— Удивительный мальчишка, — ни с того ни с сего заметила Кэлли.
Кейт улыбнулась:
— Полностью с тобой согласна.
— Всегда чем-то занят. В приемных семьях, где я жила, дети все время смотрели телевизор.
— Поэтому я и убрала из дому телевизор, как только Аарону исполнилось три года. Однажды в магазине он вдруг принялся распевать песенку из рекламы стирального порошка, и я решила — все, хватит. В тот же день убрала телевизор и беру его напрокат только раз в четыре года — смотреть Олимпиаду. Может быть, я совершаю большую ошибку, не знаю. Вырастить ребенка — это то же самое, что провести масштабный социальный эксперимент без контрольной группы.
Кэлли молчала, хотя Кейт и чувствовала — девочке хочется поговорить.
— Как у тебя дела на занятиях, в группе?
— Инструктор говорит, что мне надо подтянуться с дневником. Хочет, чтобы я подробнее писала о своих мыслях и чувствах.
— И как?
Кэлли пожала плечами:
— Скучно. Получается какой-то дневник нытика. Представьте сами, утренний тест, еда, работа, сон, а потом все заново. — Она мельком взглянула на Кейт и опустила глаза. — Я еще кое-что записала.
— Что?
— Так, глупость. — Кэлли сложила руки на коленях. — Знаете, я бы хотела жить так, как вы с Аароном. Чтобы у меня в жизни был шанс. — Она вздохнула и совсем тихо добавила: — И любовь.
Кейт затаила дыхание, сдерживая рвущиеся наружу слова. «Осторожнее. Не спеши».
— Скоро тебе предстоит принять определенные решения. Осенью нужно идти в школу.
— Нет, в школу я не пойду. Найду работу.
— Твоя работа — хорошо учиться.
— Как будто мне это чем-то поможет…
— Лучше учиться, чем скрываться и работать нелегально. Знаю, это трудно, но посмотри в лицо фактам. До конца лета тебе необходимо определиться с будущим, решить, как и где ты будешь жить.
— Не буду я ничего решать. Как получится, так и получится. День прошел — и хорошо. Я ведь так и жила, пока вы не приехали.
— Спать в неотапливаемых домах, голодать… Доктор Рэндалл сказала, что именно такой образ жизни, скорее всего, и содействовал развитию болезни. Твое состояние…
— Да мне уже надоело слышать про это чертово состояние, — бросила Кэлли. — И надоело думать про это чертово будущее.
— Тебе страшно?
— Да пошли бы вы, Кейт. — Кэлли вскочила и отступила в сторону.
«Только не злиться и не обижаться», — напомнила себе Кейт и, поднявшись, медленно подошла к девушке. Трогать не стала, только повторила вопрос:
— Тебе страшно?
Кэлли понурилась:
— Да. Все время. — Она повернулась к Кейт, бледная, напряженная. — Я разговаривала вчера с инструктором. Очень долго.
Так вот в чем дело. Момент истины настал.
— Мы говорили о моих вариантах на следующий год. Она хочет, чтобы я подумала об общежитии.
Сердце заколотилось, но Кейт молчала. Мысль о том, что Кэлли будет жить с другими подростками, была невыносима.
—И как тебе это предложение?
— Ну вот, и вы туда же.
— Я ничего тебе не советую. Просто хочу знать.
Кэлли прошлась взад-вперед по берегу.
— Говорят, там не так уж плохо. И не надо приспосабливаться к новой семье. Это плюс, потому что подстраиваться к другим людям всегда трудно.
Кейт пыталась сохранять спокойствие. Пожалуй, время пришло. Только бы не спугнуть Кэлли.
— С этим я могла бы поспорить.
— Спасибо, но, похоже, других вариантов у меня нет. Придется идти в общежитие. По крайней мере пока не соберу денег, чтобы снять какое-то жилье. Все, с кем я разговаривала, говорят, что надо соглашаться. — Кэлли пожала плечами. Было видно, что она изо всех сил пытается показать, что ей в общем-то все равно.
— Я бы не особенно слушала, что говорят другие. — И кто они, эти «другие»? — Не это важно. Важно принять наилучшее для тебя решение.
— Как? Откуда мне знать, какое лучше? — Голос ее дрогнул.
— В чем дело? — спросила Кейт. — Что-то случилось, да? И это никак не связано с общежитием?
Глядя себе под ноги, Кэлли пробормотала что невнятное.
— Извини, не расслышала. Что ты сказала?
— Меня Люк бросил.
Кейт замерла, изо всех сил стараясь не выдать своего отношения к случившемуся. Совсем недавно Кэлли души не чаяла в своем избраннике и, похоже, связывала с ним надежды на нормальную жизнь. И вот как все повернулось…
— Извини, — осторожно сказала она. — Я не знала.
Кэлли пожала плечами:
— Да ничего, все в порядке.
— Нет, не в порядке.
— Правда. Мы были всего лишь друзьями. То есть он для меня не какая-то там любовь всей жизни. Просто досадно, что вот был один друг, а теперь нет ни одного.
Кейт понимала ее. Кэлли не позволяла себе привязываться к людям. Жизнь научила ее тому, что эмоциональные связи опасны, на них нельзя полагаться.
— Ох, милая…
— Невелика беда. — Кэлли попыталась отмахнуться, но жест получился настолько нарочито небрежный, что Кейт поняла — сердце у нее разбито. — Я в общем-то и не ждала, что он будет за меня держаться. — Она села, подтянула к груди колено, обхватила его обеими руками. — Кому я нужна?
— Люк — дурак, — сказала Кейт наигранно беззаботным тоном, но получилось неубедительно — она знала, как это больно. Ее ведь тоже бросали. — Парни почти все такие. Если хочешь поговорить о…
— Не хочу я ни о чем… — Голос у Кэлли сорвался, к глазам подкатили слезы.
Кейт молчала, хотя сердце разрывалось от жалости к бедной девочке. Потом Кэлли всхлипнула, плечи ее затряслись, и она разразилась приглушенными рыданиями. Сидевшие неподалеку люди недоуменно смотрели на нее, но девушка ничего не замечала, а Кейт было наплевать, что они там думают. Обняв Кэлли и понимая, что той надо выплакаться, она лишь гладила ее по волосам. И настолько сильной и прочной была в этот момент связь между ними, что Кейт как будто чувствовала всю ее боль, все сомнения и страхи.
Шмыгая носом и утирая лицо рукавом, Кэлли попыталась заговорить:
— Я просто хочу раз в жизни быть нормальной. Ходить в кино с парнем, трепаться с другом по телефону… просто быть нормальной…
— Ты не просто нормальная. Ты чудесная, можешь мне поверить, — успокаивала ее Кейт.
— Вы же понимаете, о чем я.
Кейт понимала. Кэлли не говорила об этом вслух, но, конечно, думала о том, что ее жизнь никогда не принадлежала ей полностью. Перенеся немыслимое детство, она попала затем в систему приемных семей, которая тоже оказалась не в состоянии помочь ей, и вот теперь оказалась совсем одна, без помощи и опоры, перед лицом страшной болезни и с неясными перспективами.