– Я не могу ничего охранять! У меня экзамены! – заявил Меф.
– За тебя Прасковья рефераты пишет! – задиристо сказал Багров, слышавший об этом от самого Буслаева.
– Что есть реферат? Форма культурного взаимообмана, устраивающая и преподавателя, и учащегося. Один притворяется, что чему-то научил, другой – что чему-то научился, – бодро сказал Меф.
Эссиорх улыбнулся. Он отлично знал Мефа, как знал и то, что Врата тот охранять будет, только немного поломается.
– Сегодня четверг. Огненные Врата исчезнут не позднее понедельника. Продержаться надо четыре дня.
Обещав приехать вечером, Эссиорх сел на мотоцикл и умчался. Остальные остались. Так как Фулона отдыхала после сдвоенного дежурства, все долго и занудно спорили, где устроить посты. Багров заявлял, что готов охранять трансформаторную будку один и круглосуточно, но при условии, что Меф не подойдет к ней на два километра.
– Ты не подскажешь: какая первая гласная в слове «болван»? «А» или «о»? Мне для кроссворда надо! – вежливо отвечал Буслаев.
Ирка, полная благородства, была готова на все. Всех подменять. Брать на себя самую тяжелую работу. От Трехкопейной девы с ее благородством отмахивались, так как это всех путало. К тому же не спать четыре дня невозможно.
Меф тоже готов был на все, но, как оказалось, кроме пятницы и понедельника, когда у него были зачеты. Это опять же ломало все схемы. Первой потеряла терпение Хаара.
– Я, конечно, понимаю, что коллектив – это сообщество людей, собравшихся вместе с целью ни о чем не договориться! – заявила она. – С вами каши не сваришь! Пойду осмотрюсь!
Она повернулась и, держа наготове копье, направилась к гаражам. Радулга присела на корточки рядом с тем местом, где недавно лежал ее мертвый оруженосец. Алик вопросительно посмотрел на нее. Радулга кивнула.
Вован ушел в машину. Он уже две недели пытался переустановить сигнализацию и безнадежно путался в десятках мелких проводков. Ламина воспользовалась отсутствием Хаары и, шепнув, что скоро вернется, умчалась в магазин. Пожалуй, после Бэтлы она была самая «шоколадозависимая» валькирия. С той только разницей, что Бэтла одновременно являлась и «колбасозависимой», и «кофезависимой», и «сметано-с-сахаром зависимой», и вообще имела целый букет пищевых слабостей.
Меф, Ирка и Багров остались у Огненных Врат одни. Буслаев призвал спату своего пращура и раз за разом принялся тюкать по валявшейся чурочке. Как дятел. Доска стояла ровно, не чувствуя ударов, однако Мефодий не смущался. С истинно буслаевским упрямством он решил, что все-таки заставит спату слушаться.
– Что у тебя в кармане? Ты там все время руку держишь, – спросил Багров у Ирки.
– А? Ничего. Ключи! – торопливо соврала Ирка.
Она подошла к воротам, нагревшимся от дневного жара. Камень Пути обжигал ей через карман бедро. Она не собиралась вставлять его ни в какую щель, но вопреки собственной воле взгляд уже нащупал ее. Вот она – почти у самого висячего замка.
«Как просто! – подумала Ирка. – Одна секунда – и ворота открыты! Никто не схватит меня за руку».
Ей стало тоскливо до тошноты. Она смотрела на железные ворота и где-то близко, в пространстве более реальном, чем панельная пятиэтажка и изнывающий от зноя летний двор, угадывала зорко вглядывающуюся в нее Мамзелькину и страшного горбуна с умным и подвижным лицом.
Ирка торопливо отошла, чтобы не сорваться. Вернувшаяся Ламина принесла шоколад и минералку.
Трехкопейная дева открутила крышку и стала жадно пить. В минералке оказалось слишком много газа. Ирка закашлялась, расплескала воду и увидела, как пролитая минералка, вместо того чтобы впитаться в землю, складывается в знакомую фразу:
«ОН МОЙ СО ВСЕМИ ПОТРОХАМИ».
Ирка поспешно стала затирать буквы подошвой. Когда она убрала ногу, то убедилась, что вода действительно ушла, но на сухой земле остался влажный след:
«СДЕЛАЙ ЭТО СЕГОДНЯ НОЧЬЮ! ИЛИ ТЫ ЕГО ПОТЕРЯЕШЬ!»
Ирка обернулась и быстро взглянула на Багрова. Тот, ни о чем не подозревая, продолжал доставать Мефа, который мирно тюкал мечом света свою чурочку.
– Хочешь успокоиться? Прими бизюкобизин! – миролюбиво советовал он Матвею.
С недавних пор Буслаев полюбил эту фразочку и всегда использовал ее, когда при нем кто-то начинал активно бредить.
«Врет! – подумала Ирка. – Ничего Мамзелькина ему не сделает! Это как с Бабаней. Вначале грозила, а потом переключилась на Матвея!»
И вот, когда Ирка убедила себя, что это блеф, Матвей покачнулся и, задыхаясь, схватился за сердце. Испуганный, бледный, покрытый испариной, он сидел на корточках и прижимал к груди ладонь.
– Сейчас пройдет. Закололо что-то!.. Все, уже лучше!
Ирка рванулась к нему и остановилась. Нет, не блеф! Мамзелькина такая же хозяйка сердцу Багрова, как и ее ногам. Зачем Матвей отказался от Камня Пути? Лишь над ним не властен мрак, и лишь от него он испуганно отдернет свои длинные, опутавшие все щупальца.
Но Камень Пути теперь лежит у нее в кармане, и вернуть его Матвею в грудь Ирка никак не может.
Страх потерять Багрова захлестнул ее. Только бы не лишиться Матвея! Что-то в Ирке еще сопротивлялось, кричало, протестовало, но она уже чувствовала, что сделает все, что от нее требуют.
Притворившись, что ей нужно позвонить, Ирка поднесла к уху молчащий телефон. Зашла в ближайший подъезд, поднялась на верхний этаж и там, опустившись на ступеньку возле какой-то квартиры, заплакала.
Через некоторое время Ирка почувствовала мокрой щекой сквозняк. Дверь справа от нее тихо приоткрылась. Выглянула беловолосая старушка, похожая на необлетевший одуванчик. Лицо старушки перечеркивала закрытая из осторожности цепочка.
– Сидят, плачут! «Нуль-два» вызову! – произнесла старушка будто про себя.
– Вызывайте, – согласилась Ирка. Ей было все равно.
Старушка ушла. Минуту она где-то пропадала, а потом Ирка вновь услышала ее голос:
– Руку вверх!
– А почему одну? – не поняла Ирка.
– А как я еще хлеб просуну? Руку давай, говорю!
Ирка увидела, что старушка протягивает ей через приоткрытую дверь кусок хлеба. Цепочка по-прежнему мешала, но с ней необлетевший одуванчик расставаться не собирался. Ирка взяла хлеб. Он был странный, мокрый, в черно-белую крапинку.
– Хлеб с заваркой и сахаром! Кладешь на хлеб спитую заварку, сахар насыпала и поедай себе! – сказала старушка.
Ирка послушалась и стала поедать хлеб. Одуванчик слушал через щелку, как она жует.
– В детстве привыкла. Забежишь с улицы в дом, все на работе, еды никакой нет. Накинула заварочки из пустого чайника, сахарком присыпала на хлеб – и вперед!.. А теперь иди отсюда! Нечего тут сидеть! Я пойду «нуль-два» вызывать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});