Читать интересную книгу Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба

17 февраля царь утвердил предложение Ланского и Ростовцева о создании специального органа — Редакционных комиссий под председательством Ростовцева — для окончательной доработки предложений с мест и подготовки общего проекта реформы.

Так в начале 1859 г. произошел третий и последний скачок в подготовке отмены крепостного права — создание качественно нового органа в системе российской государственности, который подготовил не только крестьянскую, но и отчасти другие Великие реформы. Скромное название «Редакционные комиссии» (комиссий было две, но работали они как единый орган) было выбрано в значительной степени для маскировки и поддержания у членов главного комитета убеждения в том, что создается его «второстепенная комиссия» (выражение императора). Между тем современники сразу поняли значение происшедшего. Член комиссий Петр Семенов-Тян-Шанский характеризовал их как учреждение «доселе небывалое» в России, независимое и самостоятельное. Соратник Герцена Николай Огарев признавался: «глядя на подписи в журналах Комиссий, сердце радуется, что встречаешь имена людей бескорыстных и образованных, а не встречаешь, как в Главном комитете, имена людей бездарных и неблагонамеренных в крестьянском вопросе». В системе высших органов власти Редакционные комиссии заняли особое место, так как подчинялись через Ростовцева непосредственно императору. По выражению одного из их членов, они представляли «как бы отдельное в государстве временное учреждение». Сам же Александр считал их «органами правительства».

Состав Редакционных комиссий, подобранный Ростовцевым с помощью Милютина и Семенова и утвержденный царем, был уникален: в них вошли 17 представителей министерств и ведомств и 21 независимый общественный эксперт из местных помещиков или специалистов (ученых, публицистов) по крестьянскому вопросу. Всего было 39 человек, дворян 35–40 лет, высокообразованных и в большинстве своем помещиков. Деятели эти принадлежали в массе к одному с царем поколению, среди них были как чиновники, так и главы различных общественных течений — например, западник Кавелин и славянофил Самарин. Их всех объединяла программа реформ сверху.

Подлинным лидером Редакционных комиссий стал Николай Милютин — ему удалось организовать работу с невиданной для тогдашнего государственного аппарата интенсивностью (за полтора года — 409 заседаний; для сравнения — Главный комитет за 1858 г. собирался 28 раз) и результативностью. Милютин буквально «гнал» работу комиссий, руководствуясь убеждением, что русские реформы надо проводить быстро, а когда возникали споры и разногласия, останавливал их словами «сейчас не время для разногласий, хорошо, если успеем бросить семя».

Современники высоко оценили эти труды. Некрасов посвятил Н. А. Милютину стихотворение «Кузнец»:

Чуть колыхнулось болото стоячее,Ты ни минуты не спал.Лишь не остыло б железо горячее,Ты без оглядки ковал.

В чем погрешу и чего не доделаю,Думал — исправят потом. Грубо ковал ты, но руку умелуюВидно доныне во всем.

С кем ты делился душевною повестью,Тот тебя знает один.Спи безмятежно, с покойною совестью,Честный кузнец-гражданин.

«Грубая ковка» программы Милютина и Редакционных комиссий была государственнической, бюрократической и патерналистской. В ней самой были заложены противоречия и ограничительные пределы дальнейшего хода реформ — например, ставка на инициативную роль монархии при отсутствии гарантий продолжения реформ, или стремление создать крестьянина-собственника в будущем при консервации общины с ее архаичными переделами, круговой порукой и коллективной собственностью. Сохранялась и сословная неполноправность крестьян, которым запрещалось отказываться от надельной земли.

Разработанная почти за полгода, программа Редакционных комиссий уже осенью 1859 г. подверглась резкой критике с разных сторон. Правительство решило не обсуждать ее в губернских комитетах, чтобы избежать противодействия консервативного большинства помещиков. Поэтому в Петербург были в две очереди вызваны представители с мест, но и тут одни выступили против выкупа полевой земли крестьянами, их самоуправления и уничтожения вотчинной власти помещиков, другие — за выкуп при условии отрезки половины надела и в то же время за широкие реформы местного самоуправления, суда, просвещения и т. д. Хотя вместе им собраться не разрешили (Александр боялся конституционных требований, а Милютин «со товарищи» опасались за свою программу), в личных устных выступлениях перед комиссиями депутаты энергично нападали на занятую верховной властью позицию арбитра во взаимоотношениях между сословиями. В трудах Редакционных комиссий консерваторы усмотрели «коммунистические начала» (т. е. защиту интересов крестьян в ущерб помещикам), а либералы намекали на необходимость конституции и «увенчания здания». Милютин в ответ на это заявил: «Никогда, пока я стою у власти, я не допущу каких бы то ни было притязаний дворянства на роль инициаторов в делах, касающихся интересов и нужд всего народа. Забота о них принадлежит правительству; ему и только ему одному принадлежит всякий почин в каких бы то ни было реформах на благо страны».

