Роза Олдсмит.
Она сунула свернутый листок бумаги в руку охраннику.
— Это — капитану. Для капитана.
— Kapitan, — повторил охранник. — Jawohl. — И направился к двери лазарета. Она наблюдала, как он, что-то сказав стоявшему за дверью часовому, передал тому записку.
Роза опустилась на край койки возле Себастьяна и нежно провела рукой по его бритой голове. Начавшие отрастать волосы были жесткими и колючими.
— Дождись меня, милый. Я пойду с тобой. Дождись меня.
Но он вновь провалился в небытие. Тихо мурлыча что-то, Роза приласкала его. Улыбаясь своей внутренней радости, она ждала, когда минутная стрелка доползет до макушки циферблата.
83
Капитан Артур Джойс лично руководил распределением необходимой для затопления судна взрывчатки. Возможно, давным-давно кое-кому уже довелось испытать то же самое — неизбежность подчинения гласу, прозвучавшему из горящего терновника.
Заряды были маленькими, но расположить их следовало в двух десятках мест непосредственно под обшивкой: планировалось, что взрыв полностью оторвет днище крейсера. Была открыта водонепроницаемая переборка, для минимизации опасности взрыва отсеки с боеприпасами заполнили водой. Жар в печах был спущен, давление в котлах снижено настолько, чтобы пара хватило лишь на последнее плавание «Ринаунса» в один из рукавов дельты Руфиджи.
Крейсер лишился большей части своей команды — для управления судном на борту оставили лишь двадцать человек, остальных перебросили на «Пегас».
Джойс намеревался, преодолев бревенчатое заграждение, провести «Ринаунс» через мины и затопить его выше по течению — там, где две протоки сливались в одну магистраль.
В случае успеха он бы надежно блокировал «Блюхер», пожертвовав лишь одним-единственным судном.
Однако в случае неудачи — если «Ринаунс» затонет среди мин, не дотянув до места слияния двух проток, — Армстронгу придется заводить в дельту с целью затопления и «Пегас». Джойс сидел ссутулившись на мостике в своем парусиновом кресле и смотрел на землю — зеленую линию африканского континента, которую утреннее солнце подсвечивало ярким золотистым блеском.
«Ринаунс» шел параллельно суше в пяти милях от берега. Позади, точно скорбящий на похоронах, плелся «Пегас».
— Шесть сорок пять, сэр, — отрапортовал дежурный офицер.
— Что ж, хорошо. — Джойс поднялся. Он надеялся до последнего. Однако время пришло, и «Ринаунсу» было суждено умереть.
— Сигнальщик, — негромко сказал он, — передай на «Пегас»: «Приступаем к плану “А”». — Это означало, что «Ринаунс» менял курс на рукав дельты. — Будьте готовы принять на борт раненых.
— «Пегас» подтверждает прием, сэр.
Джойс был рад, что Армстронг не передал ничего дурацкого, типа «Желаю удачи», а лишь кратко подтвердил, как оно и должно быть.
— Ну, командир, веди нас к цели, — сказал он.
84
Было прекрасное тихое утро и спокойное море. Однако капитана эскортного эсминца это вовсе не радовало, он бы с удовольствием уступил год своего старшинства за неделю дождей и туманов.
Его судно шло вдоль транспортного каравана к последнему кораблю, чтобы вынести выговор за то, что тот выбился из общего порядка. Капитан посматривал в сторону западного горизонта. Видимость была превосходной, с топ-мачты какого-нибудь боевого немецкого корабля караван неповоротливых транспортных судов можно было увидеть миль за тридцать.
Двенадцать судов, пятнадцать тысяч человек при том, что существовала угроза появления «Блюхера», — тот мог вынырнуть из-за горизонта в любой момент, сверкая своими длинноствольными девятидюймовыми орудиями. От этой мысли у него по коже пробежал холодок. Вскочив со стула, он подбежал к левому поручню мостика и окинул взглядом караван судов.
Вблизи тащилось одно из них. Там на юте играли в крикет. Он видел, как здоровенный, бронзовый от солнца южноафриканец, одетый в одни шорты цвета хаки, взмахнув битой, нанес удар, и до него долетел звук щелчка по шарику. Взмыв ввысь, шарик с тихим всплеском упал в океан.
— О, какой замечательный удар, сэр! — радостно захлопал в ладоши стоявший рядом с капитаном лейтенант.
— Здесь вам не закрытый королевский клуб, мистер Паркинсон! — рыкнул капитан эсминца. — Если вам нечего делать, я найду для вас занятие!
