Читать интересную книгу Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Без подробностей, господин секретарь, хотя понятно, все эти детали могут быть выяснены с помощью пентотала, на это никогда не пойдет ни одна из комиссий конгресса, строго придерживающихся формальных регламентации. Меня интересует лишь суть операции. Вы в состоянии изложить ее, Уоррен? Я снова показала бы вам свои карманы, чтобы только расшевелить вас.

— Это не повредило бы.

Мисс Трухарт произвела надлежащее действие, и левый глаз Пиза опять вернулся в состояние покоя.

— Видите ли, — начал он, брызгая слюной, — некие непатриотичные слизняки во главе с маньяком хотели бы смять первую нашу линию обороны в лице обслуживающих нас подрядчиков, а затем нанести удар и по тому сектору военно-воздушных сил, в чьи обязанности входит держать под надзором весь мир.

— Как это, солнышко? — Трухарт начала переминаться с одной ноги на другую.

— О-ох!

— Что, Уоррен? Я спросила: как?

— О да, так и есть... Понятно... В общем, они утверждают, будто территория, занимаемая в настоящее время жизненно важной для нас военно-воздушной базой, принадлежит, согласно какому-то заключенному свыше ста лет назад идиотскому соглашению, небольшой группе лиц, а если точнее, то дикарям чего, конечно, не может быть! Все это бред!

— Я полностью разделяю вашу точку зрения, господин секретарь. Но все же, были ли у них какие-либо основания утверждать подобное? — И снова обнаженные ноги Реджины потребовали от нее для сохранения равновесия последовательной — пятикратной, аккуратности ради заметим, — смены поз.

— О Боже!

— Сядьте! И, пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

— Этот-то вопрос и находится сейчас на рассмотрении Верховного суда. Его решение из соображений национальной безопасности не будет обнародовано верховным судьей еще в течение пяти дней, накануне же официального оглашения вердикта этим жалким слизнякам придется предстать перед судом для дачи показаний. Таким образом, у нас останется четыре дня на то, чтобы найти ублюдков и отправить их в богатые, столь желанные сердцам этих подонков охотничьи угодья, где они уже не представляли бы никакой угрозы системе национальной безопасности. Будь они прокляты, эти дикари!

Реджина Трухарт мгновенно опустила платье.

— Хватит! Замолчите!

— О-ох!.. Что случилось?

— Мы, девочки Трухарт, не позволяем выражаться в своем присутствии столь непристойным образом, господин секретарь! Подобная манера речи свидетельствует о бедности приличествующего культурным людям словарного запаса и чрезвычайно оскорбительна для богобоязненных прихожан.

— Ах, простите, Вирджина...

— Реджина!

— Вы правы... Но неужто вы не замечали ни разу, что иногда без богохульства — само собой, в разумных пределах — просто не обойтись? Например, когда человек оказывается в стрессовой ситуации.

— Вы рассуждаете точь-в-точь как тот ужасный французский драматург Ануй, готовый оправдать чуть ли не все!

— Анн... Как вы сказали?

— Не важно... Сколь широк был круг лиц, знавших об этой акции в интересах национальной безопасности? Ограничивался ли он лишь несколькими правительственными чиновниками высочайшего ранга или же туда входил и кое-кто со стороны?

— В операции участвовали и те, и другие. Но всего задействовано было не так уж много народу.

— А те, живее всех живых головорезы, еще лягавшиеся в мешках для трупов?.. Это на них было возложено выполнение тайной миссии, которую, судя по всему, они провалили?

— Задание, полученное ими, было сформулировано таким образом, что боевики так и не вникли в его суть. Впрочем, иного и не могло быть: они ведь маньяки.

— Я покидаю вас ненадолго, Уоррен, — сказала Трухарт, кладя свой блокнот для стенографирования на письменный стол и оправляя платье.

— Куда вы?

— Хочу переговорить с вашей секретаршей, моей мамой. И не смейте в мое отсутствие даже касаться телефонного аппарата!

— Конечно, карманы... Я хотел сказать...

— Заткнитесь! Вы, должностные лица, — более чем странные существа! — заявила стенографистка из отдела безопасности и, выйдя в приемную, закрыла за собой дверь.

