Читать интересную книгу Ненависть - Петр Краснов

— Ну, а кол-хозъ?

— Что-жъ кол-хозъ?.. Силой всего не сдѣлаешь… Когда въ кол-хозъ писали казаковъ, туда пошли самые что ни есть лѣнтяи, лежебоки. Они въ сельскомъ хозяйствѣ ни бе, ни ме не мемекаютъ. Пошли, чтобы ничего не дѣлать. Дарового хлѣба искали… Пѣсни орать, на казенномъ пайкѣ пьянствовать. Тамъ дѣвки съ парнями вмѣстѣ спятъ, самогонъ курятъ, гуляютъ, послѣднее наше добро проживаютъ… Кол-хозъ строили — пѣсень, танцевъ, шума, ругани, крика что было!.. Съ пѣснями строили общественныя конюшни и коровники, съ насмѣшками надъ нами сгоняли птицу въ общественные курятники. Все общее! Какъ хорошо! Нѣтъ богатыхъ!.. Всѣ равны. И вотъ эту-то шпану учить, руководить ею понаѣхали коммунисты изъ Москвы… Все — Володи!..

— Какъ?.. Володя былъ здѣсь?..

— Да, нѣтъ-же. Я думаю, нашъ Володя давно померъ, какъ увидалъ во всей красѣ свой соцiализмъ… Я говорю нарицательно… Такiе, какъ Володя. А Володя то, какъ у насъ былъ, овса отъ пшеницы отличить не могъ, ему все рожь!.. Вотъ такiе ученые и понаѣхали. Все молодежь… Стопроцентные коммунисты!.. Какъ могли руководить они старыми казаками, которые у насъ тутъ каждую былинку знаютъ? Тѣ, было, сунулись съ совѣтами. Ихъ обвинили въ правомъ уклонѣ, въ содѣйствiи кулакамъ. Ну, знаешь нашу казуню. Озлобилась. А когда такъ — пропадай все пропадомъ. Пусть все прахомъ пойдетъ. Ну и пошло прахомъ. Отъ неумѣлаго ухода стала дохнуть птица, худоба хворать… Изъ Рай-кома посыпались директивы. Ученые агрономъ и ветеринаръ прiѣзжали. Опредѣлили болѣзнь… Просто — вредители… Человѣкъ триста тогда сослали на сѣверъ, пятерыхъ лучшихъ хозяевъ разстрѣляли. Теперь и пѣсенъ не поютъ. Озираючись ходятъ.

— Тетя, да что-же это такое?.. Уходить вамъ всѣмъ надо?

— А куда подашься?.. Вездѣ одинаково. Совѣтская власть! Люди съ Кубани приходили, сказывали: тамъ еще того хуже. Людоѣдами стали. Покойниковъ откапываютъ, в куски рѣжутъ, солятъ мясо-то… Колбасы дѣлаютъ. Тьфу!.. Да я и не вѣрю…

— Что-же, тетя дѣлать?..

— Помирать. Только и осталось… Въ церкву пойду. Батюшка такой-же, какъ я, опухшiй, косматый, волосы нечесаные, отъ голода голова вся въ гнойникахъ, служитъ, молитвы читаетъ, а голоса его и не слышно — нѣтъ у него голоса. Я на память знаю службу такъ понимаю что. Пѣть некому. Съ десятокъ такихъ, какъ я, старухъ станетъ передъ иконой Божiей Матери и молитъ: — «пошли намъ, Матушка Царица Небесная, смертушку поскорѣе. Силъ не стало намъ жить»… Такъ вѣришь-ли, выйдемъ изъ церкви, а какая нибудь и до ограды не дойдетъ, въ церковномъ садочкѣ упадетъ, значитъ — услышала Владычица молитву, приняла грѣшную душеньку… Ну и закопаемъ… А сами идемъ, качаемся… Вотъ она какая жизнь у насъ въ самомъ богатомъ краю…

— Кто повѣритъ?..

