— Твои знакомые? — спросил он как-то раз. Это была репродукция с акварели, изображавшая мужчину и женщину, сидящих друг против друга за садовым столом. Женщина писала письмо, мужчина, отвлекшись от чтения, с легкой любящей улыбкой глядел на нее поверх газеты. На заднем плане был виден уютный коттедж из красного кирпича, увитый плющом. Такая вот идиллическая сентиментальная картинка.
— Нет, мне просто нравится, — ответила Кэйди.
Джесс с ней согласился. Ему тоже нравилась эта картинка.
— Дом родной, — шепнул он, подмигнув Страшиле. — Веди себя хорошо, может, мы и тебя с собой возьмем.
Часы прозвонили еще раз. Двенадцать сорок пять. Джесс прижался губами к плечу Кэйди, тихонько поцеловал ее, слушая, как она вздыхает во сне. Осторожно поднявшись с постели, он нащупал свою одежду на полу и тихо оделся. Свет от лампы с абажуром не доставал до комода, стоявшего на другом конце комнаты. В полутьме Джесс бесшумно выдвинул нижний ящик и начал перебирать шелковые чулки и белье, пока не нашел заначку Кэйди. В маленьком бархатном мешочке, таком же хорошеньком и мягком, как она сама.
Он не ошибся: Голт еще и не думал ложиться. К счастью, его комната в Добб-Хаузе оказалась на первом этаже, да притом еще в задней части дома: никто не заметил, как Джесс из переулка кидает камешки в освещенное окно. Голый до пояса, в одних штанах и повязке на глазу, Голт поднял раму и высунулся наружу.
— Какого черта? — спросил он. — Кто там?
— Ш-ш-ш! А ты как думал? Кого ждал?
Голт начал тихо браниться. Джессу ничего другого не оставалось, как стоять под окном и ждать.
— Ты закончил?
— За тобой должок, слышишь, ты — подлый, лживый, двуличный сукин сын!
— Перебор. С чего ты взял, что я тебе должен?
— Откуда ты взял, что можешь быть мной? Такого соглашения не было!
— Я не сам это придумал. Это произошло случайно. К тому же, — рассудительно заметил Джесс, — уговора, что мне нельзя стать тобой, тоже не было. Надень рубашку и выйди, — торопливо добавил он, увидев, что Голт собирается начать по новой, — нам надо поговорить.
— Ты чертовски прав. Поднимайся сюда.
— Нет, слишком рискованно. Кто-нибудь может увидеть нас вместе. Знаешь, где контора шерифа?
— Да вроде мимо проходил, а что?
— Встретимся там через десять минут.
— Что?
— Ш-ш-ш! Десять минут.
Коснувшись полей шляпы, Джесс направился по переулку короткой дорогой к дому Дока Мобайеса.
* * *
Кэйди и сама не могла сказать, что ее разбудило: бьющее в глаза солнце или мурлыканье прямо над ухом. Как бы то ни было, она открыла глаза и прищурилась на часы, висевшие на стене напротив: стрелки показывали девять тридцать пять.
Девять тридцать пять. До нее не сразу дошло, что это значит. Целую минуту она сидела, вспоминая, как проснулась посреди ночи, когда Джесс потихоньку забрался в постель рядом с ней. Он был голый, но от него пахло свежим воздухом, и волосы у него были влажные.
— Ты куда-то ходил? — сонно спросила она, поглаживая его по спине, чтобы согреть.
— Прошелся немного, — ответил он. Это заставило ее проснуться.
— Джесс, ты же не собираешься… — Но больше она ничего не успела сказать. Он довел ее до неистовства жаркими поцелуями, а потом утомил своими ласками. Не в состоянии даже пошевелиться, она так и уснула под его убаюкивающий рассказ о том, как они будут счастливы.
Девять тридцать шесть. И вот она одна, Джесса рядом нет. Кэйди подскочила на постели как ошпаренная, до смерти перепугав кота.
— Извини, — пробормотала она, отбрасывая одеяло и спрыгивая на пол, где уже тяжело приземлился Страшила.
Он встряхнулся и негодующе зашипел, а Кэйди кинулась к гардеробу и рванула на себя дверцы. Вытащив первое, что попалось под руку, — старую вельветовую юбку, жакет и желтую блузку, — она начала судорожными, неловкими движениями напяливать на себя одежду, второпях застегивая не те пуговицы и принимаясь заново. Волосы сбились за ночь, пришлось потратить драгоценные секунды, чтобы хоть как-то привести их в некое подобие прически.
«Успокойся», — приказала она себе, но это не подействовало. Джесс куда-то исчез, хотя должен был оставаться здесь. Где же он? Кэйди умирала от страха.
В салуне никого не было, кроме Леви, занятого втиранием пчелиного воска в стойку бара, составлявшую предмет его любви и гордости. После случая с поджогом шин он стал уделять ей еще больше внимания, чем раньше.
— Рано вы сегодня поднялись, — с улыбкой приветствовал он хозяйку салуна, поднимая голову от блестящей и благоухающей поверхности.
— Ты тоже.
Обычно по выходным ни один из них не показывался на работе раньше одиннадцати.
— Хэм разбудил меня с утра пораньше. Такой непоседа этот мальчишка, просто сладу с ним нет…
— Леви, ты не видел Джесса?
Леви перестал полировать стойку. Его доброе лицо еще больше смягчилось.
— Нет, не видел, — ответил он с тихим сочувствием.
Кэйди стало не по себе. Уж если Леви считает, что ей требуется сочувствие…
— Привет, Кэйди. Привет, Леви. Что это вы тут делаете в такую рань?
Они могли бы задать Глен тот же вопрос; она редко появлялась в салуне раньше полудня, сколько бы Кэйди ни бранила ее за бесконечные опоздания.
— Мне не спалось, — доверительно сообщила Глендолин, плюхнувшись на табурет Чико возле фортепьяно, и принялась подбирать первые ноты «Прекрасной мечтательницы».
Выглядела она так, будто и вовсе не ложилась: темные круги под глазами, осунувшееся лицо, запавшие уголки рта. Нервничает. «Давно пора», — подумала Кэйди без особой жалости. Глен слишком долго смотрела на Томми Ливера как на пыль под ногами, и если ее теперь снедает беспокойство за его судьбу, что ж, так ей и надо.
Но и сама Кэйди не находила себе места. Уж если даже милая глупышка Глен считает, что ее возлюбленному грозит опасность на улицах Парадиза, значит, должно случиться нечто ужасное.
— Ты видела Джесса? — рявкнула Кэйди, прерывая игру одним пальцем на пианино.
Глен вскинула голову. Она только покачала головой. Ее кукольные ярко-голубые глаза расширились в тревоге.
Может, он уехал из города? Кэйди хотелось бы на это надеяться, но в то же время было страшно об этом подумать. Неужели… даже не попрощавшись?
Сгорая от беспокойства, она подошла к вращающимся дверям. На другой стороне улицы слонялась группка мужчин. Они топтались на месте, плевали на тротуар, не зная, чем себя занять. Кэйди узнала Стоуни Дерна и еще нескольких постоянных клиентов. Она вышла на улицу. Стояло ясное, жаркое голубое утро, от прошедшего ночью дождя не осталось ни единой лужицы. Кэйди заметила, как по Главной улице по трое, по четверо подходят еще мужчины и даже женщины. Гюнтер Дьюхарт отделился от витрины сапожной мастерской, пересек улицу и подошел к ней.