О 4-й роте 2-го батальона 850-го стрелкового полка 277-й стрелковой дивизии 72-го стрелкового корпуса Крылов был наслышан давно. Знал лично комбата И. П. Луева и командира роты старшего лейтенанта А. Д. Старостенко.
К этому времени сменился командир 72-го стрелкового корпуса. В командование корпусом вступил генерал-майор Александр Игнатьевич Казарцев, соратник Крылова по Сталинградской битве, бывший комдив славной 87-й дивизии.
Они встретились как старые друзья, но их связывало нечто большее, чем боевая дружба, пережитые вместе гнев, ярость и бессилие.
— Ну и как, Александр Игнатьевич, — спросил Крылов после первых приветствий, — чуешь, как все резко и страшно для наших врагов переменилось? Ты от бессилия чуть на себя руку не поднял, когда немецкие самолеты разбомбили твою дивизию в степи, а их танки и машины мчались по чистому полю к Сталинграду... Пусть теперь у немецких генералов в бессилье, как во сне, повиснут руки...
Никто в армии в те часы не мог лучше Казарцева понять замыслы Крылова, ибо в этом замысле воплотился сталинградский опыт.
Командарм и командир корпуса пробрались в траншею, вырытую почти у кромки берега Суходровки. В расположение 4-й роты, выделенной в передовой отряд передового батальона, к «запевалам битвы», к «запевалам победы», как потом несколько дней спустя назовут эти передовые отряды и батальоны в «Красной звезде».
— О твоей роте, товарищ старший лейтенант, ходят в армии легенды, — начал Крылов беседу со Старостенко. — Будто бы удачлива она в боях и выходит из боя всегда с малыми потерями. Даже до меня доходят рапортички бойцов с просьбой перевести в твою роту, чтобы всегда находиться на боевом участке. Сразу скажу, старший лейтенант, в слепые удачи в боях я не верю, стало быть, боевая выучка твоей роты соответствует боевым условиям. Потому и пришел я к тебе, дабы вместе нам с тобой подумать, товарищ старший лейтенант, как бы твоя легендарная рота помогла бы решить армейскую боевую задачу.
Старостенко было лет под тридцать. Густой и тщательно расчесанный чуб спускался из-под пилотки на лоб, в голубых глазах редкое спокойствие, и отвечал он командарму без какой-либо тени страха перед таким высоким начальством, скорее как равному, а это и любил Крылов в общении с младшими командирами и солдатами.
— Не велика ли для роты задача, товарищ командующий? — спросил Старостенко.
Крылов расстелил карту.
— Твоя рота, старший лейтенант, острый наконечник нашего удара. Погляди по карте, в какую точку ударить этим острием? Где здесь нерв всей обороны немцев?
Старостенко указал на высоту с отметкой 157,7. Затем скользнул на торфозавод и оттуда, прочертив нечто похожее на дугу, остановился на деревеньке Бураки.
И хотя на карте командарма Бураки были обозначены деревней и тщательно прорисовывался каждый дом, они уже не были ни деревней, ни, говоря военным языком, населенным пунктом. Немецкие солдаты оборудовали под зимние квартиры погреба и подвалы. Даже русские печи с их огромными жерлами были превращены в огневые точки.
— Высота, на которую ты указал, старший лейтенант, — заметил Крылов, — это дверь, быть может, и ворота на всю глубину их обороны, ключ от этих ворот — Бураки. Сначала надо добыть ключ. А лежит он у них в первой линии траншей! Как бы ты, старший лейтенант, со своей ротой ворвался бы в эти траншеи и по ним в Бураки?
— Кто меня будет поддерживать, товарищ командующий?
— Я сказал бы, что отдаю в поддержку всю армию, но это не сразу, и решать армии много задач, а вот здесь твои комкор и комдив тебе объяснят...
Комдив 277-й генерал-майор С. Т. Гладышев подвинулся к карте и указал Старостенко на отметку, что обозначала его батальон.
— Сначала батальон, потом полк, а за ними и вся дивизия... Только выхватить у них ключик, как образно обозначил задачу командующий. Ну и перед прыжком на Бураки мы ударим по этому бывшему населенному пункту такими залпами...
— Когда начинать? — поинтересовался Старостенко.
— Не спеши, старший лейтенант! — остановил его Крылов. — Сначала подумай, с чего начнешь.
— Раньше мы думали, что немцы заминировали свой берег перед траншеями... — ответил Старостенко. — А вот недавно разведкой проверили — мин на том берегу до самого края их позиций не имеется! Для своей контратаки простор оставили. Это и хорошо! Высоко себя ставят, высоко залетели, страшнее будет падать! Ночью мы переползем через Суходровку! Не переправимся, а переползем. Да так тихо, что вода не плеснется. А еще хорошо бы, если бы в ту ночь дождь пролил. Проползем болотом, и надо будет до рассвета зарыться в землю. Траншею вырыть перед самым их передним краем, чтобы было до него как бросок гранаты!
— Вот! — воскликнул Крылов. — Это и есть по-сталинградски. Атаку начинать с броска гранаты, а не с грома всей артиллерии.
— Пусть думают, — продолжил Старостенко, — что это местная операция по улучшению позиций.
— Не совсем так, старший лейтенант! Мысли у него будут иные. Начали, дескать, русские отвлекающую операцию малыми силами, чтобы всей силой ударить в другом месте. А мы им поможем. Артиллерия будет молчать до того момента, как ворвешься в траншеи, а в стороне мы ударим большим огнем. Как только твоя рота ворвется в Бураки, тогда и дивизии начинать пролом обороны... Готовься, старший лейтенант, все подготовь, чтобы переползти, как сам выразился, через Суходровку!
Итак, позади двадцать дней и ночей напряженной подготовки наступательной операции, равной которой еще ни разу не проводили советские войска. И в 5-й армии весь подготовительный период позади. Позади расчеты, передвижения войск, проверка всех звеньев армии, позади игра на ящике с песком в присутствии командующего фронтом, позади и встреча с представителем Ставки маршалом А. М. Василевским.
Строгая, ответственная проверка готовности 5-й к наступлению, анализ замысла командарма и несколько слов, сказанных маршалом на прощание:
— Николай Иванович, мы в Генеральном штабе с большим вниманием следили за твоим ростом как виртуозного мастера обороны, это твоя первая наступательная операция. Если есть какие-либо сомнения — скажи, если есть нужда посоветоваться — я всегда готов. Мне лично очень хотелось бы, чтобы ты с блеском оправдал свое назначение и в наступлении.
Крылов после некоторой паузы ответил:
— Военнопленные в Сталинграде рассказывали, как Гитлер похвалялся, что его шестая армия может штурмовать небо. Небо нам штурмовать без нужды, а вот двести орудийных стволов на один километр фронта пробьют дорогу и до Берлина. Никаких сомнений в успешном наступлении у меня нет. Одна у меня забота: в Одессе, в Севастополе, в Сталинграде солдат своей грудью вставал на пути врага, и не было иного выхода. Но в наступлении его грудь мы должны защитить огнем, сталью и военным искусством, иначе непонятно, для чего оно существует и существует ли вообще!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});