Читать интересную книгу Плутовской роман в России. К истории русского романа до Гоголя - Юрий Штридтер

Тем самым объявляется тема, звучавшая уже в названии, и красной нитью проходящая через всю «Родословную»: соседство Выжигина с Каином, представленное у Орлова как их «родство». Уже предисловие даёт сравнение обоих персонажей и их истории. Ванька Каин, говорится там, был простым плутом или мошенником, деятельность которого ограничивалась «рыночной площадью», и который забавлял читающую публику своими хитрыми надувательствами, чтобы благодаря этому в то же время и предостерегать её. Никому и в голову не приходило подражать ему. А Выжигин – плут и мошенник совершенно другого рода. Он «притворяется на иностранный лад», достигает высокого положения, внушает уважение и подстрекает на совершение «серьёзных преступлений». Предмет, интерпретируемый здесь с «моральной» точки зрения, в самом рассказе претерпевает «генеалогическое» изменение. Ванька Каин, который сам якобы происходит от библейского убийцы Каина – родоначальник всей семьи Выжигина, и это одновременно является исходным пунктом рассказа. В самом начале первой главы говорится: «История Ваньки Каина знакома почтеннейшей публике, но не полностью, так как был у него сын Иван…» Этот Иван – никто иной как Иван Выжигин, теперь представленный в кругу своих многочисленных родственников. В ходе сменявших друг друга бесед между этими самыми разными тётушками, дядюшками, племянниками, внуками и т. д. реконструируется предыстория семьи. Как узнаёт читатель, Каин во время бегства от русской полиции попадает на бывшую польскую территорию и в имение Гологордовского, сходится там с одной из служанок и оставляет ей внебрачного сына Ивана, который потом вырос «сиротой». Впоследствии он поменял неприличную фамилию Каин на более благозвучную Выжигин. И Пётр Выжигин, сын Картуша, «коллеги» Каина, тоже внебрачный ребёнок. Отцовство Ивана исключено здесь уже по возрасту, как подсчитала Выжигину его жена. Ведь в соответствии с «Иваном Выжигиным» Иван должен родиться примерно в 1775 г. и теперь (т. е. в 1830 г.) ему 55 лет. Но его мнимый сын Пётр, согласно «Петру Выжигину», уже в 1812 г. служил офицером и, следовательно, должен теперь быть 43-летним, что составило бы разницу в возрасте только в 12 лет. Уже это доказывает незаконность предполагаемого отцовства, и единственные законные сыновья Ивана – «хлыновцы» Игнат и Сидор[959].

Эта тёмная предыстория семьи расстраивает планировавшееся бракосочетание племянницы Ивана. Жених отказывается от брака, чтобы не породниться с Каином и Выжигиным. Но прежде он ведёт с другом долгий разговор о книге «Пётр Выжигин», где в первую очередь высмеивается равноценность Выжигина с Наполеоном. После расстроившихся планов брака племянницы должна быть выдана замуж дочь Ивана Выжигина. Этот-то план удаётся, потому что жених «Адскодуев» (от «адский» и «надуть») – сам мошенник, рассчитывающий на большое придание. Ведь тем временем умирает старый Иван Выжигин, и всё, что от него остаётся – это 30 тыс. рублей (конечно, полемический намёк на гонорар Булгарина), которые наследует его дочь. Разговор между женихом и его другом по имени «Кутила» снова служит продолжению прерванной критики в адрес «Петра Выжигина», причём на этот раз объектом иронии становятся прежде всего любовная история и приложенный список подписчиков (имеющийся и в «Петре Выжигине»). После бракосочетания Адскодуев разоблачает план побега своей жены и отвечает на эту «французскую манеру» «отеческими увещеваниями» «русского» свойства, т. е. изрядно колотит невесту и соперника, пойманного на месте преступления. Когда родня невесты призывает на помощь призрак Каина, одновременно с ним появляется и призрак Картуша, оба духа вцепляются друг другу в волоса, и свадьба превращается во всеобщую драку. Снова следуют беседы о «Выжигине», на этот раз о его безнравственности. Зато с действующими лицами происходит под конец моральное преобразование. Их охватывает раскаяние, и они соответствующим образом меняют свои имена: «Кутила» становится «Благоумовым» (от слов «благой» и «ум»), «Адскодуев» – «Честновым» (от слова «честный»). И это заключительное преобразование, вполне соответствующее «Выжигину», выливается в патетическую псевдохвалу «бессмертному» творцу «бессмертных» Выжигина, отца и сына.

