способу осуществления конституционных идей, который император решительно осудил. Более того, он во всеуслышание заявил о возможности в будущем распространить конституционные порядки на всю Россию.
«Устройство, уже существовавшее в вашем крае, – говорил Александр, обращаясь к членам польского сейма, а в сущности, ко всей России, – дозволило мне ввести немедленно то, которое я даровал вам, руководствуясь правилами законно-свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений, и которых спасительное влияние надеюсь я с помощью Божией распространить и на все страны, Провидением попечению моему вверенные. Таким образом, вы мне подали средство явить моему отечеству то, что я уже с давних лет ему приуготовляю и чем оно воспользуется, как начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости».
Русское дворянство с изумлением услышало от царя, что правила «законно-свободных учреждений» были предметом его «непрестанных помышлений», что он считает их ни более ни менее как «спасительными» и даже надеется распространить их «спасительное действие» на все подвластные ему народы. Оказывалось, что Александр i «с давних пор приуготовлял» России конституцию. Конечно, для ближайшего окружения императора эти мысли были отнюдь не новы, но, произнесенные гласно не только на всю Россию, но и на весь мир, они приобретали совершенно иное звучание. Так, ошеломительно звучал вывод, адресованный полякам: «Вы призваны дать великий пример Европе, устремляющей на вас свои взоры».
Молниеносно разнесшаяся по России речь Александра вызвала резкое осуждение и сопротивление крепостников. Близкие ко двору сановники были удивлены и даже шокированы. Все были убеждены в твердости намерений императора исполнить данные обещания, настолько неожиданны и необычны они были. Среди помещиков речь императора была истолкована как свидетельство близящегося освобождения крестьян. Удивительно, как точно уловили крепостники-помещики взаимозависимость и взаимообусловленность процессов социального и политического освобождения. И хотя Александр, конечно, в Варшаве не говорил ни слова о перспективах крестьянской реформы, но слух именно об этом сейчас же пронесся по России. В составленном в мае 1812 г. «Обозрении духа народного» прямо указывалось, что в народе говорили, будто в августе 1818-го должен был последовать указ об освобождении крепостных крестьян. Важно отметить, что ни в среде влиятельных помещиков, ни в кругу высшей бюрократии и аристократии практически никто не выразил одобрения замыслам императора, ни в ком они не нашли явной поддержки.
Менее чем через год после варшавской речи обещание императора, казалось, стало приобретать реальные очертания: началась работа над проектом русской конституции. Правда, опасения по поводу сопротивления со стороны дворянства были настолько велики, что работа велась в строжайшей тайне, и даже не в Петербурге, а в Варшаве – подальше от любопытных глаз. Конституция создавалась под руководством крупного государственного деятеля того времени, будущего председателя Государственного совета и Комитета министров, а тогда «императорского комиссара» при польском правительстве Николая Новосильцева. Человек с острым умом и сильной волей, государственный деятель большого масштаба, он был в числе так называемых молодых друзей императора еще до вступления Александра на престол, а потому хорошо представлял себе образ мыслей императора. С именем Новосильцева как одного из активных участников Негласного комитета (совещательного органа при императоре в 1801–1803 гг.) связаны самые первые конституционные проекты «дней александровых прекрасного начала». Непосредственным автором конституционного проекта был секретарь Новосильцева, французский юрист Петр Пешар-Дешан, про которого помогавший ему с переводами на русский язык поэт Петр Вяземский писал, что тот «набил себе руку во Франции на приготовлении и редакции» подобных сочинений.
Как ни старались держать работу над конституцией в тайне, сведения о ней просочились в европейскую печать. 21 ноября 1819 г. в парижской газете Бенжамена Констана Le Constitutionelle появилась заметка о близящемся введении конституции в России, где на основании письма из Варшавы кратко излагалось ее содержание. Правда, заметка заканчивалась весьма скептически: «Все это не будет ли просто игрой демагогической партии?»
В то время работа над конституцией на самом деле не была завершена и находилась еще в полном разгаре. Конституционный проект был полностью готов, видимо, только летом следующего года. Что же представляла собой русская конституция образца 1820 г. – первая конституция за всю многовековую историю России, получившая название «Государственная уставная грамота Российской империи»?
В сравнении с другими европейскими конституциями Уставная грамота, будучи осуществленной, без сомнения, оказалась бы одной из самых консервативных. Достаточно сказать, что в ее проекте суверенитет народа (то есть признание его источником государственной власти) – основополагающий принцип всех европейских конституций – заменен суверенитетом императора. В статье 12 прямо и недвусмысленно говорилось: «Государь есть единственный источник всех властей гражданских, политических, законодательных и военных».
Тем не менее это была настоящая конституция. В ней провозглашалось создание принципиально нового для России, буржуазного по своей сути органа – двухпалатного парламента, без рассмотрения и одобрения которого монарх не мог бы издать ни одного закона. Статья 91 торжественно провозглашала: «Да будет российский народ отныне навсегда иметь народное представительство. Оно должно состоять в государственном сейме (государственной думе), составленном из государя и двух палат». Кроме общероссийского парламента учреждались и парламенты местные – в 12 наместничествах, из которых должна была состоять страна. Законодательная инициатива принадлежала исключительно императору, он же объявлялся главой исполнительной власти («государь есть верховная глава общего управления империи»).
Специальная глава конституционного проекта была посвящена провозглашению гражданских свобод, даруемых гражданам Российской империи. Объявлялась свобода слова, вероисповеданий (правда, оговаривалось, что православная религия остается господствующей, а политическое и гражданское равноправие предусмотрено только для христиан), равенство всех перед законом, неприкосновенность личности, свобода печати, наконец, особая статья обосновывала право частной собственности. Само собой подразумевалось (хотя об этом нигде не было упомянуто), что крепостные крестьяне не входят в число граждан. Вообще о крепостном праве в проекте не было сказано ни слова. Его авторы как будто не замечали этой не менее важной, чем политические институты, проблемы русской действительности. Отличительной чертой проекта и его существенным новшеством было федеративное устройство страны, которая делилась на наместничества, где также создавались двухпалатные парламенты. Назначаемый царем наместник вместе с парламентом осуществлял всю полноту власти в наместничестве.
Таким образом, европейский и либеральный характер «Уставной грамоты» несомненен, как, впрочем, и ее ярко выраженная «русскость», опора на монархические традиции. Парламент мог отвергнуть предложенный императором закон, но в то же время он был не в силах принять его без высочайшей воли. За императором, кроме всей полноты исполнительной власти, сохранялось право решать практически все дела в государстве. Право монарха на помилование или на вмешательство в выборы депутатов в парламент на практике означало нарушение торжественно провозглашенного в проекте конституции принципа разделения властей. Ограничивая самодержавный произвол, вводя его в определенные законные рамки, проект конституции 1820 г. все же сохранял доминирующее положение самодержца во всех областях государственной жизни.
Итак, конституция была готова. Более того, были уже