Читать интересную книгу Двойное дыхание (сборник) - Татьяна Соломатина

– Паша, мы здесь пробудем некоторое время. Скоро ты уснёшь, а потом проснёшься. Просто ты будешь спать дольше, чем обычно. И мы снова будем вместе. А если я вдруг перестану улыбаться и шутить, знай – я устал на работе. И ещё одно. В двадцатилетнем возрасте смени меня на моём посту. Если я не подчинюсь – донеси на меня в ЕБУ. Я написал тебе обо всём, что случилось, и оставил подробные инструкции к любому развитию событий. Бумаги будут храниться здесь. – Отец показал мне сейф. – Запомни шифр, он прост. Год, месяц и день смерти твоей матери. То есть – твоего рождения. В день своего двадцатилетия приди сюда, открой и прочти. Ты всё поймёшь. Никому и никогда после сегодняшнего дня не говори этого. Даже мне. Особенно мне. Ты понял, сынок?

Что я мог понять? Я был восьмилетним мальчишкой. Я скоро усну. А когда проснусь, мой папа перестанет шутить. В двадцать лет я должен буду прийти сюда, что-то прочитать, а потом убить своего отца, если он не согласится уступить мне свой пост? Я же ничего не знал! Ну, кроме того, что именно мой папа командует уже чуть не всей планетой, и его лицо смотрит на меня с плакатов, экранов телевизоров и откуда только можно. И что его наградили орденом ЕБУ за то, что примкнул к движению «Естественнорождённые», а затем и возглавил. Я даже гордился этим. Детям так легко внушить всё, что угодно. Особенно в рамках общегосударственной и тем более общепланетарной программы. Может, так и надо? Так и положено? Папа, который перестанет улыбаться? Сын, хранящий секреты от отца? И это даже героизм – укокошить собственного родителя? И я ответил: «Да, папа». Я уснул и проснулся. У меня слегка ныло в груди. Через пару дней прошло. – Павел замолчал.

– И даже шва не было? – удивился Иванников.

– Биотехнологии. Ускоренная регенерация и всё такое прочее. Вас интересуют детали или же неоспоримый факт: мой отец отдал мне своё сердце. Он отчётливо осознавал, что на этой Земле я донора не дождусь. И не потому, что люди перестали гибнуть, а потому, что трансплантология запрещена как таковая. Вместе с медициной. Причём в числе первых. Была и нет. Уничтожена. И не сегодня завтра жалкая кучка людей, ещё способных выполнить эту операцию, будет выслежена и пущена в расход. Или ещё за что гуманно казнена. За чих в общественном месте, например. «Пассивные чихальщики страдают куда сильнее активных». Настоящим чудом было лишь то, что сердце отца мне подошло. Его сердце обладает уникальной особенностью – это универсальное донорское сердце. Подходит любому. Он всю свою жизнь пытался создать искусственное сердце, подходящее всем нуждающимся. Все оказалось гораздо проще. Именно такое единственное сердце билось в его собственной груди. И теперь всё ещё бьётся в моей. – Устинов посмотрел на звёзды. – Это единственное, что неподвластно биотехнологиям. Потому что даже ветер, который колышет ветви берёз на этой планете, – он создан. Нет-нет, он так же натурален, как и лён, из которого сшиты мои брюки. Но в этом ветре, в этом льне, в этих идеально чистых водоёмах и в этой абсолютно естественной атмосфере нет сердца. – Устинов вздохнул. – Отвечаю на твой вопрос, Серёжа. – Устинов обратился к командиру «Естественника». – Не из живота и не электропоилкой. И даже не в пробирке выращенный. Собранный на конвейере UP Corporation биомладенец. Перед сборкой биоребёнка биоженщина переукомплектовывается в биородильницу. Так что её молоко – самое что ни на есть настоящее грудное молоко. С самым оптимальным содержанием белков, жиров и углеводов и всего прочего. Иногда заказывают мальчика или девочку. Или, например, как Смирновы, не хотят знать, кого поставят. Пили же мы сегодня всего лишь физраствор, используемый в процессе производства готовой продукции. Раньше создавали только взрослых. Потом научились младенцев делать. Биолюдям захотелось не только есть натуральные продукты, но и выращивать натуральных детей. Сейчас вот новый продукт наладили к выпуску: биомладенец-индиго.

– Это-то вам на хера? – не изменил себе Иванников.

Все прочие мрачно молчали.