— Повѣрить то страшно… На Кубани, мнѣ Тихонъ разсказывалъ, молодыя, здоровыя дѣвки, въ комъ еще тѣло осталось, въ одиночку не ходятъ. Боятся… Затащутъ, убьютъ и на мясо порѣжутъ… Я не вѣрю ему. Думаю, такъ стращаетъ меня Тихонъ. Гдѣ такое бывало?.. А только…

— Что-же это такое, тетя?..

— Люди сказываютъ: — совѣтская власть!.. Коммунизмь!.. Видала «кол-хозъ имени Карла Маркса»… Вотъ онъ нѣмецкiй Карлъ Марксъ какимъ бокомъ выходитъ изъ донского казака!

Вода закипѣла. Женя заварила чай, достала провизiю… На нѣсколько дней хватитъ, а тамъ… Для чего она прiѣхала сюда. Спасти тетку!.. Ее не спасешь — сама погибнешь!..

Тетя Надя жадно и долго жевала, смакуя давно невиданный хлѣбъ. Голубые глаза ея свѣтились животнымъ восторгомъ.

— У насъ за такую провизiю человѣка убить могутъ, Женя. Надо хорошенько все припрятать. Не ровенъ часъ, кто увидитъ.

XII

Около полудня командиръ Дзюнгарскаго коннаго полка, нахлестывая притомившуюся лошадь нагайкой, подскакалъ къ запыленному «Форду», въ которомъ сидѣли Володя и Драчъ, два чекиста и районный комиссаръ и доложилъ, что казачiй хуторъ, гдѣ находится колхозъ «имени Карла Маркса» окруженъ его башкирами и всѣ члены кол-хоза собраны въ кол-хозномъ правленiи.

Автомобиль заскрипѣлъ заржавѣлыми рычагами, зафырчалъ, пустилъ струю ѣдко-вонючаго дыма и покатилъ къ хутору.

У Володи былъ «трехъ-аршинный» мандатъ. По этому мандату Володѣ предоставлялось право передвигаться по всѣмъ путямъ сообщенiя, до аэроплановъ включительно, носить какое угодно оружiе, требовать себѣ въ помощь воинскiя части и останавливаться въ любомъ домѣ. Хозяева обязаны были его кормить и оказывать всяческое содѣйствiе его допросамъ. Володя имѣлъ право разстрѣливать всѣхъ, кто, по его мнѣнiю, окажется причастнымъ къ контръ-революцiи, вредительству и бандитизму.

Въ бѣлой, расшитой шелками косоворткѣ — у Володи были почитательницы, присылавшiя ему вышивки, — подпоясанный широкимъ ремнемъ съ двумя револьверами — Маузеромъ и Браунингомъ, въ рабочей кепкѣ и длинныхъ, широкихъ, матросскихъ штанахъ, Володя, гладко выбритый, рослый, костистый — протопоповская порода была видна въ немъ — лѣниво вылѣзъ изъ автомобиля у крыльца Вехоткинскаго дома. На крыльцѣ толпился весь составъ кол-хознаго правленiя.

Суетливый, пожилой казакъ Мисинъ, «нейтралитетчикъ» при Калединѣ, позднѣе сотрудникъ Миронова — теперь выборный предсѣдатель и завѣдующiй кол-хозомъ, человѣкъ, лѣтъ пятидесяти, лысый, брюхатый, почтительно подбѣжалъ къ Володѣ. Тотъ молча показалъ Мисину свой мандатъ. Мисинъ затрясся, побурѣлъ лицомъ и одно мгновенiе хотѣлъ поцѣловать Володю «въ плечико», но замѣтилъ холодно насмѣшливый взглядъ Драча, засуетился еще болѣе и прошепталъ:

— Пожалуйте, товарищъ… Все по истинной правдѣ покажу!

Въ лучшей комнатѣ хаты, бывшей столовой Тихона Ивановича, былъ уже приготовленъ столъ, накрытый краснымъ кумачомъ.

