гудящей черепушке. Я растирала онемевшей рукой затылок в попытке успокоиться и понять. Что случилось? Как я оказалась здесь?
Вспомнился охотник в обличие волка и серая кукушка. В панике попыталась нащупать бутылек с зельем на цепочке на шее. Но его не было. Только цепочка. Нашарила на полу рядом с собой очки, нацепила на нос и снова осмотрелась.
Грудь от подступающих слез начала нервно вздыматься. Я осторожно поднялась на ноги, все еще чувствуя головокружение. Зацепилась о край стола полой махрового халата… Того самого халата, который выгодно продала трактирщику в Сизой горе. Коснулась пальцами своих волос. Мокрые. А на столе стояла чашка с недопитым чаем, над которой тонкой струйкой змеился пар.
— Это… Это что, сон? Просто сон? — в отчаянии прошептала я, понимая, что не отлучалась отсюда. Разве что на несколько минут потеряла сознание от удара.
Прожив, как мне казалось, в Долине несколько недель, на самом деле я все время была здесь. Лежала без чувств на полу собственной комнаты. Не было никакой Долины, луга. Этих людей. Ничего. Плод моего воображения, не более.
Мне стало больно. Нестерпимо больно. Казалось, что внутри меня что-то разбилось, а осколки стекла режут изнутри острыми краями. Все события, запахи, ощущения были настолько реальными, что вот сейчас совершенно не верилось, что все это неправда.
Я села на кровать, обхватила руками свои плечи и покачивалась. В груди жгло. Невыносимо. Казалось бы, надо радоваться, что я жива, дома, в безопасности.
— А как же они? — шептала я, вспоминая исход сражения, и тут же напоминала себе: — Это все сон! Галлюцинация! Их нет! Никого нет!
Слезы щипали глаза, в горле встал ком. Сжав изо всех сил зубы, я вонзалась пальцами в собственные плечи, чтобы не разрыдаться, но соленые дорожки против моей воли появлялись на лице.
— Их не существует! Я всё придумала! Не существует!
Тихо сотрясаясь от слёз, чувствовала, как схожу с ума. От боли, обиды, бессилия. Моё сознание сыграло со мной злую шутку. Настолько жестокую, что даже Градияру не хватило бы коварства на такое.
Градияру… И его тоже нет. И колдовства, и стаи.
— Ничего… — давясь слезами, тихо проговорила я.
Просидев так до темноты и окончательно истрепав себе нервы, услышала щелчок дверного замка.
— Мама!
Кинулась в прихожую и налетела на стройную высокую женщину в дверном проёме.
— Мама! Мамочка!
Мама захихикала, обняла меня одной рукой, поставила на пол пакет.
— Женëк, ты чего? Меня всего два часа не было. Что успело случиться?
Не в силах ответить ей хоть что-то, утыкалась носом в её воротник и всеми силами сдерживалась, чтобы не всхлипнуть. Слез уже не осталось.
Она ничего не спрашивала. Дала мне возможность немного успокоиться и только потом с улыбкой сказала:
— Идём ужинать. Я салат сделала.
— Угу, — промычала, не отрываясь от неё.
Ужин прошёл почти в полной в тишине. Мама не задавала вопросов по поводу моего состояния, не давила. Давала возможность мне самой рассказать. Но пока я к этому готова не была. Мы в общих чертах обсудили прошедший день, а я вспоминала, на каком моменте остановилась моя жизнь в этом мире. Спортзал, Андрей, падение, Кирилл, печатная машинка и снова падение…
— Завтра опять на смену?
— Угу, — так же коротко ответила ей, вспоминая свой рабочий график.
Сразу после ужина я ушла к себе. Забралась под одеяло на мягкую кровать, свернулась калачиком и обняла колени. Лежала в темноте, проматывая в голове детали своего сна. Никогда прежде мне не снились настолько реалистичные сны. Хотя, возможно, дело в падении.
Незаметно для себя, я уснула. Мне снова снился Луг, лес, друзья, охотник, чёрный колдун. Несколько раз просыпалась, осматривалась, вспоминала, где я, и уныние захлестывало новой волной горечи.
Будильник прервал мои ночные мучения. Как бывало и прежде, я собралась и спешила на автобус. Только теперь родной город казался мне чужим и незнакомым. Серые коробки с ровными рядами стеклопакетов и облупленной штукатуркой. Пыль по краям дорог. Рекламные щиты, натыканные беспорядочным образом. Трава и деревья, вопреки урбанизации, пробивающиеся сквозь тротуарную плитку.
Я вспомнила, как наша группа взобралась на Медвежью гору. Какой удивительный вид открывался оттуда! Поля, леса, реки. Девственно чистая пирода, бескрайнее зеленое море. Вспомнила запах костра, сена, луговых цветов. В городском автобусе ароматы были отнюдь не такими приятными. Солярка, грязь потертых сидений и, перемешанные друг с другом, запахи пассажиров.
И люди… В Долине почти каждый житель не скупился на улыбку. Они радушно принимали путников, угощали тем, что было съестного, и всегда готовы были помочь. Здесь же горожане напоминали клериков из фильма «Эквилибриум». Молчаливые, безэмоциональные. Как будто кто-то запретил улыбки и хорошее настроение. А доброту так вообще признали смертным грехом.
Смотрела на всё это и удивлялась. Неужели, раньше я не замечала угрюмости этого места? Неужели и сама была такой? Хотя вот сейчас точно вписывалась в общую массу. На мои глаза словно наложили фотофильтр. Окружающая действительность казалась мне бурой, почти бесцветной, как сепия.
Погруженная в собственные унылые мысли, я добралась до работы. Двери больницы распахнулись, и охранник Геннадий приветливо махнул мне рукой. Вот всё и вернулось на свои места. Всё как обычно, как я и хотела.
Юлька уже сидела в сестринской, пила чай с вафлями. Она улыбнулась мне и щелкнула кнопкой на чайнике.
— Будешь чай?
— Буду. Привет, Юль.
Подруга сразу заметила перемены в моем настроении. Даже в моменты сильнейшей усталости я не выглядела так, как сейчас.
— Женьк, случилось чего?
Я помотала головой.
— Не выспалась просто.
— Жеееньк… Чего-то ты не договариваешь.
— Всё нормально. Сон плохой приснился.
Юлька налила кипяток в чашку, бросила чайный пакетик, два кусочка сахара и похлопала по кушетке рядом с собой.
— Садись, рассказывай. Чтобы не сбылся.
Сперва я хотела отказаться. Но потом подумала, что выплеснуть хоть немного своих тревог будет даже полезно. Я рассказывала Юльке о своём сне, а она слушала с интересом, будто фильм смотрела.
— Так