Читать интересную книгу Дьявольский вальс - Джонатан Келлерман

– Вот это да. Действительно очень давно их не видела. Я вычистила дом, но мне казалось, что я выбросила все ее лекарства.

– Доктор Бенедикт был ее лечащим врачом?

– И боссом.

Синди слегка подбрасывала дочку. Кэсси выглядывала из-под руки матери, затем начала толкать ее под подбородок.

Синди засмеялась и сказала:

– Ты щекочешь меня... Как странно, под умывальником все это время? – Она тревожно улыбнулась. – Думаю, это говорит о том, что я не слишком хорошая хозяйка. Простите, что вам пришлось искать бумагу. Я обычно замечаю, когда на валике ее остается мало.

– Ничего-ничего, – ответил я, припоминая, что на коробке не было пыли.

Вынув цилиндр, я покрутил его в пальцах. Кэсси проговорила:

– Кар-аш.

– Нет, это не карандаш, милая. – Никакого беспокойства в словах. – Это просто... такая штучка.

Кэсси потянулась за цилиндром. Я дал его ей, глаза Синди округлились. Кэсси засунула цилиндр себе в рот, состроила гримасу, поднесла его к бумаге и попыталась рисовать.

– Видишь, я тебе говорила, Кэсс. Если хочешь рисовать, то рисуй вот этим.

Кэсси не обратила внимания на предложенный мелок и продолжала рассматривать цилиндр. Наконец она бросила его на столик и засуетилась.

– Послушай, милая, давай рисовать с доктором Делавэром.

Услышав мое имя, девочка захныкала.

– Кэсси Брукс, доктор Делавэр приехал в такую даль, чтобы играть с тобой, рисовать зверей – бегемотиков, кенгуру. Помнишь кенгуру?

Кэсси захныкала громче.

– Успокойся, дорогая, – продолжала Синди, но в ее голосе не было уверенности. – Нет, не ломай мелки, милая. Этого нельзя делать. Перестань, Кэсс.

– Ax, ax, ax. – Кэсси попыталась спуститься с колен Синди.

Синди взглянула на меня. Я молчал.

– Мне ее отпустить?

– Конечно, – ответил я. – Не хочу, чтобы девочка связывала меня с какими-то ограничениями.

Синди отпустила дочку, Кэсси сползла на пол и залезла под стол.

– Мы немного порисовали, пока ждали вас, – сказала Синди. – Мне кажется, что ей это уже порядком надоело.

Она наклонилась и заглянула под стол.

– Ты устала рисовать, Кэсс? Хочешь что-нибудь еще?

Кэсси не обращала на мать никакого внимания и выщипывала ковер.

– Мне очень жаль, доктор, что так все получилось, – вздохнула Синди. – Я... это просто... Я действительно все испортила, да? Я на самом деле все испортила. Не знаю, что нашло на меня.

– Иногда эмоции накапливаются, – проговорил я, перекладывая коробку инсуджекта из одной руки в другую. Я специально держал ее перед глазами женщины и высматривал какие-либо признаки беспокойства.

– Да, но тем не менее я испортила отношения между вами и Кэсси.

– Может быть, нам обоим важнее просто поговорить, как вы считаете?

– Конечно, – согласилась она, дотрагиваясь до своей косы и бросая взгляд под стол. – Мне, безусловно, нужна некоторая помощь, я согласна. Как насчет того, чтобы вылезти оттуда, мисс Кэсси?

Никакого ответа.

– Мог бы я попросить вас налить мне еще немного охлажденного чая? – спросил я.

– О, конечно, конечно. Кэсс, мы с доктором Делавэром уходим на кухню.

Мы направились к двери детской. Как только мы дошли до порога, Кэсси выползла из-под стола, кое-как встала на ноги и, протянув ручки, подбежала к Синди. Синди подняла ее и понесла с собой, держа девочку на одном бедре. Я последовал за ними, неся в руках белую коробочку.

Все еще поддерживая дочку одной рукой, Синди другой открыла дверцу холодильника и потянулась за кувшином. Но не успела она его вынуть, как Кэсси сползла ниже, и Синди пришлось взять девочку обеими руками.

– Занимайтесь малышкой, – предложил я, кладя коробку на кухонный стол и беря из рук Синди кувшин.

– Дайте я хоть достану для вас стакан.

Она прошла к открытым полкам на другой стороне комнаты.

Как только она повернулась спиной, я, как маньяк, быстро осмотрел холодильник. Единственное, что хоть как-то можно было отнести к медицине, – упаковка не содержащего холестерин маргарина. Масло лежало в отделении для масла, в отделении с надписью «СЫР» оказался нарезанный ломтиками американский чеддер.

Взяв кувшин, я закрыл дверцу. Синди ставила стакан на сервировочную салфетку. Я налил полстакана и выпил. Мое горло горело. Чай казался еще более сладким, чем раньше, – почти до тошноты. Или, может быть, мне так казалось, оттого что я только и думал, что о сахаре.