Устинов пожал плечами и продолжил:

– Осталось совсем немного. Мой отец – мой биоотец, – вместо того чтобы уничтожить деятельность «Естественнорождённых», уничтожил деятельность людей. ЕБУ издало указ о запрете половых актов, как актов неестественных и приводящих к соприкосновению биологических жидкостей разных людей. И в такой политике моего биоотца не было ни добра, ни зла. Одна лишь голая рациональность. Действительно, если есть UP Corporation, о каком ещё более естественном рождении может идти речь? Я вырос, пришёл в бункер, прочитал – тогда я ещё умел испытывать эмоции, как умеете испытывать их вы, потому я не буду говорить вам о своих чувствах. Предложил Алексею Павловичу уступить мне место главного инженера. Он отказался. Я его демонтировал. Гуманно казнил. Или, выражаясь по-людски, убил. С течением времени люди вымерли. Биолюди поддерживают свою популяцию в комфортной для планеты норме. Они давно не чихают и не занимаются любовью. Хотя все органы как для первого, так и для второго у них имеются. Биолюди обладают всеми пятью чувствами людей, но лишены человеческой чувствительности. Они бессердечно идеальны, хотя в их груди есть четырёхкамерная биомышца со всеми требуемыми приносящими и уносящими сосудами, идентичными обычным людским сосудам. Только без атеросклеротических бляшек. Они живут в идеальных условиях и потому не стареют и не изнашиваются. Срок их службы почти неограничен. При малейшем сбое биочеловека можно либо демонтировать, либо опционально воссоздать – по желанию. Желание обусловлено исключительно рациональными доводами. Допустим, в этом сезоне модно голубое – можно изменить цвет радужки. Или всё глазное яблоко. Если ваш биоребёнок нечаянно обжёг себе, скажем, руку, вы можете заказать естественную руку или новое естественное рождение. Я – главный инженер UP Corporation, и моя собственная уникальность заключается в том, что абсолютно ничего человеческого, созданного мужчиной и женщиной в единственном неповторимом экземпляре, кроме сердца, во мне не осталось. В идеальных условиях отрегулированного гомеостаза, отлаженной экологии и при отсутствии горя и радости оно может биться вечно. Я – старейший из живущих сейчас на планете и, естественно, пережил не одну катастрофу и не один несчастный случай, пока всё окончательно не стало так, как стало. Так я живу на этой Земле вот уже восемьсот с лишком лет, и до вашего прилёта я уже не помнил более естественного положения вещей. И только сейчас осознал, что вечно бьющееся лишь для самого себя сердце – это пустота. Поверьте.

* * *

Ключников, Иванников, Елизаров и Звягинцев стояли на главной палубе «Гуманитария». Егор смешно по-мальчишески прижимался носом к стеклу. Они смотрели на Землю. За их спинами стоял Павел Устинов.

– Не жалко? – Пилот потерпевшего аварию «Естественника» отлепился от стекла и, опираясь на костыли, повернулся к инопланетному землянину.

– Что?

– Где-то там осталась твоя непомерно огромная жизнь.

– Там осталась непомерно огромная усталость.

– Что я слышу! – Иванников потрепал Устинова по плечу. – Смотри, Пашка! Смотри во все глаза – вот она настоящая Земля. Там люди! Да ты одним своим появлением осчастливишь всю планету!

– Нет, друзья. Всё, чего я сейчас самым естественным образом желаю, это сделать счастливым одного-единственного человека на этой Земле. Маленького мальчика с больным сердцем. Фантастика, конечно, отличная штука для пацана, вы знаете, иначе бы не стали теми, кем вы стали. Но всё-таки не такая замечательная, как футбол.

Звягинцев, казалось, оцепенел. До него только сейчас дошло, зачем Павел полетел с ними.

– Но ты же тогда умрёшь, Устинов!

– Зато не умрёт моё человеческое сердце. Что же касается всего остального, – он похлопал себя по крепким бёдрам и улыбнулся, – надеюсь, на вашей Земле ещё есть самые обыкновенные патологоанатомы. Мне, как главному генному инженеру, интересно, найдут ли они хоть какие-то отличия тканей моего биотела от тканей тел обыкновенных людей, при условии пустоты за грудиной.

– Да ты же уже ничего не узнаешь!

Ох уж этот Иванников со своими ремарками!

Устинов улыбнулся. Приложил правую руку к груди и сказал:

– Сердце подсказывает мне: «Не важно, что узнаю или не узнаю я. Важно, чтобы человек оставался человеком».

Время

Выражение «разница во времени»порою приводит в оцепенениемысленные формы,вступая в ассоциациюс другим определениемиз этого ряда –с дырой!

Но, что разница,что дырав несуществующей Вселенной –одна ерунда.

Эта пустая стенка уже давно ожидала, чтобы в ней приняли участие. Но Илье, человеку, с одной стороны, последовательному и хозяйственному, с другой – привыкшему доверять интуиции в сочетании с обстоятельствами больше, чем общеизвестным и многопользуемым алгоритмам, всё никак не выпадал случай приготовить что-то для неё. Кто-нибудь другой давно бы уже влепил на свободное пространство какую-нибудь фотографию, не влезшую в альбом, веник с рынка в Измайлове – символ домостроя, или, наконец, пошленькую репродукцию в «богатой» рамке. Иной закупился бы брошюрами по фэн-шую и, прочитав пару-тройку абзацев, тем самым удовлетворил, в режиме соответствия, запросы на уровне своего понимания вопросов организации пространства. Ну а о покупке «открыток» в Лувре новыми русскими и говорить даже не стоит.