сравниваю себя со старым волом, который тянет тяжело нагруженную повозку. Правда, волу все же легче. Он только выполняет свою работу, но ни за кого не переживает и не думает о завтрашнем дне.
Когда у меня в голове подобный ералаш, мне кажется, что я начинаю походить на Каролиса. Здоровому человеку такая чепуха в голову не полезет. Суманавати права — родители должны сделать все, чтобы помочь детям встать на ноги. Ну а если дети вырастают не такими, какими бы хотели их видеть родители, то тут уж ничего не поделаешь. И когда обзаводишься семьей, избежать ответственности нельзя. Нельзя свалиться в колодец — и не замочить платья.
В день получки я возвращался домой через Марадану. Утром, когда я уходил на работу, Суманавати сунула мне длинный список продуктов, которые нужно купить для долга. Вот уже два года, как мы покупаем продукты в магазине «С. Даблив. Е.». Цены в нем немного ниже, чем в других магазинах, но покупателей больше. Я вошел в магазин и пристроился к длинной очереди, но тут меня заметил управляющий и пригласил пройти в служебное помещение. Каждый раз, когда он видит меня, тут же распоряжается провести меня на склад и отпустить мне все нужное без очереди. Научалось это после того, как однажды с меня взяли на десять рупий меньше, чем надо, а на следующее утро я возвратил им эти деньги. Когда, нагруженный покупками, я вышел снова в торговый зал, то увидел на полках сари необычайно красивых расцветок. Я подошел поближе и, прежде чем успел опомниться и подумать, как мы сможем перекрутиться в этом месяце, уже держал под мышкой сари ценой в тридцать пять рупий для Суманавати. Позже я и сам никак не мог понять, как я решился на такой расход, предварительно не продумав все и не сосчитав до последнего цента.
Когда Суманавати развернула пакет и увидела сари, у нее даже порозовели щеки. Но она мгновенно подавила радость и заговорила с расчетливостью домашней хозяйки, у которой на учете каждая рупия:
— Я уже стара для такой красивой обновы. Она как раз для Малини.
— У Малини в шкафу полным-полно всего.
— Нет-нет. В этой одежде я даже не рискну выйти на улицу, — продолжала Суманавати, аккуратно складывая сари и заворачивая его в бумагу. — Я отдам новое сари Малини, а взамен возьму у нее какое-нибудь поношенное. Все равно я выхожу из дома не больше трех раз в месяц.
С прошлого месяца Сарат работает в компании «Браун». Выходить из дома ему нужно в половине седьмого, а это значит, что Суманавати теперь приходится вставать еще раньше и идти на кухню, чтобы успеть приготовить завтрак. Есть у нас старый будильник. Но положиться на него нельзя. То он звонит утром, то нет. Однако Суманавати каждый день встает в пять часов. На работе Сарату выдали шорты и рубашку с короткими рукавами цвета хаки. На кармане рубашки вышито: «Браун энд компани». Через неделю и рубашка, и шорты покрылись масляными пятнами и так пропахли бензином, что их невозможно оставить в комнате.
В день первой получки Сарат вернулся домой с многочисленными свертками. Мне он подарил саронг и баньян. Я был ему очень признателен за внимание ко всем. Но, как и в первый день, когда он вышел на работу, меня остро кольнуло чувство разочарования — перемены в жизни Сарата окончательно подводили черту под моей мечтой увидеть его инженером.
Хорошо ли, плохо ли, но Сарат устроился на работу и начал самостоятельную трудовую жизнь. А о том, что будет с Нималем, и подумать страшно. Со всеми в доме он разговаривает сквозь зубы. Шляется бог знает где. Иногда не приходит. «Было поздно, заночевал у приятеля», — небрежно бросает он мне или Суманавати, когда на следующий день заявляется домой. В школу ходит для того, чтобы не вывести нас из себя окончательно. И то только через день. А один раз целую неделю не показывался в школе. Бо́льшую часть учебников продал, чтобы раздобыть деньги на кино и на сигареты. И ничего уже нельзя сделать.
А тут еще случилось несчастье. Один из юношей, который учился в том же классе, что и Нималь, и даже был с ним дружен, получил в драке смертельный удар ножом. Поговаривали, что этот парень был отпетым негодяем, да и семья у него такая, что лучше держаться подальше. Сарат сказал нам, что этот парень успел уже несколько раз побывать в исправительной колонии, не исключили его из школы только потому, что сами учителя его побаивались. И когда Нималь собрался идти помочь родным умершего, я попытался его отговорить:
— Нималь, не стоит туда ходить. Все говорят, люди там дурные. Сходи на кладбище, когда будут похороны, и хватит.
— Я не могу не пойти. Ведь он был моим другом.
— Но подумай сам, Нималь, с какими людьми ты якшаешься. Ведь и для тебя это может плохо кончиться. Чего доброго, полоснут ножом.
— Подумаешь! Мне все равно нужно пойти туда.
— Ну и проваливай! — закричала не своим голосом Суманавати. — Там и торчи. Самое для тебя подходящее место!
— Не беспокойся, в вашем доме я долго не задержусь, — вполголоса сказал Нималь.
— Повтори, что ты сказал! Скажи громко, чтобы все слышали!
— Я сказал, чтобы все слышали.
— Замолчи, Нималь! Иди куда хочешь! — Меня внезапно охватила и злость, и досада, и усталость. Такие разговоры велись у нас теперь почти каждый день. — Ты уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки, и…
Но тут меня перебила Суманавати. На этот раз она говорила почти спокойно, и поэтому горечь в ее словах чувствовалась еще острее:
— Ну что ты изводишь отца и меня? Ведь мы кормим и поим тебя. Заботимся. А у тебя — ни капли благодарности.
— Родители и должны заботиться о детях, — с вызовом ответил Нималь. — Если вам тяжело растить детей, надо было думать раньше и не производить их на свет.
— Мы свой долг выполнили, Нималь. И заруби у себя на носу одно: мы с отцом едва успели выучить азбуку, как нам пришлось зарабатывать себе на жизнь. И в город мы переехали не для того, чтобы ходить в колледж. А чем мы виноваты перед тобой? Ты хоть раз ушел из дому голодным? Нет. Все, что мы должны были сделать, мы сделали. И если ты пошел по кривой дорожке, сам в этом виноват.
— Да, я пошел по кривой дорожке. Ну и что? Малини бегает со своим Виджесундарой в обнимку по всему городу. А женится он на ней