыленной, растрепанной и опустошенной. Кармен узнала в Угнавшем апача, который развязал ей руки в день ее похищения Головой, и надеялась, что он не умрет от раны. Но с каждым часом апачскому воину становилось все хуже.
Пума выглядел обеспокоенным и мрачным. Это хорошо, мстительно подумала Кармен. Наконец-то он за кого-то волнуется, пусть даже не за нее.
Потом ей стало стыдно за свою злобу. Она вздохнула и в тысячный раз подумала о своей будущей судьбе. Неужели он снова продаст ее? Может быть, он отпустит ее? Но куда же ей идти? Везде восстание и разрушение.
Находясь в фургоне, она слышала все подробности встречи с толпой бунтовщиков — но ничего не могла видеть. Теперь она видела зарево над далеким городом, трупы и разрушения по пути, слышала крики жертв.
Пума и вся процессия двигалась против главных ворот города, но на значительном расстоянии. Отсюда можно было увидеть, как испанские солдаты схватились насмерть с полуголыми индейцами.
Пума кинул прощальный взгляд на Санта Фе — или на то, что от него осталось. Из ворот внезапно выбежала испанка в длинных развевающихся бархатных одеждах, прижимая к груди какой-то сверток. Ее преследовали трое индейцев. Один из них остановился и поднял лук. Просвистела стрела, ударившая женщину в спину. Женщина, как подкошенная, упала, уронила сверток — и он откатился на несколько шагов в сторону от нее. Все еще живая, женщина отчаянно цеплялась ногтями за землю, стараясь подползти к свертку. Это ее ребенок, внезапно понял Пума. Не одолев расстояния, она умерла, глядя на своего ребенка.