Уоррен Пиз, государственный секретарь и владелец рыболовной яхты, мечтавший держать ее у причала престижного клуба, не знал, что и делать: то ли вскрыть себе вены, то ли позвонить в брокерскую фирму, с которой он был некогда связан, и предложить любую правительственную информацию для внутреннего пользования в обмен на прежнее место партнера. Боже милостивый, и зачем он только поддался на уговоры своего товарища по комнате в студенческом общежитии, ныне — президента, войти в его команду! В социальном плане, несомненно, он кое-что выигрывал от этого, однако и неудобства терпел изрядно. Вежливым приходилось быть со столькими людьми, что это подчас становилось просто невыносимо! А эти ужасные обеды, где он не только был вынужден сидеть рядом с неграми, но и позволять фотографировать себя вместе с ними! О нет, его должность вовсе не была таким уж лакомым кусочком: не воображайте, что там только персики со сливками! Жертвы, на которые приходилось идти ему, и святого бы вывели из себя... А теперь еще и мешки для трупов с живыми маньяками внутри! И его собственная кодла, жаждущая его скальпа! Не жизнь, а гротеск какой-то.

Конечно, бритвенного лезвия у него не оказалось с собой, и подойти к телефону он не решился. А посему, обильно потея, ждал покорно стенографистку. Мучительное одиночество его, однако, вскоре было нарушено, но не Реджиной Трухарт: вместо нее в кабинет вошла верным шагом Тирания и плотно закрыла за собой дверь.

О предводительнице клана Трухартов ходили легенды. Потрясающая женщина с резкими тевтонскими чертами лица и сверкающими светло-голубыми глазами, ростом она была в шесть с лишним футов и держала свое импозантное тело прямо и вызывающе, невзирая на свои пятьдесят восемь лет. Тирания, как ранее и ее мать, прибывшая сюда во время Второй мировой войны с легионами других таких же женщин — секретарей и клерков, находившихся на государственной службе, была ветераном вашингтонской бюрократии и обладала внушающей уважение осведомленностью об обходных путях и скрытых от внешнего взора неблаговидных делах власть предержащих, о свершаемых ими глупостях и вопиющих злоупотреблениях. И, подобно матери, она также вырастила и воспитала своих дочерей, чтобы и те служили византийским инфраструктурам, представленным бесчисленными правительственными бюро, департаментами и управлениями. Тирания искренне полагала, что удел женщин ее семьи — наставлять на путь истинный состоявшихся и будущих лидеров и вести их сквозь вашингтонские минные поля, чтобы те могли в полной мере проявить свои в целом более чем скромные способности, отпущенные им свыше. Глава рода Трухартов была убеждена в том, что управляют страной по существу подобные ей и ее дочерям женщины. Мужчины же в действительности были слабым полом, легко уязвимым, склонным к соблазнам и дурачествам. Видно, данной мировоззренческой позицией объяснялось и то обстоятельство, что в семье Трухартов вот уже на протяжении трех поколений младенцы мужского пола не решались появляться на свет, зная, что их тут не ждали.

Тирания довольно долго молча присматривалась к находящемуся в явно расстроенных чувствах секретарю, и взгляд ее выражал и жалость, и готовность к самопожертвованию.

— Моя дочь пересказала мне все, что услышала от вас, а также сообщила мне о вашем принявшем крайние формы либидо[126], — проговорила она твердо таким тоном, словно, будучи директором школы, отчитывала в своем кабинете маленького смущенного мальчика.

— Весьма сожалею, миссис Трухарт! Честное слово! День выдался на редкость тяжелый, но у меня и в мыслях не было ничего дурного.

— Все обойдется, Уоррен, не плачьте! Я здесь, чтобы помочь вам, а не терзать упреками.

— Спасибо, миссис Трухарт!

— Но чтобы иметь возможность помочь вам, я должна задать вам очень важный вопрос. Вы ответите мне честно, Уоррен?

— Да-да, конечно же отвечу!

— Хорошо... В таком случае скажите мне, кому из не принадлежащих к правительственному кругу лиц известно об этой операции? И может ли кто-то из них извлечь выгоду от нависшей над этой воздушной базой угрозы?

— Да все они могут, клянусь Господом Богом!

— Тогда возьмите одного из них, Уоррен. А уж он продаст всех остальных.

— Что?.. Почему?..

— Это долгая история. Я не смогу вам ответить, пока не буду располагать дополнительной информацией. Например, насчет того, каков биржевой курс акций и каковы предложения и спрос на них. Однако кое-что мне ясно и сейчас.

— И чти же это?

— А то, что никто из нынешнего состава правительства, кроме вас, не отважился бы на столь хитроумный трюк с использованием заключенных из военной тюрьмы ввиду их маниакальной склонности к насилию. Уроки Уотергейта и Иран-контрас оставили свой неизгладимый след, столь же омерзительный и непатриотичный, как и эти деяния. Выражаясь яснее, было возбуждено слишком много дел.