Лейтенант обиженно удалился, а капитан вновь окинул взором цепь судов.
— О нет! — простонал он. — «Третий» опять задымил. — С самого момента отплытия из гавани Дурбана «третий» периодически напоминал курящийся Везувий, словно нарочно дразня наблюдателей с «Блюхера».
Капитан потянулся к мегафону, готовый, поравнявшись с «третьим», высказать тому все нехорошее, что он о нем думает.
— Хуже детского сада. Они меня добьют. — И, приблизившись к «третьему», поднес мегафон к губам.
Торчавшие вдоль поручня пехотинцы радостным эхом откликнулись на его красноречие.
— Идиоты. Посмотрим, как они обрадуются, если появится «Блюхер», — проворчал капитан, вновь пересекая мостик, чтобы посмотреть на запад, где сразу за горизонтом тянулось побережье Африки. — Дай Бог сил «Ринаунсу» и «Пегасу». — Он вкладывал в свое пожелание пылкие искренние чувства. — Господи, помоги им выстоять против «Блюхера». Ведь если он прорвется…
85
— Бесполезно, Буана. Они не пойдут, — доложил сержант аскари младшему лейтенанту Прусту.
— А в чем дело? — строго спросил Пруст.
— Они говорят, кораблем завладели злые духи, и сегодня они туда не пойдут.
Пруст окинул взглядом сборище темнокожих людей. Они с мрачным видом сидели среди хижин и пальм, кучками и поодиночке, угрюмо съежившись под своими накидками, так что их лиц не было видно.
Два моторных катера ждали на илистом берегу острова, чтобы перевезти их на «Блюхер» к рабочим местам. Команды катеров — немецкие матросы — с интересом наблюдали за происходящим — эдаким глухонемым бунтом, и лейтенант Пруст прекрасно сознавал, что находится в центре их внимания.
Пруст был в том возрасте, когда вера в собственную проницательность подкрепляет уверенность в себе, а с лица никак не сходят юношеские прыщи.
Другими словами, ему было всего девятнадцать.
Он нисколько не сомневался, что туземные старейшины решили так вести себя лишь для того, чтобы вызвать его замешательство. Это была прямая и непосредственная попытка подорвать его авторитет.
Подняв правую руку, он поднес ее ко рту и стал в напряженной задумчивости грызть ногти. Острый кадык, двигался, словно подыгрывая работе челюстей. Внезапно осознав свои действия — это была дурная привычка, от которой Пруст пытался отделаться, — он резко отдернул руку от лица и заложил ее вместе с другой за спину, добросовестно подражая капитану Отто фон Кляйне — человеку, которым он в высшей степени восхищался. Пруста здорово обидело, когда лейтенант Киллер грубо высмеял его просьбу позволить отрастить бороду, как у капитана фон Кляйне.
И вот теперь, опустив голый подбородок на грудь, Пруст принялся мрачно расхаживать по небольшому пятачку на илистом берегу. Сержант аскари в окружении своих людей покорно ждал, когда лейтенант примет решение.
Можно было, конечно, отправить катер на «Блюхер» за комиссаром Фляйшером, поскольку на самом деле это была его, комиссарова, шори (на манер заправского «африканера» Пруст стал употреблять в своей речи диковинные словечки на суахили). В то же время он понимал, что вызов Фляйшера означал бы признание собственной несостоятельности в сложившейся ситуации. Комиссар Фляйшер наверняка бы стал потом по этому поводу язвить, в последнее время тот и так не упускал случая понасмехаться над Прустом.
— Нет, — решил лейтенант, вспыхивая настолько, что красные пятна на коже стали менее заметными, — эту жирную деревенщину я звать не буду. — Остановившись, он обратился к сержанту аскари. — Скажи им… — начал было он, но его голос стал предательски срываться на визг. Подкорректировав тембр, Пруст придал голосу грубоватости и продолжил на более низких тонах: — Скажи им, я буду считать это очень серьезным проступком.
Отсалютовав в ответ, сержант с показушной гримасой и демонстративным топаньем ног громко перевел послание Пруста на суахили. Однако из рядов темнокожей братии никакой реакции не последовало, там никто и бровью не повел. Члены команд катеров оказались более восприимчивыми. Кто-то из них даже расхохотался.
Кадык младшего лейтенанта Пруста дернулся, а его уши подобно хамелеонам приобрели цвет хорошего бургундского вина.
— Скажи им: это же бунт! — Последнее слово вновь предательски взвизгнуло, а сержант замешкался, подбирая подходящий аналог на суахили. В конце концов он решил представить это таким образом: