кормить будет. Лопну же! Да и дядя Леша ждет…
Мама погрустнела и прошептала:
— Вы так отдалились, дома не бываете. Для кого же я готовила?
— Покорми дядю Лешу. Наверняка голодный, как волк. Он здорово мне помог.
Мое предложение воодушевления не вызвало, мама вздохнула:
— Ну хоть посиди со мной немного, расскажи, как что прошло.
— Он ждет. — Я кивнул на дверь.
— Ну, зови и его.
Я сбежал вниз, позвал Каналью, который долго упирался и отнекивался, но в конце концов сдался. Мопед пришлось поднимать на лестничную клетку, потому что ничего без присмотра оставлять нельзя, только отвернулся — опа! Угнали.
Когда мы вошли, мама уже накрыла на стол, и ноздри защекотал головокружительный аромат мяса, зелени, выпечки.
— Рома принес зайца, — объяснила мама наличие мяса, и я мысленно поставил галочку, что надо купить пару килограммов.
Каналья шумно втянул воздух, сглотнул и выпалил, присаживаясь и подвигая к себе тарелку:
— Господи, как же домом пахнет! Уютом. Спасибо, Ольга! Век должен буду.
— Ой, да ладно вам! — отмахнулась мама, с настороженностью следящая за Канальей, который дождался, когда я возьму ложнку, и только тогда принялся есть.
Поднеся ложку ко рту, он перевел взгляд на маму.
— Составьте нам компанию, хозяюшка!
— Я уже ужинала. Разве что если чаю выпью.
Наскоро поужинав, я промокнул рот салфеткой и сказал:
— Спасибо, ма. Это офигенно! Мне пора к бабушке, еще звонить клиентам…
— Так заночуй у нее, зачем тебе мотаться? — предложил Каналья, доедая жаркое.
— Разумная мысль, — кивнул я. — Ма, ты не против?
Она покачала головой.
— Тогда я побежал. Спасибо…
Каналья подорвался, едва не опрокинув стол. Поймал тарелку на лету. Куски хлеба рассыпались по полу, мама бросилась их собирать.
— Извините, Ольга. Я, как слон в посудной лавке…
Он поставил тарелку на стол, кинулся ей помогать, но поздно, мама справилась сама, улыбнулась:
— Ничего, бывает. Нестрашно!
От беды подальше она убрала тарелки в мойку, отвернувшись от смущенного Канальи, который остановил на мне взгляд. Чего это с ним? Отвык от женской заботы? Но, заигрывая сегодня с той девушкой, что принесла орехи, он вел себя вполне уверенно.
— Идем, — сказал я, и он пулей вылетел из квартиры, уронив:
— Спасибо. Было очень вкусно!
Поскольку мопед не вывезет двоих, мы разделились, условившись встретиться у бабушки.
Глава 24
Семья
У бабушки я сразу же бросился к телефону, раскрыл тетрадь с контактами и начал обзвон клиентов в областном центре. Бабушка наблюдала за мной, опершись о дверной косяк и вертя в руках трубку, набитую табаком. Ей было что обсудить, но она понимала, что правильнее подождать.
Рабочих телефонов у большинства моих клиентов не было, пейджеры еще не распространились, именно поэтому я именно вечером, когда все вернулись с работы, звонил на домашние, вписывал заказы в специально выделенную для этого тетрадь, где отображалось движение средств, доходы и расходы.
Откликнулся каждый второй клиент, заказывали по 2–4 упаковки кофе, в итоге набежало девятнадцать штук. Если пятеро из десяти потенциальных клиентов, с которыми связаться н удалось, тоже возьмут, как раз пак и уйдет. То есть план на завтра — сто двадцать долларов. Плюс столько же в воскресенье. Штука у меня уже есть. Дед за сентябрь заработал сто пятьдесят себе и мне и должен был передать мою прибыль с проводницей тетей Ирой. Итого будет почти полштуки баксов при том, что сам я работаю два дня в неделю!
Пора задуматься о хранении денег. Если просочится информация, что мы — буржуи, нашу квартиру ограбят, а нас и перебить могут — весть о том, что мент ушел из семьи, распространится быстро.
Закончив с обзвоном, я бездумно смотрел в записи и вспоминал будущее: сейфы, банковские ячейки, карточки, где хранятся деньги, которых вроде как нет, но ими можно расплачиваться. Столько появилось приблуд, которыми может воспользоваться только хозяин, что даже карманники перевелись из-за отсутствия бумажных денег в карманах.
Грабить и воровать перестанут так повально. Гопники в столице переведутся, останутся только в заповедниках на выселках. И такой прекрасный безопасный мир накроется медным тазом! В моих силах этого не допустить.
С улицы потянуло табаком, в гостиной чихнул Каюк. Я заглянул в комнату: зажав уши ладонями и качаясь вперед-назад, он что-то учил. Ощутив мой взгляд, Юрка обернулся, открыл уши и отчитался:
— Таблицу умножения вызубрил! Теперь, вот, стих.
— С каждым днем ты все ближе к мопеду! — ободрил его я и, сунув тетрадь под мышку, отправился в летнюю кухню, где обычно проходили совещания у нас с бабушкой.
Она курила, привалившись к стене дома. Смеркалось, и в безветрии веревки дыма тянулись вверх, окольцовывая горящую лампочку и разгоняя насекомых. Я еще раз подивился бабушкиному сходству с Наташкой. Как будто смотришь на сестру и видишь ее через сорок лет.
— Устала я, — пожаловалась она, выпустив дым. — Прими товар, на вокзал отвези, проконтролируй, проводникам заплати. Утром через день — расфасуй, раздели. А еще ж скотина! Если бы не Юрка и Лешка, загнулась бы. Мне ж не двадцать лет. И не сорок. Но деньги хорошие, жаль отказываться, и тебе помочь хочется, и Ольке моей бестолковой. Ты уж прости, что так о матери. — Помолчав немного, она улыбнулась, и щеки расчертили морщинки. — Лешка какой красавец стал, а! Приятно смотреть, как человек за ум берется!
— Это в твоих руках все расцветает. И дядь Леша, и Юрка, — сделал комплимент я. — Ты ж спасла Юрку-то.
На ум пришла его спившаяся мать, и настроение испортилось. Словно в душе каракатица выпустила чернильное облако.
— А он теперь меня спасает. — Бабушка посмотрела на дверь, отлипая от стены, и хитро подмигнула. —