Читать интересную книгу Дьявольский вальс - Джонатан Келлерман

В центре – круглый стол для игр, который окружали три крошечных стула. На столе лежала стопка бумаги, новые цветные мелки, три заточенных карандаша и кусок картона с надписью: «Мы рады вам, доктор Делавэр». Мягкие игрушки – больше дюжины – сидели на полу, расставленные у стены на точно выверенном расстоянии друг от друга, как курсанты на смотре.

Синди с Кэсси на руках опустилась в качалку. Малышка прилипла к матери, как масло к хлебу. В маленьком тельце не чувствовалось и следа напряжения.

Синди закрыла глаза и начала раскачиваться, нежно проводя ладонью по головке девочки, приглаживая влажные ото сна пряди. Кэсси глубоко вздохнула, примостила голову под подбородок матери и что-то удовлетворенно замурлыкала.

Я опустился на пол и скрестил ноги – аналитический «лотос» психологов, – наблюдая, раздумывая, подозревая, воображая самое худшее.

Спустя несколько минут суставы начали болеть, я встал и потянулся. Синди наблюдала за мной. Мы обменялись улыбками. Она прижалась щекой к головке Кэсси и пожала плечами.

Я прошептал:

– Не спешите, – и начал ходить по комнате. Проводя рукой по чистой от пыли поверхности мебели, рассматривая содержимое ящика с игрушками и пытаясь быть не слишком любопытным.

Все вещи высокого качества. Все то, что нужно. Каждая игра и игрушка безопасны, соответствуют возрасту и способствуют развитию.

Уголком глаза я заметил что-то белое. Выступающие зубы одного из кроликов. В сумеречном свете детской ухмылка этого создания и его товарищей казалась злобной – над чем это он насмехается?

Я припомнил, что видел те же ухмылки в больничной комнате Кэсси, и мне в голову пришла сумасшедшая мысль.

Токсичные игрушки. Неумышленное отравление.

Я читал о подобном случае в журнале, посвященном здоровью детей, – мягкие игрушки из Кореи, набитые, как оказалось, обрезками волокна с химического завода.

Делавэр раскрывает загадку, и все, счастливые, расходятся по домам.

Подняв ближайшего кролика желтого цвета, я надавил ему на живот и почувствовал упругость твердого пенопласта. Я поднес игрушку к носу, но не уловил никакого запаха. На этикетке значилось: «Сделано на Тайване из экологически чистых и огнестойких материалов». Под надписью стояла печать одного из журналов, посвященного вопросам семьи, одобряющая продажу этого товара.

Что это вдоль шва? Два отверстия. Открывающийся клапан для набивки. Я потянул за кнопку и расстегнул ее. Синди повернулась на звук. Удивленно подняла брови.

Я пощупал внутри, ничего не нашел, закрыл отверстие и поставил игрушку на прежнее место.

– Аллергеноносители, да? – спросила Синди, ее голос был чуть громче шепота. – Насчет набивки я тоже думала. Но доктор Ивз проверяла, и никакой аллергической реакции не проявилось. Тем не менее в течение некоторого времени я мыла эти игрушки каждый день. Стирала тряпичные игрушки и ее постельное белье жидкостью Айвори. Она самая мягкая.

Я кивнул.

– Мы даже поднимали ковровое покрытие, чтобы проверить, нет ли чего-нибудь в клее и не завелась ли в прокладках плесень. Чип слышал о людях, которые заболевают в некоторых учреждениях – в так называемых «больных домах». Мы пригласили соответствующую фирму прочистить вентиляционные отверстия, и Чип проверил покрасочные материалы, чтобы определить, нет ли свинца или химикалиев.

Ее голос звучал громче, и в нем опять появилась нервозность. Кэсси заворочалась. Синди успокоила ее, вновь начав раскачиваться.

– Я всегда настороже, – тихо проговорила она. – Все время – с самого... начала.

Она прикрыла рот рукой. Отняла руку и шлепнула ей по колену, белая кожа порозовела.

Глаза Кэсси широко раскрылись.

Синди стала раскачиваться сильнее и быстрее. Старалась успокоиться.

– Вначале один, теперь другой, – прошептала она громко – почти прошипела. – Может быть, мне просто не предназначено быть матерью?

Я подошел к ней и положил руку на плечо. Она выскользнула из-под моей ладони, вскочила с кресла и сунула Кэсси мне. Слезы лились у нее из глаз, руки дрожали.

– Вот! Вот! Я не знаю, что делаю. Мне не предназначено быть матерью!

Кэсси начала хныкать и всхлипывать.

Синди опять сунула девочку мне, а когда я взял ребенка, отбежала на другой конец комнаты. Я обхватил Кэсси вокруг талии. Малышка выгибала спину. Кричала и отталкивала меня.

Я пытался успокоить ее, но она меня не слушала.

Синди толкнула дверь, за ней оказался голубой кафель. Вбежала в ванную комнату и закрылась там. Я услышал, что ее рвет, затем – звук спущенной воды.

