поясах Земли. Под ними находился вход в жилую зону адъютов. Стены коридора были обшиты темным деревом и украшены сияющими знаменами Света. Коридор ветвился и расползался лабиринтом, порой выводя нас к нишам с диванами для отдыха. Мы прошли мимо десятков дверей, пока в конце концов не увидели впереди яркий свет. На выходе обнаружилась лестница, которая вела на изумрудную поляну позади Соларума. Дул прохладный ветер, и сладко пахло какими-то цветами. Поляна была огорожена вереницей высоких каменных стел, испещренных горящими синевой трещинами. Чуть дальше находился обрыв, под ним – далекая Земля, укрытая облаками. Кое-где росли мерцающие деревья, но не они были главной достопримечательностью этого места. Ею было идеально круглое озеро, отражающее звездные небеса. По нему даже рябь не ходила, оттого я сначала решил, что на земле лежит гигантское зеркало.
Пройдя по мощеной дорожке, на одной из скамей возле озера мы увидели человека. Паскаль ничего не делал, только смотрел на водную гладь. Не знаю, услышал он нас или просто почувствовал наше приближение, но не успели мы подойти к нему, как он спросил:
– Что, ищете, кому бы излить душу?
Он был не в рабочей форме. Успел переодеться в свитер и потертую куртку.
– Уж точно не тебе, – бросила Фри.
– Тогда что вам от меня нужно? – Он повернул к нам голову, и во взгляде его читался упрек.
Я встал напротив.
– Мне нужно знать, спрашивал ли я тебя о чем-либо странном до того, как у меня выкрали осколок.
Было заметно, что Скорпиона мои слова не удивили.
– Да ты и сейчас спрашиваешь что-то непонятное.
– Не уходи от ответа, – надавил я. – Я узнавал что-то о твоем прошлом?
Паскаль со вздохом закинул руки на спинку скамьи. От его души исходили волны раздражения.
– А зачем мне отвечать? – резко спросил он.
– Это поможет мне с поиском правды.
– Тебе и без того помогает целое стадо безмозглых идиотов, при чем тут я?
Я протянул ему лист, который нашел в дневнике. Паскаль прочитал заметки и поднял на меня мрачный взгляд.
– И что мне теперь – сплясать? «Прошлое Скорпиона»? Да ты реально ненормальный.
Я убрал записку в карман, чувствуя поднимающуюся в груди злость.
– Почему ты не пошел с остальными? – вдруг спросила у него Фри.
Скорпион поперхнулся от подступившего смеха.
– Серьезно? – рассмеялся он. – Я что, должен помирать ради какого-то ущербного протектора? Нет, спасибо.
– Остальные сражаются, а ты как трус отсиживаешься здесь, – рассердилась Фри.
Паскаль с вызовом указал на меня пальцем.
– Он заварил эту кашу, второй идиот по собственной воле понесся к падшим, и вот уже все протекторы идут на смерть, хотя тот, ради кого они это делают, прячется в Соларуме. Это не я отсиживаюсь как трус, а Максимус. Это его битва. Из-за него все началось, по его вине Волк наверняка уже лежит на столе у Шакары, а остальные рискуют собственной шкурой! Сколько из них не вернется? Хочешь, сделаем ставки?
– Макс здесь по приказу Первого паладина, – прошипела Фри. – И его ранили!
– За свои ошибки нужно отвечать. А что он? Спрятался и ждет. Мог бы хоть пальцем пошевелить, но нет, он забился в нору как последняя…
Я не сдержался и в бешенстве схватил его за лацканы куртки. В правом кулаке разгорелся жар, вены на нем загорелись красным светом.
Но Паскаль не испугался и все так же сердито смотрел мне в лицо.
– Макс! – воскликнула Фри. – Отпусти его!
– Ну давай, прояви мужество хоть где-то, – прошипел Скорпион, сжав мое запястье.
Его душа оказалась очень светлой. Под ногами громко захрустели осколки стекла. Я поднял взгляд к лесу. Вместо листьев на деревьях росли острые осколки, о которые не составляло труда пораниться. Отовсюду доносился мелодичный перезвон. Красиво, но так опасно… Затем что-то блеснуло особенно ярко, и я обратил внимание на растущее неподалеку деревце. Оно было покрыто красными стеклянными цветами. Центр души. Мне никогда не нравилось к нему приближаться. Тронешь – и можешь добраться до любого закоулка памяти. Я считал, что все имеют право на секреты, а потому обычно не заглядывал в воспоминания, а просто созерцал виды. Но в тот момент сильное чувство бессилия заставило меня коснуться цветов. Они обожгли пальцы, а перед глазами вспыхнули сотни образов. Там нашлось столько крови, что можно было захлебнуться. Бесконечные войны, клыки сплитов, темные улицы городов, смерть приземленных и протекторов. Снова и снова, десятками лет. На волоске от смерти, всегда и без перерыва. Блеск клинков, смех друзей и черная слизь на стенах. Руки в крови. Музыка, чье-то пение. Рамки с выцветшими фотографиями. Отчетливый образ ребенка. Ему не больше семи лет, у него темные волосы, но глаза, как и у Паскаля, светло-серые, точно пасмурное небо.
«Ты ведь слышишь их? Звезды? Они разговаривали с тобой этой ночью?»
Паскаль много младше, чем сейчас, даже на вид. Он отвечает:
«Да. Они всегда говорят».
Образ ускользает, но я слышу напоследок жалобную просьбу ребенка:
«Пообещай, что не пойдешь за ними. Не оставляй нас, Паскаль».
Оглушительный звон стекла. Оно впилось в мое лицо, опалив жаром и оставив глубокие шрамы. Образ человека в синей форме, от которого исходят клубы черного дыма. Кровь повсюду. Бегущие военные, противотанковые ежи, взрывы. Какой это год? Война? Сплиты на каждом шагу. Запах гари и свист пуль. Сотни ароматов и звуков смешались в безудержный вихрь. Улыбающиеся лица, разбитые зеркала и холод во всем теле. Все так хаотично и сумбурно. Кто-то радуется мне, кто-то проклинает. Чьи-то крепкие объятия стискивают шею. Зал, полный горящих свечей – они собраны в огромные горы, а в их воске утопают сотни серебристых урн. Свет золотом обволакивает десятки протекторов. Это похороны. А затем холод и больше ничего.
Я резко отскочил от Паскаля, судорожно дыша. В прошлом Скорпиона не нашлось ничего подозрительного. Совсем ничего. Только ужас и одиночество. Гнетущее чувство засело поперек горла.
– Слабак, – фыркнул Паскаль, отвернувшись.
Я увидел его в ином свете. Отчасти поэтому мне так не нравилось находить Центры души – человек может начать восприниматься по-другому. Я ненавидел Паскаля, но теперь не мог перестать испытывать к нему толику жалости. Мне довелось столько увидеть в его душе, пускай мельком, – но холод и боль проехались по мне катком. Паскалю оказалось больше ста лет, и он многое пережил. Неужели у каждого протектора глубоко внутри такая душа? Неужели и моей было суждено обагриться со временем?
Паскаль ничего не сказал. Я перевел дух и повернулся к Фри. Она молча кивнула, и мы пошли обратно по дорожке.