Через десять минут она вернулась с Люсей. Петр Поликарпович опять было начал возражать и извиняться, но они вытолкали его на улицу. Осипенко постоял на крыльце, покачал головой. Из-за двери до него доносились голоса женщин, звон посуды, плеск воды. Петр Поликарпович улыбнулся, вздохнул и заторопился в гавань.
Жена Петра Поликарповича, Антонина Андреевна, каждое лето проводила под Одессой, у его родителей. Ей, коренной сибирячке, пришлись по нраву и мягкий черноморский климат, и ласковая украинская речь, и удивительно мелодичные украинские песни, и добродушие всех окружавших ее там людей, не говоря уже о свекре и свекрови. Петр был их единственным сыном, сам он наведывался домой редко, а невестка оказалась заботливой и доброй, они ее полюбили как родную дочь. Антонина Андреевна, собираясь на Север, каждый раз с грустью ощущала, что ей совсем не хочется уезжать из этого благодатного края, от этих милых людей, и как было бы хорошо, если бы Петр уволился в запас и тоже приехал бы сюда. Выслуги у него более чем достаточно, пенсии им хватило бы с лихвой.
И каждый раз, возвращаясь к мужу, она заводила об этом разговор. Петр Поликарпович обычно отмалчивался или отшучивался. Объяснять Антонине Андреевне, что он не мыслит жизни без флота, было бесполезно, она его не понимала. Иногда, правда, соглашалась на компромисс:
- Ну хорошо, не можешь ты жить без своих кораблей и матросиков. Переведись тогда на Черноморский флот. Тебе не откажут, ты уже двенадцать лет на Севере и, насколько мне известно, имеешь право выбора флота. Разве не такие же там корабли, не такое море, не такие же матросы?
- Так-то оно так, - соглашался Петр Поликарпович, - но я здесь привык. Тут, понимаешь, простор. Тут широкие возможности для использования современных подводных лодок, а Черное море для них все равно, что крокодилу вот этот таз. Тесновато.
Антонина Андреевна не совсем понимала, какое значение лично для него могут иметь возможности использования подводных лодок, и пускала в ход главный свой козырь:
- Родители твои старенькие уже, живут одиноко, а за ними нужен уход. Там мы все-таки ближе были бы.
Петр Поликарпович вздыхал. Он знал, что Антонина Андреевна настаивает на его отъезде с Севера еще по одной причине, хотя и не говорит об этом.
У них не было детей. Антонина Андреевна считала, что виноват в этом муж. Она слышала, что те, кто имеет дело с атомом, не могут стать отцами. Она надеялась, что там, на Украине, где много фруктов, все пройдет. Она слышала, что при облучении особенно полезна цветная капуста и сажала ее.
Но Петр Поликарпович знал, что атом тут ни при чем. Три года назад Осипенко прошел медицинскую проверку, и ему сказали, что у него все в порядке, видимо, бесплодна жена.
- Сколько ей лет? - спросил тогда врач.
- Тридцать семь.
- Поздновато вы обратились к нам. Вероятно, ее можно вылечить, но на это уйдет года два-три. А первые роды в сорок лет опасны.
Петр Поликарпович ничего не сказал жене. Пусть считает виноватым его, в конце концов какое это имеет значение, если ей все равно нельзя будет рожать.
- Тоня, может, возьмем из детдома? - спросил однажды Петр Поликарпович.
- Да, я уже думала об этом. Но если брать, то совсем маленького. И чтобы, кроме нас с тобой, никто об этом не знал. А то бывают всякие случаи...
Они долго обсуждали, как лучше поступить. Сначала решили, что Антонина Андреевна поедет к своей матери, поживет там девять месяцев, возьмет младенца и вернется сюда.
- Да, но чем я его буду здесь кормить? Ему же молоко понадобится, а здесь нет даже женской консультации.
- И еще об одном мы с тобой не подумали. Даже твоя мать рано или поздно может проговориться. А в деревне все будут знать, что ребенок не твой. Это надо делать в большом городе, где люди даже соседей по дому но знают...
В конце концов решили, что Антонина Андреевна поедет в Москву и жить будет в гостиницах, так надежнее.
Через два дня Антонина Андреевна уехала. И когда Петра Поликарповича спросили, почему он так быстро выпроводил жену, он смущенно пояснил:
- Здесь ведь даже нет родильного дома.
И через час уже весь поселок знал, что старпом Осипенко ожидает наследника. Такие тайны в поселке хранить не умели.
15
Из штаба флота Стрешнев возвращался в базу вместе со своим новым заместителем по политической части. Капитан третьего ранга Аксенов только что закончил политическую академию. До академии он служил на крейсере, подводные лодки, тем более атомные, не знал, и это огорчало Стрешнева. Он, разумеется, понимал, что для политработника важнее умение разбираться в душах людей, а не в технике. Но служба на подводных лодках такова, что каждый член экипажа, будь то интендант, медик или химик, должен обладать хотя бы минимумом специальных знаний, прежде чем ступит на борт корабля.
И Стрешнев в первый же день отдал нового замполита на попечение Гречихина, предупредив Аксенова:
- Через неделю я буду принимать у вас экзамен по устройству лодки. Я знаю, что в академии вы изучали не только устройство, а и тактику подводных лодок, но одно дело изучать все это теоретически, а другое - на практике.
- Да, да, - рассеянно согласился Аксенов, думая о том, что скоро поход, ему как замполиту многое надо успеть сделать, и этот экзамен вовсе некстати, но без него, видимо, не обойдешься.
Он чувствовал, что к нему пока относятся настороженно, и понимал: дело тут вовсе не в том, что он не служил на лодках. Все еще помнили Комарова и опасались, как бы новый замполит не оказался таким же.
"Этот психологический барьер преодолеть будет нелегко", - подумал Аксенов.
Он был достаточно опытным человеком, чтобы не заметить и эту настороженность, и озабоченность Стрешнева, и недовольство Гречихина данным ему порученном.
- Я вас не буду особенно обременять, - предупредил он Гречихина. - Вы только в общем плане ознакомьте меня с тем, что мне крайне необходимо знать, а в деталях я уж постараюсь разобраться с помощью других.
Пройдя с Гречихиным один раз по всем отсекам от носа до кормы и выслушав его пояснения, Аксенов больше не беспокоил механика. С утра до отбоя замполит торчал то в одном отсеке, то в другом, расспрашивал матросов о назначении, принципах действия и устройстве приборов и механизмов. Он был от природы любознателен и пытлив, матросы сразу заметили, что его интерес не поддельный, и потому поясняли охотно. Когда разговор переходил и на другие темы, поддерживал любую из них и попутно знакомился с людьми.
Вскоре к нему уже начали привыкать, настороженность уступила место доверию. И как это ни странно, матросы стали доверчивее после того, как попытались его "разыграть".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});