Айше колебалась только секунду. Повернувшись спиной к стене, она подставила ему свои руки. Бутрос неуклюже встал на них одной ногой и подпрыгнул, ухватившись за решетку. Поперек нее кто-то давным-давно натянул колючую проволоку. Сейчас она поржавела и провисла, но колючки были такими же острыми. Осторожно, опасаясь упасть и распороть руки, Бутрос открутил один конец нижней проволоки. К этому моменту Айше уже не могла его держать.
— Извини, — прошептала она. — Руки устали. Что ты хочешь сделать?
— Увидишь, — ответил он. — Отдохнем несколько минут, потом я подниму тебя. Тебе нужно будет только оборвать эту нижнюю проволоку с другого конца.
— Зачем?.. — Она замолчала — на улице послышался рев мотора. Они легли на землю, прижавшись к стене. В отверстии показался джип, осветив переулок прожектором, установленным на крыше. Они задержали дыхание. Джип покатил дальше, звук мотора становился слабее, пока не затих в ночи.
Бутрос уже собирался поднять Айше к окну, когда тишину разорвал внезапный мучительный вопль. Он продолжался всего несколько секунд. Кричал ли это человек или зверь в предсмертном ужасе, сказать было невозможно. Вопль резко оборвался.
Айше задрожала и обхватила Бутроса руками. Он осторожно привлек ее к себе, разрываемый ужасом и горькой, непреодолимой страстью к ней.
— Ты думаешь...
— Рифат? Или твой дядя?
— Нет, я... — Айше не договорила. Она вовсе не думала о своем дяде. Она казалась ему такой хрупкой, что он, обнимая ее, боялся ее сломать. Если это действительно был Майкл Хант... Он пожал плечами, вспомнив вопль, и подумал, как ужасно, если его счастье будет зависеть от чужой смерти. И все же в глубине души он радовался. Если это был Хант...
Айше отстранилась от Бутроса:
— Ты думаешь, это был Рифат?
Что им нужно от Рифата? Или от ее дяди?
— Не знаю, — пожал плечами Бутрос. — Откуда мне знать?
Айше кивнула. Предположения более чем бесполезны. Бутрос снова сцепил руки замком. Она глубоко вздохнула и встала на них ногой. Бутрос без усилий поднял ее к зарешеченному окну. Меньше чем за минуту она переломила ржавую проволоку надвое. Бутрос опустил ее на землю, и Айше молча протянула ему проволоку.
Каблуком он загнул колючки на обеих концах проволоки. Это оказалось нелегко: он не был приучен к подобной работе.
На улице, ярдах в двадцати от того места, где к ней примыкал проулок показался мухтасиб. Его выдавала белая одежда.
— Тебе придется помочь мне, — сказал Бутрос. — Я не смогу все сделать один.
— Что мне нужно сделать? — Айше начала понимать, что замышляет Бутрос.
— Заговори с ним. Отвлеки его внимание. Скажи ему, что у тебя болен ребенок, попроси его помочь. Если сможешь, заведи его сюда, в переулок.
Она покачала головой:
— С какой стати он будет мне помогать? Я скажу ему, что нашла человека, которого он ищет. Где ты будешь стоять?
— Я буду ждать здесь, — сказал Бутрос. — Дальнейшее предоставь мне. — Он надеялся, что тренировка, которую он прошел в Коптской лиге самозащиты, поможет ему выполнить задуманное. Зачем он вообще встрял в эти авантюры?
Айше поспешно вышла на улицу. Мухтасиб услышал ее шаги, когда она прошла полпути до него, повернулся, направив на нее автомат, и секунду, казавшуюся вечностью, Айше была уверена, что он пристрелит ее на месте.
Она держала руки открытыми, давая понять, что невооружена. Мухтасиб по-прежнему держал ее на прицеле и, когда она оказалась в паре ярдов от него, велел ей остановиться.
— Помогите, — сказала Айше. — Там, в переулке, рядом с моим домом раненый. Пожалуйста, пойдем. — Она говорила с андийским акцентом, как женщина, недавно приехавшая из деревни, бесхитростная, беззащитная, испуганная.
— Убирайся, — приказал мухтасиб. Его голос был грубым, неприятным.
— Он истекает кровью, — настаивала Айше. — Он говорит, что за ним гонятся. Вы должны помочь.
Мухтасиб колебался. Айше видела, что он проглотил наживку.
— Где он?
Она показала на переулок, в котором ждал Бутрос.
— Иди первой, — сказал мухтасиб. Он был моложе, чем показался с первого взгляда. Вероятно, девятнадцатилетний мальчишка, окруженный взрослыми тайнами, вызывавшими у него тревогу и страх.
Айше шла осторожно, чувствуя направленный ей в спину автомат, который за полсекунды мог разорвать ее надвое. Каждый шаг казался столетием. Где-то, очень далеко отсюда, раздался крик, потонувший в безбрежной тишине умирающего города. Она задержала дыхание. Она чувствовала мухтасиба совсем близко за спиной.
Внезапно он остановился.
— Подожди-ка, — сказал он. — Как тебя зовут?
— Дунья, — ответила Айше, назвав имя матери. Ее разыскивали, но она не знала, известно ли им ее имя.
— Повернись, — приказал он. — Я хочу взглянуть на твое лицо.
Она повернулась, стараясь держаться в тени.
— Почему ты так поздно на улице? Почему ты не позвала соседей на помощь?
— Они все боятся, — ответила она. — Сидят взаперти. Из-за чумы.
— В Каире нет чумы, — ответил мухтасиб, повторяя официальную догму. — Подойди ближе, — приказал он, — еще ближе. — В руке он держал фонарик. Когда он осветит ее лицо, то сразу же опознает в ней горожанку.
Айше бросилась на него, прежде чем он успел поднять руку, и повалила на землю. Она, конечно, была гораздо слабее, но ярость, страх и отчаяние придали ей сил. Он лежал под ней, ревя от страха. Она отчаянно зажала его рот рукой, заглушив крики. Оправившись от первого потрясения, мухтасиб начал лягаться. Айше не знала, сколько времени сможет удерживать его. Ее силы быстро убывали, она с трудом прижимала его к земле. Свободной рукой мухтасиб раз за разом бил ее по голове и спине, пытаясь спихнуть ее с себя.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Бутрос оказался рядом с ними. Без единого слова он нагнулся над мухтасибом, накинув на его шею петлю из колючей проволоки, и со всей силой стянул ее.
Мухтасиб отчаянно боролся, скинув с себя Айше. Он силился подняться на ноги, но Бутрос крепко прижимал его к земле, встав коленями ему на плечи. Колючки впивались в шею мухтасиба. Он пытался закричать, но из горла вырывались только нечленораздельные звуки. Айше с ужасом смотрела, как он борется за жизнь, молотя руками и ногами. Больше всего ее пугали его глаза на искаженном лице. В них не было мольбы, отчаянного призыва к милосердию, одна лишь мрачная ярость и упрямый гнев. Она отвернулась, потеряв дар речи. Когда она посмотрела снова, лицо уже было неподвижно, но руки и ноги судорожно подергивались. Через несколько секунд они окончательно замерли.
* * *
Он понял, что что-то не так, задолго до того, как добрался до Фаджалы. Тревожная тишина, пустынные улицы — все предвещало возможную опасность. В обычных обстоятельствах он бы вернулся, но сейчас обстоятельства были необычными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});