Следовательно, в «Родословной» (как и во всех своих пародиях на «Выжигина») Орлов связывает косвенную полемику с помощью преувеличенной псевдохвалы, посредством пародийного подражания и т. д. с прямо полемизирующей критикой. При этом его полемика в действительности ещё жёстче, чем явствует из краткого изложения содержания. Он, например, не боится прямо назвать роман Булгарина пустым ничтожеством[960]. Или он заставляет свои персонажи воскликнуть, что 15 рублей за книгу – выброшенные деньги, и роман годится только на растопку[961]. Правда, Орлов также не утверждает, что его собственное сочинение – шедевр. Но нельзя забывать, что Орлов писал свои книги – также и пародии на «Выжигина», и как раз их – для публики, которой прямое и резкое изображение было куда более по сердцу, чем искусное ироническое пародирование стиля. И полемическое воздействие только усиливается благодаря огрублению. Как раз примитивность языка и среды превращают всё в действительное травести; она должна разъяснить, какой, собственно, литературный и человеческий уровень подобал «Выжигину» Булгарина. Орлов сумел также превратить нелепости или формальные недостатки своего собственного сочинения в полемическое оружие, направленное против романов Булгарина. Например, он замечает по поводу избытка бесед (от которого, несомненно, страдает «Родословная»), что «Пётр Выжигин» состоит, собственно, вообще только из бесед, в том числе даже таких, между Выжигиным и Наполеоном, о которых до тех пор, конечно, никто не слышал[962]. Или он полагает, что его собственное описание двух попыток сватовства, одной за другим, возможно, может быть скучным, но читатели ведь терпеливы, они же «читают даже то, что стоит 15 рублей, а с почтовым сбором 18, всевозможную дребедень, напечатанную на лучшей веленевой бумаге»[963].

Отчётливее всего унижающее намерение прослеживается в том, что Выжигин объявляется сыном (да к тому же незаконным) Ваньки Каина. Для истории плутовского романа в России эти фрагменты важны в той мере, в какой они доказывают, что история Ваньки Каина ещё была популярна вплоть до 30-х гг. и, разумеется, могла считаться известной широким кругам русских читателей (как со всей ясностью показывает Орлов в самом начале повествования). Вполне привычна и связь Каина с Картушем (в результате чего оказывается опровергнутым тезис Шкловского о том, что комбинация Каин – Картуш характерна только для XVIII в., а в XIX столетии была заменена парой Каин – Стенька Разин[964]).

И сам Булгарин упоминал в «Иване Выжигине» историю Ваньки Каина, но она предстала там как малоценное чтение для старьёвщика и ростовщика, следовательно, была в литературном и социальном отношении расположена куда ниже «Выжигина». В противоположность этому Орлов ставит обоих «Выжигиных» с социальной и литературной точки зрения на один уровень с Каином, более того, даже ниже его. Ведь в «биографическом» отношении он превращает их во внебрачных сыновей Каина или Картуша, а в «литературном» оценивает биографии этих людей весьма невысока по сравнению с жизнеописанием Каина.

Таким сочинениям и образам было, конечно, суждено скоро «умереть», несмотря на их временный успех. Вот и «смерть» Выжигина, которая вкратце упоминается уже в «Родословной», занимает большое место в пародиях Орлова на «Выжигина». И сами эти пародии, несомненно, почти так же сильно ускорили «смерть» «Выжигина», как и журналистская критика. Ведь именно в более примитивных слоях читателей, которым были не столь уж близки формально-эстетические спекуляции авторов журнальных рецензий, резкие сатиры стали опасным оружием. Они были рассчитаны на широкую читающую публику и давали себя знать также за пределами этих кругов. В этом смысле характерно, что две из них появились в одном и том же издательстве Решетникова, которое в своё время издало также истории Каина и Картуша[965], и которое, вероятно, было тогда вообще наиболее значительным поставщиком литературы для очевидно народного и массового чтения. Насколько большим всеобщим спросом пользовались тогда такого рода пародии, явствует уже из того факта, что сочинения Орлова охотно принимали и печатали различные издательства. Очевидно значителен был и успех продаж, которому благоприятствовали низкие цены этих скромных изданий[966]. Пушкин писал в 1831 г., когда вышли из печати только некоторые пародии Орлова, что продано уже 5 000 экземпляров[967]. И названия этих публикаций есть почти во всех тогдашних издательских и библиотечных списках, большей частью в непосредственном соседстве с самими «Иваном Выжигиным» и «Пётром Выжигиным». Это должно было особенно задеть Булгарина и, как показывает полемика, действительно оскорбило его.