С другой стороны ограждения, у самых флажков, стояла Улита в шахтерской каске с фонарем и в скаутской куртке с нашивками «Лучший кашевар» и «Разведка боем». Многие принимали ее за ответственного газовщика и обращались с вопросами, на которые ведьма отвечала, не скупясь на детали.
Две девицы мялись у флажков, думая как-то проскочить.
– Что, девочки, жить надоело? Пока не накрашусь – от пожара спасаться не буду? – поинтересовалась у них Улита.
Девицы поочередно фыркнули и, дрожа негодованием и каблуками, повернули назад. А Улита уже зубасто кричала кому-то:
– В чем дело, приятель? Свиньи салом не торгуют? Особое приглашение на от ворот поворот?
Ирка воспользовалась моментом и нырнула под флажки, ощущая себя волчицей из песни Высоцкого. За ней спешили Корнелий и Багров.
Мефодия они нашли внизу. Вместе с Эссиорхом он стоял перед дверью в переходе и держал в руках Т-образный катар Арея. Ощущая близость хранителя, катар нагревался. От Эссиорха это не укрылось.
– Все же взял его? У тебя же есть спата!
– Это которая табуретки жалеет? Нет уж, я лучше по старинке! Тут переходик, коридорчики тесненькие, для катара самое оно, – отказался Буслаев.
Эссиорх цокнул языком.
– Злом нельзя одолеть зла.
– Одолеть – да. Но прирезать-то можно? – резонно отвечал Меф.
Эссиорх спорить не стал, но заметно было, что он не согласен.
Услышав шаги, Меф оглянулся на Ирку. Вначале он посмотрел на ее лицо, потом на ноги. Затем снова на лицо. Ирка почувствовала, что он обрадован и одновременно растерян.
– Теперь ты можешь узнавать меня сколько угодно! Я больше не валькирия! Трехкопейная дева. На них это правило не распространяется, – сказала Ирка.
Через железную дверь они ворвались на счет «три». Эссиорх, Меф с катаром и Ирка с рункой, слишком громоздкой для перехода. Рунка моментально перегородила ей проход, и Корнелий, бежавший за Иркой, мог только прыгать и издавать воинственные вопли. На четвереньках он перебежал под стол, нашел там свою флейту, выскочил и замер.
Стражей мрака здесь уже не было. Тухломон и подавно не дожидался возмездия. Варвара лежала на полу лицом вниз. Рядом с ней, уткнувшись мордой ей в ладонь, вытянулся Добряк. Из ноздрей у пса сочилась кровь. Одна из передних лап – правая – была сломана. Кто-то из стражей мрака, уходя, сильно ударил по ней каблуком.
Корнелий боялся переворачивать Варвару и только скулил. Эссиорх перевернул ее сам. Потрогал пульс на шее, наклонился, послушал дыхание.
– Жива. Скоро придет в себя.
Медальон с шеи Варвары был грубо сорван. На шее остался порез от шнурка. Меф сидел на корточках перед псом и смотрел на его лапу.
– Где они? – спросил он мрачно.
Эссиорх огляделся.
– Где-то рядом.
Меф недоверчиво прищурился.
– Чтобы телепортировать, много времени не надо.
– Они не могли телепортировать! Я поставил блок на телепортацию одновременно с флажками. Они не дальше Старого Арбата или переулков. Надо их найти! – уверенно ответил Эссиорх.
– А кто останется с Варварой? – спросила Улита.
– Мы с тобой.
Эссиорх сел рядом с Добряком и занялся его лапой. Заметно было, что терпения в нем – целая бесконечность. Улита, в которой терпения было гораздо меньше, переминалась с ноги на ногу, поигрывая рапирой.
– Может, я тоже пойду поищу, а? – предложила она.
Эссиорх красноречиво оглянулся. Улита отлично поняла, что это значит.
– Ну ладно! Тогда еще любопытных погоняю! – уступила она и, для важности включив на каске фонарь, отправилась к флажкам.
Меф, Багров и Ирка выскочили из перехода вместе. За ними полубоком несся полный рвения Корнелий, вцепившийся двумя руками во флейту. Меф специально притормозил, пропуская его вперед. Он не хотел получить бронебойную маголодию в спину только потому, что Корнелий что-то там перепутал, или погорячился, или промахнулся. Конечно, он потом стал бы извиняться, но смог бы Меф принять его извинения с дырой в спине – вопрос другой.
В результате Корнелий побежал по переходу направо, в сторону кинотеатра «Художественный», а Ирка, Багров и Мефодий – налево, к Старому Арбату. Прохожие смотрели на катар Мефа, палаш Багрова и рунку Ирки спокойно – Арбат привык ко всему. Здесь даже факиры, выдыхающие огонь, вызывают зевоту. Подойди тут к любому человеку, преврати камень в алмаз, а сапог в ящерицу, отрасти, наконец, крылья и поднимись над землей – и он тебе скажет, пережевывая хот-дог с горчицей: «Все это очень забавно, но денег не дам!»
Ирка на секунду отвлеклась, а когда вновь обернулась к Багрову и Мефу – они куда-то исчезли. В глазах у Ирки запестрело от переулков. Трехкопейная дева пробежала мимо памятника Окуджаве и хотела уже нестись обратно, но тут увидела сухонькую спинку. Эту черепушку в берете, эти кроссовки, этот рюкзачок и, наконец, это покрытое брезентом сельскохозяйственное орудие Ирка узнала бы из тысяч. Она, не задумываясь, вскинула рунку, но нанести удар в спину не смогла. Рука ее дрогнула и опустилась. Аида Плаховна обернулась.
– Правильно сделала, лебедица ты моя недостреленная! Кто ж меня унесет? Непонятка бы вышла! – сказала она сладким голоском, в котором сквозь варенье угадывался могильный холод.
Ирка отпрыгнула и хотела бежать к Матвею и Мефу, но внезапно ноги перестали ей повиноваться и покорно подвели к Мамзелькиной. Ирка увидела, что старуха шагает пальчиками правой руки по ладони левой, а ее ноги слушаются пальцев Аиды Плаховны так, будто являются их продолжением.
– Топы-топы-топы-топ! – проохала Плаховна. – А ножки-то хороши! И не поблагодарила!.. Красотки, красотки, красотки кабаре! – Сухие пальцы старушки затанцевали на ладошке. А Ирка вопреки своей воле стала вскидывать ноги, отплясывая канкан.
На этот раз Ирка точно ударила бы Мамзелькину рункой, но Аида Плаховна дальновидно пошевелила пальчиками, и Трехкопейная дева против своей воли отступила от нее на четыре шага.
– Пошутили и будя! А теперь иди за мной, пока силой не повела!.. Хотя ты и так пойдешь! Вот у меня что есть! – произнесла Мамзелькина совсем другим, очень деловым голосом и что-то показала Ирке.
Та увидела сверкающий камень, который в руках у старухи тоскливо мерцал и менял цвета, точно ему было больно.
– Матвей??? – выдохнула Ирка, сразу все поняв.
– А-а, так он не сказал?.. А ты думала: я даром ему ножки-то дам?..
– А как же?.. А что у него… – пугаясь, начала Ирка.
– Да раздобыла там сердчишко одно. Как и ноги твои, оно мне подчиняется, только он этого не знает… Ну топай, бедолага! Разговаривать будем! – И белые кроссовки зашаркали в ближайшее кафе.
Ирка покорно поплелась следом, ощущая себя побитой собакой, которую хозяин тащит на поводке. В кафе Мамзелькина нагленько заняла лучший столик у окна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});