больше истощали и разоряли южную Русь. Летописец с горем пишет об этих опустошительных набегах. Вот описание одного из них: «Плач великий сотворился в нашей земле, и опустели села и города наши. Одних ведут в плен, других умерщвляют, те трепещут при виде избиваемых, те умирают от голода и жажды… Этих вяжут и толкают ногами и держат на морозе. Мучимые холодом, в цепях, томимые голодом и жаждою, с побледневшими лицами и почерневшими телами идут неизвестною страною, с воспаленным языком, нагие и босые, с ногами, растерзанными терниями. Один говорит другому: «Я был из такого-то города» или «Я такого-то села», и со слезами рассказывают о своем роде. Опустели наши города; поля, где паслись стада, кони, овцы и волы, все теперь пусто, нивы сделались жильем зверей». Такие бедствия терпели люди, а князья за вечными усобицами не только порой забывали свою исконную обязанность защищать Русь от поганых, но и сами увеличивали народное разорение своими войнами. Киевские митрополиты и игумены Печерского монастыря непрестанно увещевали князей оставить распри и обратить внимание на горе народное. И правда, разорение народное росло, менялись и отношения между людьми: увеличивалось число бедняков и богатели князья, бояре, дружинники и купцы, захватывавшие все большие и большие пространства земли. Торговля с иностранными государствами сокращалась вследствие того, что торговые пути отрезывались половцами. Многие из прежних воинов — купцов делались помещиками. В то же время часть разоренных смердов бежала на север или на запад, а часть, стараясь восстановить расхищенное хозяйство, должала богачам, дававшим деньги за большие проценты. Не будучи в состоянии уплатить не только долга, но и процентов, смерды запутывались, отрабатывали долг на землях заимодавцев и превращались из свободных земледельцев в несвободных, или закупов, как тогда называли. Побег от хозяина или нарушение заключенных условий закабаляли окончательно закупов, и они делались холопами.
При внуках Ярослава распри увеличились еще больше, так как появились новые обделенные князья-изгои. Наконец князья решили съехаться и сообща обсудить родственные дела. Съезд был в 1097 году в Любече. Решено было, чтобы внуки Ярослава владели отчиной, т. е. теми же волостями, какими владели их отцы. Вследствие этого постановления сыновья Святослава получили Черниговскую область, которую оспаривали у них другие князья. Все князья целовали крест и говорили: «Если теперь кто-нибудь из нас поднимется на другого, то все мы станем на зачинщика, и крест честной будет на него же». Но прошло немного времени, и ссоры снова возникли между прежними изгоями, сидевшими теперь на Волыни. Один из них, Давид Игоревич, заподозрил другого, Василька Ростисла-вича, в том, что тот задумал отнять у него землю. Не решаясь начинать войну только со своей дружиной, он стал склонять к союзничеству киевского князя Святополка Изяславича. Он уверил Святополка, что не только Василь-ко задумал увеличить свое княжество, но и Владимир Мономах, сын греческой царевны и Всеволода, в заговоре с ним, покушается на киевский стол. Кончилось тем, что Василько, приехавший в Киев на богомолье, был приглашен к князю в гости, там схвачен и затем ослеплен. Все князья, участвовавшие в съезде, пришли в негодование от коварного и бесчестного поступка Святополка и Давида, и снова разгорелась продолжительная усобная война. Наконец, на втором съезде в Витичеве (1100 г.) был вторично заключен мир, и князья решили сосредоточить свои силы на борьбе с половцами.
Главную роль в этих примирительных съездах играл всегда Владимир Мономах, прозванный так по родственнику своей матери Константину Мономаху. Он заслужил общую любовь и уважение за свои старания поддерживать мир между князьями-родичами и за удачные походы на половцев. Через три года после витичевского съезда он стал уговаривать Святополка и других князей идти весной на поганых. Дружина Святополка не советовала князю отрывать поселян в весеннее время от полевых работ. «Дивлюсь я одному, — ответил на это соображение Владимир, — как вы поселян жалеете и лошадей их, а того не подумаете, что станет поселянин весною пахать на лошади, придет половчанин, ударит его самого стрелой, возьмет и лошадь, и жену, и детей, да и гумно зажжет; об этом вы не подумаете». Обе дружины согласились с ним, и князья, собрав родичей, пошли в половецкие степи. Пехота поехала в лодках по Днепру, а конница пошла берегом. Пройдя пороги, у Хортицкого острова пешие высадились на берег, конные сели на лошадей и шли так степью четыре дня. Половцы пробовали завести переговоры о мире, когда увидали большие княжеские войска, но князья не согласились и разбили их. Взяли много всякого скота, лошадей, верблюдов, освободили многих русских пленников, захватили в полон половцев, печенегов и торков. Но так как половцы не притихли и после этого поражения, то Мономах решил исполнить свое давнишнее намерение разбить их в центре поселений, у реки Дона. Поход удался и на этот раз. Главный герой его Мономах надолго остался в народной памяти, и долго пели в народных песнях о том, как он пил Дон золотым шеломом, как загнал окаянных агарян за Железные ворота. Действительно, много половцев разбежалось после разорения их селений, а оставшиеся не скоро оправились и пришли в себя.
Святополк Изяславич не оставил по себе доброй памяти ни среди жителей Киева, ни среди духовенства, ни среди родичей князей. Летописец рассказывает, что по Святополке плакали бояре и дружина его, но о плаче народном не упоминает. Его упрекали в корыстолюбии, жестокости и лицемерии. Сын его, Мстислав, шел по его стопам. В летописях находим такой рассказ, характеризующий жестокость и корыстолюбие Мстислава. Однажды разнеслась по Киеву весть, что двое печерских монахов нашли клад в Варяжских пещерах. Мстислав замучил до смерти монахов, выпытывая, где спрятан клад. Народ строго судил действия своих князей, и весь род Изяславов не пользовался его любовью. По старшинству после Святополка должен был занять киевский стол старший из Святославичей. Но киевляне хорошо помнили Олега Гориславича, причинившего много зла русской земле, и так же не любили род Святослава, как род Изяслава. Они подняли бунт, разорили дворы богатых евреев за лихоимство и дворы многих правителей за притеснения и насилия. После грабежа они послали сказать Владимиру Мономаху: «Приходи, князь, в Киев. Если же не придешь, то знай, что много зла сделается. Ограбят уж не один Путятин двор или соцких и жидов, но пойдут на княгиню Святополкову, на бояр, на монастыри, и тогда ты, князь, дашь Богу ответ, если монастыри разграбят». Киевляне и после смерти Изяслава выражали желание видеть у себя князем Владимира, а не Святополка, но Мономах не хотел нарушить порядка старшинства. На этот раз