дисциплины и поэтому не мог одобрить поступок своих подчиненных. Он отдал приказ о выводе его войск и теперь увидел, что его намерения были перечеркнуты «снизу». Несмотря на это, он не бросил своих боевых товарищей. Ведь в нем жило не менее горячее желание извлечь из всей прибалтийской затеи максимум пользы для народа, Отечества и прибалтийских соплеменников, а также стремление позаботиться об участниках продолжавшихся вот уже 7 месяцев боев с большевиками. Он с симпатией относился к далеко идущим планам русских во главе с Бермондтом, однако оценивал обстановку куда более трезво, нежели большинство бойцов в Прибалтике, исходя при этом из реальных возможностей. После участия в переговорах в Германии он уже понял, что на действенную поддержку оттуда рассчитывать не приходится.
Если же, несмотря на подобную оценку обстановки, он все же не бросил вверенные ему войска, то это было сделано в соответствии с глубоко укоренившимся в нем наследием прусского офицерского корпуса. Он нисколько не сомневался, что тем самым рано или поздно окажется в конфликте с вышестоящими инстанциями, в особенности с германским правительством, а потому это также не пойдет войскам на пользу. Следовало предугадывать трагический финал.
Размышления относительно событий 23 августа никак нельзя завершить без того, чтобы не выразить слов признательности всем, кто тогда последовал за своими командирами в неприглядное будущее. Если у некоторых из них и давал себя знать авантюристский дух, а также иные ощущения и настроения, принявшие новые формы в ходе действий в Прибалтике, то все же у большинства, особенно у командиров, определяющей была мысль о Германии. Служить ей, ее восстановлению, положить на это жизнь, поставить на карту свое военное, да и гражданское будущее. Если же цель и не была достигнута, то все же, в конце концов, они были не самыми плохими солдатами Мировой войны!
IV. Под русским флагом
Состояние неопределенности
На рубеже августа и сентября 1919 г. события в Прибалтике вновь привели к столь характерному для нее подвешенному состоянию. Никто, ни германское правительство, ни Антанта или окраинные государства, ни большевики, ни в конце концов различные белые русские армии не могли и не хотели переходить к решительным действиям. В Митаве появлялись один за другим германские политики и пытались побудить командование корпуса и его младших командиров держаться в Прибалтике или уж толкнуть их на вовсе авантюристические предприятия.
На фронте благодаря нейтральной зоне было относительно спокойно. И все же напряжение нарастало, ведь латыши видели в самостоятельной немецко-русской армии опасность куда большую, нежели от рано или поздно выведенных германских частей. И если, несмотря на это, до стычек пока не доходило, то это было вызвано неясной ситуацией на фронте против большевиков и внутриполитическими осложнениями, с которыми Ульманис тогда пока не мог справиться. 10 сентября в Риге состоялась конференция министров прибалтийских государств при участии представителей Антанты, где официально вели переговоры о различных экономических вопросах, однако вполне вероятно строили и антигерманские планы. Обстановка была прояснена отказом в просьбе Западной русской армии об использовании литовской железнодорожной сети для снабжения на двинском направлении. Из-за этого инспирированного, видимо, Англией решения правительства в Ковно[323] отпал и план совместной атаки на Западный фронт большевиков[324].
Германские войска в процессе вывода их на Родину сохраняли дисциплину. Даже перенос штаба корпуса в Саткуны (1-го эшелона) и Янишки (2-го эшелона) проходил без помех. Спокойно продолжался и вывод тех немногих частей, что не присоединились к выступлению Железной дивизии[325].
Совещание командиров 10 сентября
И все же сколь напряженной была обстановка, видно по ходу совещания командиров, которое провел в Митаве 10 сентября граф фон дер Гольц. На него не прибыл командир фрайкора Брандиса. Выяснилось, что он самовольно отошел в Бауск, чтобы поучаствовать в смене правительства в Литве и тем самым создать политические, финансовые и военные предпосылки для продолжения бермондтовского проекта. Командующему корпусом, за счет самого энергичного вмешательства, удалось остановить операцию и удержать фрайкор около Шейме. Для лучшего понимания данного инцидента следует отметить, что капитан фон Брандис в ходе всех этих событий выбрал самостоятельную линию поведения, об оправдании которой еще можно было бы говорить, однако реализовать ее он был не в состоянии. Он неизменно прочно держался замысла борьбы с большевизмом и вполне сносно ладил на своем участке с латышами и литовцами[326] это видно в том числе и из того, что он смог включить в состав своих войск вполне боеспособные латышские формирования[327]. Он никак не поддерживал ни политику по расселению, ни однобокую линию балтийских немцев по отношению к латышам.
Когда же возникла настоятельная необходимость свернуть весь прибалтийский проект, Брандис предоставил себя в распоряжение русских и потребовал скорейшей отправки на фронт против большевиков. И так как это могло произойти только через Литву, он полагал, что следует получить приглашение от некоторых литовских лидеров правой ориентации, а потому он должен поддержать запланированное свержение левого правительства в Ковно. Для этой цели он вступил в переговоры с другими фрайкорами. Так как последние не смогли решиться на участие в этом, он по собственной инициативе выступил со своих позиций к северу от Бауска в район Шейме, однако там ему воспрепятствовало принявшее меры командование корпуса. К нему были высланы капитан-цур-зее Зиверт и капитан фон Шаурот. Между тем литовское правительство было свергнуто и с другой стороны, а сменил его еще более левый и проанглийский кабинет[328]. Имелись ли перспективы успеха у проекта Брандиса, теперь уже вряд ли можно определить. Несомненно, однако, что без поддержки со стороны последовательно действующего военно-политического верховного руководства эта сепаратная акция была обречена на провал.
В этом смысле и воздействовал на своих подчиненных граф фон дер Гольц, ведь обстановка требовала непременной концентрации войск. Никак нельзя было допускать, чтобы кто-либо выпал из общих рамок. Негодные элементы, в том числе и среди младших командиров, должны были быть удалены, любая пропаганда, будь то латышская или большевистская, – подавлена, а солдатам надо было дать новую цель. А она гласила: спасение Отечества, борьба с большевизмом и спартакизмом.
В качестве пути к этой цели рассматривались: вступление в рейхсвер, что он мог лишь рекомендовать; переход единым целым на службу к русским, но никак не расселение, которое в данный момент является бесперспективным.
Он указал на сложности, грозящие проекту Бермондта со всех сторон, особенно от Англии, а также на ответственность, которую принимают на себя командиры