Пся крев…
Этот противник… то ли он был не такой пьяный как остальные, то ли просто большой по размерам — но граф его расценил сразу как опасного. И впрямь большой — метра под два…
Шаг в сторону. Еще шаг. По кругу, почти так же, как в учебнике, с фиолетовым штампом «совершенно секретно» на каждой странице, где на сером листе сходятся две человеческие фигурки, черная и белая. Кстати — еще дешево отделался, будь у противника нож, сейчас бы он уже засадил ему в почку или печень.
Противник тоже медленно перемещался по кругу, каждый ждал, пока ошибется другой.
— Ну что, москалина — внезапно заговорил третий — вставай на колени, так и быть, помилую тебя…
— Русский никогда не встанет на колени.
Это была не рисовка и не понты — трудно в это поверить, но граф Ежи Комаровский, давно считавший себя русским польского происхождения, действительно так думал. Он не стыдился ни того что он русский, ни своего польского происхождения — и нечему было тут стыдиться.
Более того — большинство русских, попав в такую же ситуацию, не задумываясь, сказали бы то же самое.
Русский никогда не встанет на колени.
— Ну, смотри…
— Ежи!
Появившаяся на стоянке Елена своим криком отвлекла противника на долю секунды — но графу Ежи хватило и этого. Рванувшись вперед, мгновенно сократив дистанцию, он угостил противника прямым в подбородок, отбил несущуюся к нему железную палку, ударил еще раз и еще. После третьего раза противник неуклюже осел на асфальт, совсем рядом истерически взвыла сигнализация. Отлетевшая палка, кажется, ударила по одной из машин, да так что треснуло лобовое стекло.
Елена подбежала к нему, граф судорожно нащупал в кармане ключи, протянул ей.
— Заводи! Умеешь!?
— Да…
Совсем рядом утробно взревел двигатель Мазерати, не с визгом, как обычный итальянский мотор, а солидно с достоинством и скрытой мощью. За это ценители и уважали Мазерати, итальянский спорткар с берлинскими нотками в голосе.
Граф Ежи оттащил своего соперника, выключенного надежно с дороги, посадил его, прислонив спиной к машине. Надо было сматываться — противоугонная сирена не переставая выла, и через пару минут здесь соберется все местное быдло. Иначе граф Комаровский местное «общество» охарактеризовать не мог.
Едва не задев начальственного вида Майбах, графиня Елена вырулила из ряда машин, затормозила рядом…
— Садись!
Графа Ежи долго упрашивать не пришлось.
Почти сразу граф Ежи пожалел, что пустил даму за руль. По его шовинистическим взглядам, женщине вообще не место за рулем. Тем более такой. Такой в том смысле, что графиня вела машину рискованно, летала с полосы на полосу и жала на газ как сумасшедшая. Так недалеко было и до аварии…
— Осторожнее! — крикнул граф, когда они едва не слетели в кювет, пройденный на скорости километров на тридцать большей, чем стоило бы…
Елена в ответ только засмеялась, истерично и неприятно.
— Здорово! — крикнула она и ревущий поток воздуха унес ее слова.
Графу Ежи в этот момент было совсем даже не здорово.
— Поиграем в корриду?! — предложила графиня Елена, и прежде чем граф успел сообразить что это обозначает — резко повернула руль, вылетая прямо на соседнюю встречную полосу. Истерично взревел клаксон идущего в лоб многотонного грузовика.
Матка боска…
Сворачивать было уже поздно, огненные шары фар грузовика стремительно неслись навстречу. Выход был один — смертельно рискуя, граф Ежи перехватил руль, рывком довернул его дальше, и машина, разминувшись с неминуемой смертью, вылетела на обочину противоположной стороны дороги.
— Тормози!
Графиня по-прежнему давила на газ, Мазерати рвалась вперед словно необъезженный жеребец, рыская по посыпанной гравием обочине и поднимая из под колес настоящие каменные фонтаны. Поняв, что смысла разговаривать с этой психопаткой нет, граф сумел каким-то немыслимым движением, удерживая руль, перегнуться и давануть на тормоз рукой. На какой-то момент мелькнула мысль, что эта психопатка сейчас вывернет руль, и они снова выйдут в лоб какому-нибудь самосвалу. Но нет — знакомо застрекотала АБС и машина, пройдя еще под сотню метров, остановилась…
— Иезус Мария! Ты что, больная совсем?!
Елена снова захохотала.
— Здорово, правда!
Граф молча залепил ей пощечину, такую что голова дернулась.
— Курва матка!
