Сара не искала виноватых. Она всегда брала ответственность за собственные ошибки, хотя если бы она была лучше, то не возненавидела бы мать за то, что та оказалась права. Будь она лучше, она бы извинилась перед матерью за те слова, что швырнула ей в лицо, и попросила бы ее о помощи, когда жизнь стала совсем уж невыносимой. Но Сара поняла это только сейчас.
Ну что же, просить о помощи уже поздно, зато не поздно извиниться.
Когда Сара приехала в дом родителей, они, как ни странно, оба были дома. Она передала дворецкому шляпку и последовала за ним в солнечную оранжерею, любимую комнату матери.
Граф оторвал взгляд от газеты и посмотрел на дочь. Его глаза осветились радостью, и от этого светлого взгляда и у Сары на душе стало светло.
— Моя дорогая! — Граф встал и протянул руки дочери. Как приятно, когда тебя принимают с таким радушием! Как чудесно, когда в мире есть тот, чье лицо светлеет, когда ты появляешься на пороге! Почему она лишила себя этого счастья?
— Папа! — Сара улыбнулась, едва сдерживая слезы радости, и поцеловала отца.
Графиня поднялась с кресла:
— Я вас оставлю…
— Нет, пожалуйста, не уходи. — Сара высвободилась из объятий отца, взяла мать за руки и поцеловала ее в щеку, прошептав: — Прости меня. Прости за все.
Тело графини, которое немного напряглось, когда Сара наклонилась, чтобы поцеловать ее, расслабилось при этих ее словах. Она крепко пожала руки дочери, и глаза ее, умные и проницательные, согрела нежность. В них появился влажный блеск.
— Она вернулась к нам, Ричард.
− Да.
Когда все расселись, Сара глубоко вдохнула.
— Я хочу поговорить с вами о том лете, когда я познакомилась с Бринсли.
Родители переглянулись, но Сара не поняла, что означал этот обмен взглядами.
Расправив на коленях юбки, она продолжила:
— Вы знаете, что мой брак с Бринсли не был счастливым. Давайте не будем об этом говорить, я не для этого пришла. Чего я не могу понять, так это как я могла влюбиться в него. Я говорила себе, что это страстное увлечение, но ведь это не так. То была любовь. Поэтому вы позволили мне выйти за него.
Отец вдруг побледнел так, что его лицо приобрело землистый оттенок.
— Папа, ты нездоров? Может, приказать, чтобы принесли чаю?
Отец быстро качнул головой.
— Нет, Сара, продолжай, — сказала графиня.
Сара заговорила скороговоркой:
— Я не понимаю, почему я его не разглядела? Я не понимаю, как может человек, насквозь гнилой, безупречно разыгрывать роль порядочного джентльмена? Ведь именно так он вел себя в первые месяцы нашего знакомства. Как добрый, порядочный человек. Я была уверена, что он меня любит. Потом, когда все пошло прахом, я сказала себе, что меня ослепила страсть. Я сказала себе, что была лишь глупой девочкой, которую представительному и обаятельному юноше было легко ввести в заблуждение. Но… я никогда не была глупой девочкой, насколько мне помнится.
— Нет, не была, — пробормотала графиня.
Сара и не подозревала, как важна для нее оценка матери. В груди разливалось тепло. Как приятно, когда тебя хвалят те, чьим мнением ты дорожишь.
— Тогда как же я могла так заблуждаться? Графиня несколько долгих мгновений смотрела на мужа.
Поскольку он так и не заговорил, заговорила она:
— Ты не заблуждалась. Бринсли был в тебя влюблен, и, насколько я могу судить, ты тоже его любила. Мне это не нравилось. Ты была слишком молода. И в нем было что-то такое… Одним словом, я должна была приложить больше усилий, чтобы положить этому конец, и я бы так и поступила, если бы не…
— Если бы не я. — У графа дрожал голос. Взгляд, обращенный к Саре, был заискивающим. — Если бы не я.
Сара перевела взгляд на мать и увидела, что по щеке графини катится одинокая слеза. Графиня смахнула ее ребром ладони и жестом велела графу продолжать:
— Расскажи ей. Теперь ты должен ей рассказать.
Граф кивнул и хрипло сказал:
— Сара, твой крестный, лорд Темплтон… — Губы его шевелились, но звука не было.
− Да?
— Ты знаешь, что Бринсли работал у него секретарем, правда, недолго?
— Конечно. Именно поэтому мы и познакомились.
— Да, конечно, — эхом откликнулся Отец. — Ну, ты, возможно, знаешь, что Темплтон имеет определенные… наклонности.
Сара нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, ему нравятся мужчины? Я помню, что была удивлена, когда узнала об этом, но ты объяснил мне, что он при этом остается таким же человеком… — Она услышала, как всхлипнула ее мать, и увидела, как она пожала руку графа, словно хотела успокоить его и выразить свое участие и поддержку. Сара редко была свидетельницей таких сцен между родителями.
Сару знобило. Голова у нее кружилась, мозг отказывался делать из услышанного закономерный вывод.
— Выходит, ты, папа, и лорд Темплтон…
Отец кивнул:
— Да, мы были близки еще тогда, когда тебя не было на свете.
Сара беспомощно смотрела на родителей, не в силах переварить полученную информацию. Теперь многое стало понятным. Ее мать… Как винить ее зато, что она искала любви вне такого вот брака? Все эти годы Сара осуждала ее, даже презирала за то, что она предала графа. И все это время он любил кого-то другого. Другого мужчину.
— Как и Темплтон, я все еще остаюсь тем же человеком, каким был раньше, Сара. Я — твой отец, и я люблю тебя. — В льдисто-серых глазах застыла мольба. — Пожалуйста, не отворачивайся от меня.
Сара потеряла дар речи от потрясения. Графиня, неправильно поняв ее молчание, поспешила на защиту мужа:
— Разве ты не понимаешь, что если бы он мог противостоять этому, то сделал бы все, чтобы стать как все? Ты думаешь, ему нравилось жить в постоянном страхе потерять все, ради чего работал, ради чего жил? Ты думаешь, ему нравилось жить под дамокловым мечом разоблачения? Ты думаешь, он сам выбрал для себя такую жизнь?
— Нет, я так не думаю, — тихо сказала Сара. — Я совсем так не думаю.
Сара опустилась перед отцом на колени. Она взяла его лицо в ладони и поцеловала в лоб.
— Мы не перестаем любить кого-то лишь потому, что узнаем, что любимый человек не такой, как мы о нем думали.
Глаза Сары блестели от слез. Отец привлек ее к себе. Он дрожал от переполнявших его чувств.
Она осторожно высвободилась из его объятий.
— Бринсли шантажировал тебя, да, папа? Он угрожал тебе разоблачением, если ты не дашь согласия на брак?
Граф покачал головой.
— Прямо он об этом не говорил. Он никогда не угрожал разоблачением открыто. Лишь намеками.
И тогда заговорила леди Строи:
— Он нашел среди бумаг лорда Строи одно откровенное письмо. Он дал нам понять, что все знает. Но, Сара; если бы я хоть на одно мгновение могла представить, что тебе придется жить так, как ты жила все эти годы, я бы никогда не дала согласия на этот брак. И я бы не побоялась его угроз.