— Можетъ быть, закусить раньше пожелаете?.. Съ дороги освѣжиться. Испить чего холодненькаго, — угодливо говорилъ Мисинъ.

— Закусить — это послѣ, - величественно сказалъ Володя.

— И чтобы пѣсенники и дѣвки были, — шепнулъ на ухо Мисину Драчъ, — Ночевать будемъ.

— Это можно… Это ужъ, какъ полагается… Не сумлѣвайтесь… Тутошнихъ кол-хозныхъ бабочекъ предоставимъ… Нарочно откармливали… Хуторскiя-то дюжа не хороши. Съ голодухи пухнутъ. Нашихъ соблюдаемъ.

Володя небрежно кивнулъ головой на поклонъ собравшихся членовъ правленiя и сказалъ:

— Садитесь… Ну, что у васъ тутъ?..

— Да такъ, товарищъ… Очень даже рады, что вы пожаловали… Насъ во вредительствѣ обвиняютъ, а какое тамь вредительство, душою рады!.. Да житья не стало отъ этихъ самыхъ бѣло-бандитовъ. Ихъ шайка тутъ недалече… И конные… Дыкъ какъ-же!.. На прошлой недѣлѣ на самую станицу набѣгъ исдѣлали. Ночью… Никто ничего и не слыхалъ. Ни даже выстрѣла никакого не было… Предсѣдатель исполкома разрубленъ шашкою даже до неузнаваемости… Начальнику милицiи голову сняли. Секретарей ком-ячейки и союза безбожниковъ на окраинѣ станицы, снявъ съ нихъ штаны посадили на колъ… Оружiе какое было въ станицѣ — все начисто забрато. Вотъ, выходитъ, наша жизня какая. Про между двухъ огней.

— Что-же вы-то?..

— Мы то-ись. Мы не при чемъ… По Божецкой совѣсти, что мы могёмъ оказать?.. Ихъ шайка, сказываютъ, сто человѣкъ. Оружённые, а у насъ и кольевъ на нихъ не припасёно. Нѣтъ оружiя.

— Дальше…

— Дальше… Пошли крутить. И притомъ съ угрозой. Записки намъ подметныя подбрасываютъ. Вотъ изволите сами почитать.

Секретарь кол-хоза подалъ Володѣ приготовленныя записки. Клочки бумаги, исписанныя лиловымъ, химическимъ карандашомъ.

— Изволите видѣть: — «за разстрѣляннаго въ Ростовѣ есаула Алтухова нами посажено на колъ и распорато пятъ человѣкъ. Осталось 95». — Это-же, товарищъ, месть! Это-же издѣвательство! Далѣе: — «за отобранные у казаковъ 100 пудовъ пшеницы и пару лошадей убито 8 коммунистовъ — остается 92. А ежели и дальше будете обижать казаковъ за одного будемъ убивать двѣсти»… Ну извѣстно… Народъ шатается. Ить оно, стало быть какъ выходитъ-то — двѣ у насъ власти. Обоимъ кланяйся, обоимъ служи…

— Ну, это положимъ, — промычалъ Володя.

— Если они такъ, — оказалъ Драчъ, — мы за одного и тысячу накоцаемъ. Патроновъ хватитъ.

— Гдѣ-же эта банда?..

— А Господь ее вѣдаетъ.

— А ты мнѣ боговъ-то не поминай, — зарычалъ Драчъ. — Мы не шутки шутить сюда прiѣхали, не молебны пѣть, а порядокъ революцiонный навести. Говори товарищу Гранитову, гдѣ бѣло-бандиты?.. Кто во главѣ ихъ?..

— Кто-жъ это, товарищъ знаетъ… А знаетъ, если кто, дыкъ рази скажетъ? Онъ, чать, понимаетъ, что его тогда ожидаетъ. Степь велика. Балки лѣсомъ позаросши, гдѣ его теперь отъищешь? Сунься туда, ить онъ тебя подстрѣлитъ, Сказывали ребята — полковникъ какой-сь то съ ими.