и положений, фраз и ремарок. Мне хотелось сделать органично существующий текст, единый и делимый на 27 самостоятельных, сообщающихся, как сосуды в гидростатике, сюжетов.
ЕЦ Закончим на полуслове? Удачи вам, Геннадий. Счастливого продолжения пути.
Апрель 2019
Песочные часы
(Ефим Чеповецкий)
1
…Но сначала вернусь в прошлое. Было это три десятилетия тому назад. Или больше? Я жил тогда в Сибири, писал свою первую книгу, посвященную «оппозиционному классику» советской литературы Всеволоду Иванову. «Неожиданный Всеволод Иванов!» – не раз восклицали его современники. Всю свою жизнь Иванов уходил не только от догм соцреализма – от самого себя прежнего. «Умер очень большой, не прочтенный нами писатель», – как всегда, парадоксально и пронзительно закончил свои воспоминания о нем Виктор Шкловский. Здесь все правда. Иванов оставил после себя целое собрание неопубликованных, во многом экспериментальных книг.
«Неожиданный Всеволод Иванов!» – повторил и я, когда в одном из московских архивов обнаружил около трехсот не известных читателю рецензий мастера на произведения молодых авторов. Оказалось, Иванов был зорким и мудрым литературным наставником. Он учил начинающих писателей многому – в том числе и художественному поиску, вечному сомнению, которое так важно в искусстве.
Одна из самых интересных рецензий Всеволода Иванова была посвящена творчеству детского поэта и драматурга Ефима Чеповецкого. Перечитывая этот отзыв, я и оглянулся сейчас в прошлое.
Вскоре, в феврале семьдесят второго года, я опубликовал некоторые из рецензий в «Литературной газете». Причем решил не называть имена тех, о ком писал Иванов, полностью: мнение знаменитого писателя, казалось мне, не должно давить на его питомцев, которые к тому времени уже активно работали в литературе.
Однако случилось неожиданное. Познакомившись с самым первым из опубликованных отзывов, читатели ничуть не усомнились в том, кто именно подразумевается под инициалами Е.Ч. Помню телефонные звонки, письма, смысл которых был столь очевиден: Иванов, конечно, не ошибся, предрекая Ефиму Чеповецкому яркое литературное будущее.
Да, уже к тому времени его популярность у малышей (а значит, и их родителей) была без преувеличения огромной. Между тем годы шли. Появлялись новые книги, мультфильмы, спектакли по пьесам Чеповецкого. Даже одни названия самых известных его сказок отзываются сейчас – словно эхо детства – в памяти нескольких поколений: «Непоседа, Мякиш и Нетак», «Приключения шахматного солдата Пешкина», «Проделки веселого Мышонка Мыцыка», «Про славную коровну Настурцию Петровну»… Прав был Лев Кассиль, написавший еще в давние шестидесятые: «Неистощимый выдумщик, веселый фантаст, знаток ребячьих душ, Ефим Чеповецкий внес свой приметный вклад в нашу советскую литературу для детей».
Пусть не смущает сегодняшнего читателя формула «советская литература для детей»: ее лицо и достоинство определяли Корней Чуковский, Самуил Маршак, Рувим Фраерман, тот же Лев Кассиль.
…Я пишу все это, а за окном – Чикаго. Эмиграция. Она всегда подвергает творчество литератора серьезному испытанию.
Эмиграция неожиданно свела нас с Ефимом Чеповецким в одном городе.
2
Я вновь перечитываю две его вышедшие в Америке книги. На этот раз – книги, обращенные к взрослым.
Конечно, сразу возникает вопрос: почему автор вдруг изменил своему главному читателю? На первый взгляд, причина ясна. Все та же грустная реальность эмиграции: дети здесь, как правило, говорят по-английски – ну зачем же им русский поэт, на книжках которого вырастали еще дедушки и бабушки?
Все же, думаю, дело в ином. И совсем другая жизненная коллизия определила «сверхзадачу» этих сборников Ефима Чеповецкого.
Автор осмысляет прожитую жизнь, в какой-то степени подводит ее итоги…
Я написал эти слова с красной строки, однако спешу уточнить: поэт вовсе не прощается с нами. Впереди по-прежнему остается дорога. Но эмиграция заставляет литератора приступить к «переоценке ценностей». Иногда трудно ответить на самые простые вопросы. «Так чем же вы здесь собираетесь заниматься?» – спросили в Америке Ефима Чеповецкого. Как наверняка спрашивали тысячи людей до него. Позже Чеповецкий признался: «Я уже в первые недели пребывания в стране Свободы понял, что сочинение и писание рассказов, стихотворений и пьес здесь не профессия, а нечто вроде хобби. Сочиняй, пиши себе на здоровье, но за это тебе никто платить не будет. Наоборот – за издание твоих произведений ты должен платить сам и… продавать тоже сам».
Увы, этот ответ абсолютно точен. Если не забыть: отвечает не сценарист из Голливуда, а писатель-эмигрант, не знающий английского языка.
Сомнений, однако, не было. На его столе по-прежнему стояла и стоит привезенная из Киева пишущая машинка с русским шрифтом…
В сутолоке эмигрантского быта, в чертополохе перемен хочется – по-особому, остро – разглядеть вечный смысл бытия. Я думаю, именно так родилась автобиографическая повесть Ефима Чеповецкого «Колесо, вперед! Колесо, назад!»: первая часть ее посвящена детству и юности, вторая – смешные, а иногда печальные зарисовки эмигрантской жизни. Так появились и его притчи, его рассказы о герое еврейского фольклора, плуте и озорнике Гершеле Острополере.
…Осмыслять «бег времени» можно по-разному. Ефим Чеповецкий строит свою книгу «Шут с вами», как строят театральное представление. Не случайно в начале каждого раздела сборника «раздвигается» занавес. И – на подмостки выходит поэт. Он не только не скрывает, напротив – подчеркивает свою роль. На многих страницах «разбросаны» клоунские колпаки и маски. С обложки смотрят на нас смеющиеся глаза автора. «Шут с вами», – говорит Ефим Чеповецкий читателю-зрителю. Повторю: это название книги.
Конечно, оно звучит необычно. Так и хочется переспросить, подобно Феликсу Кривину, написавшему остроумное предисловие к сборнику: «Шут с нами?! Почему? За что?.. Мой друг, я принял это на свой счет и чуть было не обиделся, но, зная тебя, воздержался, вник в суть тобой написанного и стал от души смеяться. Оказывается, шут – это ты сам! И в этом привлекательном качестве хочешь остаться с читателем от первой и до последней страницы – не отделаться от него, а наоборот, соединиться, открыть ему свою душу и развлекать его всю дорогу».
Неожиданно, странно? Припомним однако: такая трактовка образа поэта достаточно традиционна в мировой культуре. И, кстати, – с детства близка Ефиму Чеповецкому. В повести «Колесо, вперед! Колесо, назад!» автор расскажет об уроках дедушки, местечкового книгочея, которого фашисты сожгли в 1942-м вместе с другими евреями в колхозном сарае: терпеливо и настойчиво он «учил меня шуткам, перевертышам и загадкам, требовал, чтобы я сам решал и догадывался, где правда, а где вымысел».
К тому же, выходя к зрителям, шут не только развлекал и веселил. Вот и сейчас он путешествует во времени. Вот и сейчас мы слышим, к примеру, такой монолог:
Учась премудростям весь век,
Узнал