ничего не подозревающего человека в любящего плоть людоеда, обладающего способностью заражать и уничтожать всё, что он грызёт, я скучала по тишине.
На самом деле, в настоящее время я жаждала этого, я была почти в отчаянии от этого.
В течение последних двух лет я была разочарована отсутствием фонового шума: за моим окном не сигналили машины, самолёты не пролетали над моей головой, не было соседских детей, смеющихся или кричащих, когда они бегают по двору, даже животные не издавали звуков в эти дни. Они, казалось, так же хорошо, как и люди, осознавали постоянную угрозу, нависшую над ними.
Постоянная, вынужденная тишина приводила меня в замешательство, голова кружилась, а в ушах звенело от её абсолютной интенсивности.
Я ненавидела её.
Презирала её.
Верила, что она будет официальным концом моего здравомыслия.
Пока она не исчезла, сменившись непрерывным стоном голодных Пожирателей, стучащих в дверь всего в нескольких футах от того места, где я притворялась спящей.
Они были повсюду — или казалось, что были. Я не могла выглянуть наружу с тех самых первых мгновений, как мы с Кейном заперлись в безопасности этого бункера. Но удары их кулаков по тяжёлой металлической двери и нечестивый скрип, когда их длинные когти царапали в отчаянной попытке добраться до нас, эхом отдавались в небольшом пространстве, которое несколько часов назад превратилось из безопасного убежища в клаустрофобную тюрьму.
Я склонила голову набок и прищурилась в темноте, просто чтобы посмотреть, смогу ли я разглядеть фигуру Кейна, распростёртого на диване. Мы пытались «беречь» все батареи и ресурсы, которые у нас были, поэтому решили выключить всё, когда ложились спать.
Мы надеялись, что помощь скоро придёт, но отталкивались от того, что её не будет.
Теперь я почувствовала, как тяжёлая тьма окутала меня, словно гроб, и только стук кулаков занимал мои лихорадочные мысли и растущую паранойю. Я сосредоточилась на дыхании, изо всех сил стараясь выровнять его, отчаянно пытаясь успокоить свою истерику.
— Риган, — позвал Кейн издалека.
Он казался за много миль отсюда, он ощущался на расстоянии многих световых лет. В этот момент он олицетворял безопасность и защиту. Я ненавидела то, что начала видеть в нём нечто иное, чем монстра, но я была бессильна остановить свои эмоции и прекратить хвататься за то, что могло меня успокоить. Кейн был всем, что у меня сейчас было. И он спас мне жизнь. Это означало, что мы были связаны каким-то нерушимым образом. Мысли о том, что я должна чувствовать и что не должна, прокручивались в моём мозгу и переплетались в невероятном беспорядке. Я разберусь с ними позже. Когда окончательно выберусь из этого дерьмового шторма.
— Я думала, ты спишь.
Честно говоря, я не знала, было слишком темно, чтобы я могла видеть, и слишком громко, чтобы я могла судить по его дыханию. Но то, как он произнёс моё имя, было похоже на приглашение к каким-то глубоким размышлениям с его стороны, поэтому я отвлеклась.
Моя жалкая попытка контролировать разговор была сорвана, когда он сказал:
— У нас всё будет хорошо.
Я услышала, как всхлипнула в ответ, и запретные слёзы скатились из уголков моих глаз и горячо потекли по вискам, только чтобы скатиться по подбородку и собраться в лужицу на изгибе шеи. Я не потрудилась их вытереть. Я даже не хотела признавать, что они были там или что это невозможное затруднительное положение так взволновало меня.
Я привыкла игнорировать звонки и жить в нескольких секундах от смерти. Я привыкла к постоянной угрозе зомби и мгновенному переходу от относительной безопасности к борьбе за свою жизнь. Я справилась с этим благодаря безумному таланту к выживанию и адреналину — двум самым важным навыкам для любого эмоционально неуравновешенного двадцатилетнего человека, пытающегося пережить конец света.
К чему я не привыкла, так это к тому, что мне не грозила непосредственная опасность, пока она сердито маячила за моей дверью. Моя нынешняя ситуация была почти опасной — недостаточно риска, чтобы поднять адреналин, но достаточно, чтобы напомнить мне, что я никоим образом не была в безопасности.
Пожиратели отделены от нас лишь дверью. Бункер, предназначавшийся на короткий срок. И Кейн.
Я имею в виду, что, чёрт возьми, я вообще должна была делать с Кейном?
Всё это вместе выводило меня из себя, создавало напряжённую тревогу, которая перекрыла приток крови к моей голове и душила мои лёгкие до тех пор, пока я не поверила, что потеряю сознание.
Мне почти хотелось упасть в обморок. Тогда, по крайней мере, я перестану думать.
— Риган, — повторил Кейн хриплым голосом, хриплым от сна или бессонницы, одно из двух. — Мы в порядке. Мы в безопасности. Тебе нужно успокоиться.
— Я знаю, — выдохнула я. — Я пытаюсь.
— Они не могут попасть сюда.
— Я знаю, — но я согласилась больше для того, чтобы услышать это от себя, чем потому, что действительно в это верила. — Я знаю, что они не могут сюда попасть.
Я услышала, как зашуршала его постель и поняла, что он сел.
— Расскажи. Скажи о своих страхах вслух.
Я слегка поперхнулась. Я не была готова к психоанализу Кейна.
— Что?
— Скажи о своих страхах вслух. Выбрось их из головы. Позволь себе услышать, насколько они необоснованны. Тебе нужно их произнести. Тебе станет лучше, я обещаю, — он говорил так уверенно, что мне действительно хотелось ему поверить.
И в этом был смысл. Я сделала глубокий вдох, готовая выплеснуть тревоги, которые казались мне цементными блоками, привязанными к ногам, в то время как океан сомнений и неуверенности затягивал меня, пока я не могла дышать, пока я не могла жить.
Я заколебалась в последний момент, зная, что это же упражнение сблизит нас с Кейном. Я не была настолько погружена в свой собственный страх, чтобы не понимать, какое доверие это породит между нами.
— Я собираюсь включить свет, — предупредил он с расстояния в несколько дюймов.
Я ахнула и повернула голову в ту сторону кровати, у которой он стоял, напрягшись от страха более неизлечимого, чем я могла справиться. Мои руки крепко сжали затхлое одеяло, и я сомкнула губы в попытке собраться с мыслями, как раз когда Кейн включил фонарь на батарейках.
Несмотря на то, что свет был тусклым и едва ли навязчивым, мне всё равно пришлось щуриться, пока мои глаза не привыкли. Кейн казался особенно внушительным, нависая надо мной, его лицо всё ещё оставалось в тени, а обнажённая грудь поблескивала в слабом свете.
Я с трудом села, просто чтобы поставить нас в