─ Президент компании уже застрелился?
Этому сладкому певучему голоску совсем не шел язвительный тон, хотя он у Светланы и не получился, свалившись в горькую усмешку или скорее даже в нервозную жалость. Оборвав композицию на следующей же ноте, Он ответил своим покрасневшим от продолжительной игры пальцам:
─ Рановато. Ему понадобится несколько дней... чтобы осознать.
Под страхом смерти Он не включит в ближайший месяц телевизор и не прочтет ни одной газеты. Даже новостную ленту в интернете смотреть не будет. Ни за что на свете. Он трусливо сбежит от Им же свершенного злодеяния. Он в нервном ознобе будет озираться по сторонам, ожидая мстительного удара под лопатку. Вот такой вот лютый зверь, трепещите! Стало смешно, и Он засмеялся, повалившись на перепугано вскрикнувшее пианино. Вздрогнул вдруг от следующего вопроса Светланы, заданного дрожащим голоском давно канувшей в прошлое Мышки:
─ Зачем ты это делаешь, Константин? Ты же не способен...
─ Вздор! - Рявкнул Он, с грохотом опуская крышку пианино, вскочил со скамьи, метнулся было к сжавшейся в комочек Светлане, отпрянул, напоровшись на её панический взгляд, отлетел к стене, заорал снова, не помня себя от переполнившего грудь гнева, - Это моя работа! Это деньги! Это бешенные деньги! Ты себе даже представить не можешь какие!!!
─ Не кричи...
То был тихий писк перепуганного мышонка, узкие ладошки Светланы нырнули в черные пряди, закрывая уши, но у Него уже не было никакой возможности остановиться. Он ненавидел сейчас этот треклятый бизнес, этих "жертв" и заказывающих их подонков, предпочитающих заманчивые лазейки честным путям. Ему хотелось собственноручно оторвать головы тем, в чьем окружении Ему приходилось обитать, этим чертовым "акулам", на которых у Него никак не получалось стать похожим. Его рвало на части от ярости и бешенства, эмоции вырвались из-под контроля, на пол полетела вроде бы случайно задетая взметнувшимися руками ваза, потом книги и диски, свирепым пинком была опрокинута скамья. Почему Он не способен?! В чем Его изъян?! Где эта окаянная рана, через которую уже все Его жизненные силы выплеснулись?! Где она?! Что с нею делать?!
Тяжело дыша, Он повалился на колени среди разгромленной комнаты, вскинул взгляд на тихо поскуливающую у стены Светлану. По бледному личику были размазаны слезы, серые глаза смотрели жалобно и... укоризненно. Укоризненно? Ах, Он же не сдержался! Конечно... А надо было... Надо всегда держать себя в руках! Чтобы никто не заметил, как Ему плохо! Чтобы все кругом наслаждались жизнью, наплевав, что Он сейчас подыхает в одиночестве!!!
─ Что? - Усмехнулся Он в откровенном сарказме.
─ Из-за денег?.. - Прошептала она, медленно поднимаясь на трясущиеся ноги. - Ты делаешь это с собой... из-за денег?.. Я не верю...
─ Давай! - Он махнул на неё рукой, тоже подскакивая с полу. - Назови меня валютной проституткой... Валяй!
─ Не назову... - Светлана твердо мотнула головой, и ноги её вдруг окрепли, спина выпрямилась, в лицо Ему глянули чистые серые глаза. - Падшие женщины торгуют телом... А ты, Константин, продал этому миру душу.
Слова прозвучали слишком правдоподобно, чтобы Он не пришел в себя. И Он пришел, и бросил на девочку полный изумления и даже ужаса взгляд. Нервным движением отвел с лица взмокшие волосы, произнес холодным тоном:
─ Что хоть кто-то здесь знает о моей душе?
Было заметно, что в разуме Светланы идет жесточайший бой, что борьба достигла самого пика, что через секунду определится победитель. Дрогнули искусанные губы, которые Он так жадно целовал всего несколько часов назад, блеснули глубокие глаза, в которых Он тонул, забывая обо всем на свете, сжались в кулачки руки, теплым шлейфом обвивавшие когда-то Его шею. Она безмолвно зашевелила губами, точно пробуя готовые вырваться слова на вкус, проверяя, не отравлены ли они... Или наоборот - желая подтвердить наличие в них яда?.. Тихо и печально, но всё же твердо ответила Ему:
─ Я знаю, что она мертва. Что все это время ты трепетно дрожишь над истлевшими останками, тщетно стараясь вернуть им прежнюю молодость и красоту. Ты заботишься и оберегаешь свою душу так, словно она тяжело и неизлечимо больна... А между тем её уже нет, Константин. Ты убил её...
─ Если бы она была мертва... - Оборвал Он еле-слышно. - Как бы я мог тебя любить?
─ А ты и не можешь... - Взгляд серых глаз поблек и спрятался за окном в опустившейся на город ночи. - Тебе и не надо... Похорони свою душу, как похоронили все остальные в твоем мире. Не позволяй ей ничего... Пусть спит спокойно.
Время текло, огибая их напряженные тела, впервые за месяц оказавшиеся разделенными непреодолимой пропастью, разведенными жизнью по разные стороны высоченной стены, подпирающей грозовое небо. Он смотрел на свою Мышку, а она смотрела на Него. И взгляды их были пусты. Как когда-то их объединяла общая любовь, сейчас их разделила общая боль. И у Него вдруг не нашлось слов для своей любимой девочки. А у неё нашлись:
─ Мне, наверное, лучше уйти.
В ушах звучали страдальческие переливы "Лунной сонаты", в темной комнате жалостливо разносились редкие всхлипы собирающей свои вещи Светланы. А Он стоял на том же месте, где Его настигли её последние слова. Стоял и не мог сдвинуться ни на шаг - одеревенели ноги. Какой же Он идиот, Боже Правый... Какой же болван... Что Он нес сейчас? О чем думал? Как позволил себе забыться? Как смел накричать на свою ненаглядную Мышку? Что теперь...
Щелкнули проворачиваемые в замке ключи, и звук этот вернул Ему самообладание - Он пулей вылетел из гостиной в коридор, успев поймать прощальный взгляд наполненных слезами серых глаз. Встал как вкопанный, зная, что не должен за нею идти, и в тоже время понимая, что не может отпустить её вот так... Вообще не может её отпустить! Кинулся к двери и полетел вниз по ступеням, догнал, развернул к себе резким движением руки, прижал к стене, зарываясь носом во встрепанные волосы:
─ Вернись, Света, вернись...
Сдавленный шелест, и близко не стоящий к Его голосу, терялся в её рыданиях, их губы сливались и размыкались в быстрых поцелуях, пальцы сплетались в крепкие замки и тут же разжимались, подрагивая. Незастегнутая сумка с ворохом в спешке смятых вещей валялась на ступенях. Тукался в плафон горящей под потолком лампы залетевший в подъезд ночной мотылек.
Его не станет, просто не станет. Только пустая оболочка - змеиная кожа, лопнувший кокон, полая скорлупа. Ничего не значащие слова, ничего не видящие глаза, ничего не слышащие уши. Если Он похоронит душу, то лишится последней надежды вернуть себя к жизни. И пусть сейчас эта надежда - стопроцентный самообман, пусть... Эта надежда Ему нужна. Он не может закопать душу, даже точно зная, что Светлана права в своей догадке... Не может Он!