В итоге правительство, опасаясь противодействия как левых, так и правых, приняло чисто российское «соломоново решение» — запретить обсуждать крестьянский вопрос в уездных и губернских дворянских собраниях. Унковский, подводя итоги работы Редакционных комиссий, их главной ошибкой назвал стремление «ослабить плантаторскую партию» путем «устранения гласного обсуждения вопроса» в комитетах, чем комиссии, по его мнению, ослабили самих себя и вообще сторонников реформ. Трудно не согласиться с этим выводом, но это, видимо, неустранимый изъян самодержавно-бюрократического реформаторства.

Подготовленные комиссиями положения крестьянской реформы в октябре 1860 г. поступили в Главный комитет, а затем и Государственный совет, где подверглись правке консерваторов. Размеры земельных наделов освобождаемых крестьян были существенно урезаны, повинности повышены, выросли и выкупные платежи. По выражению царя — «все, что можно было сделать для ограждения выгод помещиков, было сделано».

Наконец, 19 февраля 1861 г., в шестую годовщину восшествия на трон, Александр II подписал Манифест и Положения о крестьянской реформе. Показательно, что накануне к Зимнему дворцу были стянуты войска, ночевал император не в своей спальне, а у заднего подъезда дворца приказано было держать наготове двух резвых лошадей — «Баязета серого и Адраса бурого» — на случай необходимости спасения государя. Но и подписанный Манифест держали в секрете еще две недели, дожидаясь протрезвения народа после окончания масленицы, и огласили только в Прощеное воскресенье 5 марта 1861 г., последний день перед великим постом.

Вот как вспоминал об этом будущий революционер и анархист, а тогда паж второго класса Пажеского корпуса князь Петр Кропоткин: «Я лежал еще в постели, когда мой денщик Иванов вбежал с чайным подносом в руках и воскликнул: — Князь, воля! Манифест вывешен в Гостином дворе… — Ты сам видел манифест? — Да. Народ стоит кругом. Один читает, а все слушают. Воля!

Через две минуты я уже оделся и был на улице. — Кропоткин, воля! — крикнул входивший в корпус товарищ. — Вот манифест. Мой дядя узнал вчера, что его будут читать за ранней обедней в Исаакиевском соборе. Народа было немного, одни мужики. После обедни прочитали и раздали манифест. Когда я выходил из собора, много мужиков стояло на паперти. Двое из них, в дверях, так смешно мне сказали: „Что, барин? Теперь фиють!“ Товарищ мимикой передал, как мужики указали ему дорогу. Годы томительного ожидания сказались в этом жесте выпроваживания барина. Я читал и перечитывал манифест. Он был составлен престарелым московским митрополитом Филаретом напыщенным языком. Церковнославянские обороты только затемняли смысл.

Но то была воля, без всякого сомнения, хотя и не немедленная. Крестьяне оставались крепостными еще два года, до 19 февраля 1863 года; тем не менее было ясно одно: крепостное право было уничтожено, и крестьяне получают надел. Им придется выкупать его, но пятно рабства смыто. Рабов больше нет. Реакции не удалось одержать верх».

Выработанные в бюрократических муках и яростной борьбе «откупного торга» (по словам Петра Валуева) условия отмены крепостного права были крайне сложными. Суммировать их можно в четырех главных пунктах: личное освобождение, наделение землей, выкупная операция, крестьянское самоуправление. Крестьяне получили долгожданную личную свободу и ряд гражданских прав (заключать сделки, открывать торговые и промышленные заведения, свободно вступать в брак, переходить в другие сословия и т. д.). Но полноправным сословием они не стали: оставались рекрутские наборы, подушная подать, телесные наказания. Кроме того, на период «временнообязанного состояния» (т. е. до перехода на выкуп) за помещиком сохранялось право вотчинной полиции. Он мог требовать смены сельских должностных лиц, удаления из общины неугодных крестьян, вмешиваться в решения сельских и волостных сходов.