Кэсси наблюдала за мной с детской пронзительной подозрительностью. От моей улыбки она только нахмурилась. Раздумывая, может ли доверие быть когда-либо восстановлено, я поставил стакан на стол.

– Могу ли я предложить вам еще что-нибудь? – поинтересовалась Синди.

– Нет, благодарю. Я лучше пойду. Вот. – Я протянул ей коробку инсуджекта.

– О, она мне не нужна, – ответила женщина. – Вдруг в больнице кто-нибудь сможет этим воспользоваться. Они очень дорогие, именно поэтому доктор Ральф обычно отдавал нам образцы.

Нам.

– Очень мило с вашей стороны. – Я взял коробку.

– Да, – сказала она. – Мы точно не можем воспользоваться ими. – Она покачала головой. – Как странно, что вы нашли их... они навевают мне воспоминания.

Уголки рта поползли вниз. Кэсси увидела это, проговорила:

– Ax! – и завертелась.

Синди сменила недовольную гримасу на широкую улыбку.

– Привет, моя милая.

Кэсси ткнула пальчиками в рот матери. Синди поцеловала детскую ручонку.

– Да, мама любит тебя. Давай теперь проводим доктора Делавэра.

* * *

Когда мы вышли в холл, я задержался, чтобы посмотреть на фотографии, и обнаружил, что здесь нет ни одного снимка родителей Чипа. Мой взгляд вновь задержался на портрете Синди и ее тети.

– В тот день мы гуляли, – мягко пояснила женщина. – Вдоль дока. Тетя много гуляла. Из-за диабета. Нагрузка помогала ей сдерживать его.

– Ей это удавалось?

– О да. И не из-за него... не это унесло ее жизнь. С ней случился удар. Она в самом деле очень серьезно относилась к болезни, была осторожна в отношении всего, что отправлялось ей в рот. Когда я жила с ней, мне не разрешалось никаких сладостей или спиртного. Поэтому у меня так и не развился вкус к ним, и у нас в доме обычно ни того, ни другого много не бывает. – Она поцеловала Кэсси в щечку. – Я думаю, если Кэсс не попробует их теперь, то, может быть, позже они не будут ей нужны.

Я отвернулся от фотографии.

– Мы делаем все, что возможно, чтобы она была здорова, – проговорила Синди. – Если нет здоровья, то нет... ничего. Так ведь? Разговоры об этом мы слышим с детства, но только много позже начинаем понимать значение подобных слов.

Ее глаза были полны страдания.

Кэсси завертелась и забормотала что-то нечленораздельное.

– Совершенно с вами согласен, – заявил я. – Как вы смотрите на то, чтобы завтра опять встретиться?

– Конечно.

– Какое время подойдет?

– С ней или без нее?

– Без нее, если это возможно.

– Тогда, может быть, когда она спит. Обычно она спит с часу до двух или двух тридцати, а вечером ложится в семь или восемь. Может, в восемь, чтобы наверняка? Не слишком поздно для вас?

– В восемь часов, отлично.

– Возможно, Чип тоже сможет присутствовать. Это было бы очень хорошо, как вы думаете?

– Безусловно, – согласился я. – До завтра.

Она коснулась моей руки:

– Благодарю за все и очень сожалею. Я знаю, вы поможете нам пройти через это.

* * *

Выехав обратно на Топангу, я остановился у первой попавшейся бензоколонки и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Майло на работу.

– Как раз кстати, – отозвался он. – Только что закончил разговор с Форт-Джексоном. Кажется, малышка Синди в самом деле была больна. Именно тогда, в восемьдесят третьем году. Но не воспалением легких и не менингитом. А гонореей. Из-за этого ее и изгнали из армии – она прослужила меньше ста восьмидесяти дней. Это означает, что от нее захотели избавиться как можно быстрее, чтобы потом не выплачивать пособие.

– Только из-за гонореи?

– Из-за гонореи и того, что привело к ней. Похоже, за те четыре месяца, что Синди пробыла там, она установила своего рода рекорд по неразборчивости в связях. Так что, если она водит муженька за нос, это означает, что она просто последовательна в своих действиях.

– Неразборчивость, – повторил я. – Только что я уехал от нее, и именно сегодня у меня впервые возникло ощущение ее сексуальности. Я приехал рано, сделал это умышленно, мне было любопытно, почему она не хотела, чтобы я приезжал до двух тридцати. У нее были распущенные волосы. Буквально. Была одета в короткие шорты и тенниску без бюстгальтера.

– Занялась тобой?

– Нет. На самом деле, она чувствовала себя неловко.

Спустя несколько минут рассыпала землю из цветочного горшка, испачкала одежду и поспешила выйти, чтобы переодеться, а когда появилась вновь, ее костюм был не столь легкомысленным.

– Может быть, ты только-только разминулся с ее дружком?