Кэсси изгибалась, била ногами и визжала все громче. Я крепко держал ее и похлопывал по спинке:

– Все в порядке, дорогая. Мама скоро вернется. Все в порядке.

Она изворачивалась все более яростно, колотила ручками мне по лицу, выгибалась колесом. Я пытался так обхватить девочку, чтобы ей было удобно у меня на руках. Но она продолжала метаться, от усилий стала пунцовой, откинулась назад и завыла, почти вырвавшись из моих рук.

– Мамочка сейчас же вернется, Кэсс...

Дверь ванной комнаты отворилась, и Синди выбежала оттуда, вытирая глаза. Я полагал, что она выхватит у меня Кэсси, но она просто протянула руки:

– Пожалуйста.

Из-за крика малышки я не слышал ее, только по губам определил, что она сказала. Синди смотрела на меня, как будто ожидая, что я откажусь отдать ей ребенка.

Я протянул ей Кэсси.

Она прижала девочку к груди и принялась очень быстро ходить по комнате. От крупных твердых шагов ее худые бедра дрожали, она что-то бормотала Кэсси, но я не мог расслышать слов.

Две дюжины кругов, и Кэсси начала успокаиваться. Еще дюжина, и она совсем затихла.

Синди не останавливалась, проходя мимо меня, она проговорила:

– Мне очень жаль – правда. Мне очень жаль, что так получилось.

Ее глаза и щеки были мокрыми. Я ответил, что все в порядке. При звуке моего голоса Кэсси опять начала извиваться.

Синди ускорила шаг и бормотала:

– Девочка моя, девочка моя...

Я подошел к столику для игр и примостился на одном из крошечных стульчиков. Картон с написанным на нем приветствием казался мне теперь какой-то злой шуткой.

Через некоторое время крики Кэсси перешли в захлебывающиеся рыдания и всхлипывания. Затем она умолкла, и я увидел, что ее глаза закрылись.

Синди вернулась в качалку и продолжала резким шепотом:

– Мне очень, очень, очень жаль. Мне жа... Это было... Господи, я ужасная мать!

Едва слышная боль в ее голосе заставила Кэсси открыть глаза. Крошка пристально вглядывалась в свою мать и хныкала.

– Нет-нет, девочка моя, все хорошо. Мне так жаль, все хорошо. – И лишь губами – обращаясь ко мне: – Я просто ужасна.

Кэсси вновь заплакала.

– Нет-нет, все хорошо, моя крошка. Я хорошая. Если ты хочешь, чтобы я была хорошей. Я хорошая. Я хорошая мама, да, я хорошая, да-да, солнышко мое. Все в порядке. Да?

Заставила себя улыбнуться, глядя на Кэсси. Кэсси протянула руку и коснулась щеки Синди.

– О, ты такая милая, моя малышка, – говорила Синди срывающимся голосом. – Ты так добра к своей маме. Ты очень, очень добра.

– Ма-ма.

– Мама любит тебя.

– Ма-ма.

– Ты очень добра к своей маме. Кэсси Брукс Джонс – самая хорошая девочка, самая нежная девочка.

– Ма-ма, мамама.

– Мама так любит тебя. Мама очень-очень любит тебя. – Синди взглянула на меня. Посмотрела на столик для игр. – Мама любит тебя, – проговорила она на ухо Кэсси. – И доктор Делавэр очень хороший друг, миленькая. Вот видишь?

Она повернула головку Кэсси ко мне. Я попытался изобразить еще одну улыбку, надеясь, что она выглядит лучше, чем то, что я в данный момент чувствовал.

Кэсси яростно затрясла головой:

– Не-е!

– Помнишь, он наш друг, радость моя. Все те красивые рисунки, которые он сделал для тебя в больни...

– Не-е!

– Зверьки...

– Не. Не!

– Послушай, девочка, совсем нечего бояться...

– Неее!

– Хорошо, хорошо. Все хорошо, Кэсси.

Я встал.

– Вы что, уходите? – воскликнула Синди. В ее голосе звучала тревога.

Я указал на ванную комнату:

– Можно?

– О, конечно. Есть еще одна, рядом с холлом.

– Подойдет и эта.

– Конечно... А тем временем я попробую успокоить ее... Я очень, очень сожалею.

* * *

Я закрыл дверь на ключ, то же самое сделал с той, что выходила в спальню, спустил воду в унитазе и облегченно вздохнул. Вода была такой же голубой, как и кафель. Я заметил, что стою, уставившись на маленький лазурный водоворот. Включив воду, я умылся, вытер лицо, мельком увидел свое отражение в зеркале.

Страшное и постаревшее от подозрений. Я испробовал несколько улыбок и наконец выбрал одну, которая не походила на усмешку продавца подержанных автомашин.

Зеркало служило передней дверцей аптечного шкафчика. Замок, недоступный детям. Я открыл его.

Четыре полки. Я включил воду на полную мощность и быстро обыскал шкафчик, начав с верхних полок.