Не в силах сдерживаться, граф выдернул ключи из замка зажигания, выскочил из машины, прошел несколько метров по гравию, дыша выхлопными газами, потом попытался достать сигарету из пачки, но не смог. Руки тряслись…
— Курва блядна…
Совсем больная… Это же додуматься — в лоб грузовику выйти. Ненормальная, лечиться надо. До добра не доведет — то в губернатора стрелять собралась, то на встречную полосу вырулила нарочно. Лечиться надо.
Бросил измятую в пальцах сигарету на обочину дороги, сплюнул. Ну, Збаражский, ну козел… Подсунул…
И что теперь делать?
Так ничего и не решив, граф Ежи направился к своей машине. Гравий хрустел под ногами, сердце немного улеглось, уже не стучало как сумасшедшее…
— Что с тобой?
Уткнувшись в руль, графиня Елена горько плакала.
— Что с тобой? Почему ты плачешь?
— Ты меня ударил…
Господи…
— Меня никто так не был. Меня вообще никто не бил.
А может — и не помешало бы…
— Ну извини… Извини…
Елена продолжала всхлипывать.
— Зачем ты так сделала? Тебе что, не хочется жить?
— А зачем?
Вопрос этот, простой и бесхитростный, поставил графа Ежи Комаровского в совершеннейший тупик. Он просто не знал, что на него ответить и сам не задавался никогда подобным вопросом.
Вопрос этот с его точки зрения был безумен сам по себе, он просто не имел права на существование. Как это зачем жить? Человек просто живет. Он живет, чтобы исполнить свой долг, чтобы продолжить свой род, чтобы принести пользу окружающим и Отечеству своему. Да и в жизни есть немало чего интересного помимо Отечества и долга, стоит только глаза пошире раскрыть. Да, есть люди, которые кончают с собой, есть те кто упорно ищут смысл жизни, считая что в смысле этом есть какая-то непостижимая тайна. Граф Ежи считал таких людей опасными идиотами, смущающими других людей своим бредом.
Но вопрос был задан, и ему надо было что-то отвечать. А отвечать не хотелось.
— Подвинься — нарочито грубо, стараясь скрыть свои чувства, сказал он — скажи, куда тебя отвезти?
— Поехали на мост.
На какой — уточнять не стоило…
* * *
Движение на мосту, несмотря на то что уже наступила ночь, ночь летняя, светлая и обманчивая, ничуть не ослабело. Для графа привычного к Петербургской жизни — это было дико. В санкт Петербурге до сих пор по ночам разводили мосты, несмотря на множество проектов под Невой так и не построили тоннель. Видимо, берегли своеобразие этого удивительного города, русской столицы. Поэтому в Питере по ночам не принято было ездить на автомобиле и вообще находиться на улице. Разве что прогуляться по набережной Невы, проехать на неспешном речном трамвайчике, ходящем и ночью, почитать Пушкина, Лермонтова, Есенина… Летом в Санкт Петербурге были удивительные ночи, видно все было как днем. А тут… ночь, а поток машин по набережной — с моста этот поток казался этакой блестящей, фосфоресцирующей желтой змеей, не имеющей ни начала ни конца — стал едва ли не больше чем днем… Где-то в районе Маршалковской в небо били светящиеся столбы прожекторов — один из ночных клубов именно так привлекал посетителей.
Подняв тент и заперев свою столько на сегодня натерпевшуюся машину, граф неспешно пошел вслед за дамой своего сердца, которая уже взбиралась по довольно узкой стальной лестнице. Наверху, чуть ли не в сотне метров над неспешно текущей Вислой. Мало кто знал про эту смотровую площадку, да и забираться туда было нелегко.
На мгновение мелькнула мысль, что у прекрасной и необузданной пани хватит ума броситься оттуда в Вислу, поэтому граф поднажал, догоняя свою даму. Но не успел — она уже забралась на площадку и сейчас задумчиво смотрела куда то вдаль.
— Здорово здесь, правда… — мечтательно выдохнула она.
Граф Ежи никак не мог понять — когда она бывает нормальной, а когда ей в голову взбредают всякие безумства…
— Здесь холодно…
Граф снял свой китель, набросил на плечи девушки. Та не пошевелилась — она стояла словно статуя.
— Что ты там видишь, вдали?
— Там? Жизнь…
Граф решил, что настало время действовать, но форсировать события не стал. Для начала достаточно просто обнять, что он и сделал.
— Не надо… — сказала девушка.
— Почему же…
— Потому что будет больно.
— Кому?
— Тебе. Мне. Мне, наверное, больнее.