Ангел, демонстрируя, что даже Ангелам свойственно бывает иногда обнаружить легкую, едва заметную человечность.
– Десять минут, – повторил Ангел, опускаясь на землю. Потом он лег в высокую траву и, глядя в небо, запел вполголоса какую-то невразумительную песенку, подтверждая лишний раз мнение господина Сведенборга относительно музыкальности ангелов. И пока он пел, тетя Роза подошла к лежащему Ангелу и, протянув к нему руки, сказала:
– Благослови, батюшка!
– Какой там еще «благослови», – сердито сказал Ангел. – Вам разве телефон не звонил?
– Телефон нам звонил, – сказал Иван.
– Так и делайте, как вам сказано, – сказал Ангел, не переставая петь и вновь опускаясь в высокую траву.
Но сбить с толку Ивана было не так-то просто.
– Там, между прочим, сказано, что вы должны провести нас через врата Адовы, – да не убоимся чего не надо, – сказал он, радуясь, что ему удалось так легко совладать с этим сложным поворотом речи.
– А я что делаю, по-вашему? – сердито сказал Ангел и показал рукой на все ярче разгорающийся над лесом огонь. – Или, может, вы никогда адского огня не видели?.. Так вот он. Сейчас будет тут, если не уберетесь сию минуту прочь!
– Как же мы отсюда уберемся-то, родимый? – спросила тетя Роза и даже руками развела, пасуя перед такой трудностью. – Мы ведь по облакам ходить не приучены.
– А велосипед-то на что? – и Ангел ударил ногой по хорошо надутой шине. – На этой машине вас ни один огонь не достанет. К тому же и времени больше не осталось, чтобы выбирать. Пора.
И верно.
Огонь – прозрачный, безмолвный, холодный и таинственный – уже пробегал по высокой траве, по кустам и кронам деревьев, уже вспыхивал то там, то тут, уже поднимал к небу ледяные языки адского пламени.
– А куда же, миленький, нам бежать-то, – вновь заголосила тетя Роза. – Нас разве ждут где?
– А то, – сказал Ангел, делаясь почему-то мягче, так что даже голос его немного изменился. – Поедете и все узнаете. Главное – никуда не сворачивайте.
– И как оно там-то? Боязно? – не удержавшись, спросил Иван.
– Отчего же боязно. Вовсе даже не боязно, – отвечал Ангел. – Сначала вас, конечно, пересчитают, потому что учет должен соблюдаться, будь хоть ты в Раю, хоть в Преисподней. А потом, как полагается, в баню сведут, вымоют, вычистят и при этом так потом одеколоном набрызгают, что хоть святых выноси.
– Врешь! – сказал Иван, – Не может того быть, чтобы все вокруг одеколоном забрызгались. Это ведь не парикмахерская какая.
– А вот поедешь туда, сам и увидишь, – отвечал Ангел. – А теперь садитесь и отправляйтесь, пока огонь не разошелся.
– Ой, миленький, – запричитала вновь тетя Роза. – Как же это мы с тобой вдвоем поместимся-то?
– Вот так и поместимся, – сказал Иван, усаживая тетю Розу и усевшись сам. – Или, может, ты хочешь на дьявольском огне погреться?.. Так мы это тебе быстро устроим, только скажи.
– Да поедете вы, наконец, или нет! – закричал выведенный из терпения Ангел и даже крыльями сердито затрепетал, раскрыв их на мгновение – два белоснежных.
– А деньги? – растерянно заторопился Иван. – Как хотите, но только без денег мы не поедем.
– Вот твои деньги, – Ангел достал откуда-то из-за спины знакомый грязный мешок. – На первое время хватит.
– Другое дело, – сказал Иван и тронул педали, чтобы через мгновение исчезнуть в быстро наступающих ранних сумерках.
62. Мелочи из жизни монастырского духовника: ради пользы дела
Совсем другие мелочи наполняли жизнь монастырского духовника, отца Иова. Самой неприятной из них была, пожалуй, та самая мелочь, что отец наместник всеми правдами и неправдами пытался выудить у отца Иова хоть какую-то полезную информацию, которую тот мог услышать на исповеди в качестве монастырского духовника.
– Ну, что народ говорит? – спрашивал обыкновенно наместник, вынырнув внезапно перед отцом Иовом и делая вид, что на самом деле его совершенно не интересует, что говорит народ, а вопрос свой он задает исключительно из одной только вежливости.
– Да как всегда, – отвечал отец духовник, нервно потирая руки. – Ничего такого.
– Небось все наместника ругают, – говорил наместник, внимательно глядя на отца Иова и не решаясь спросить у того в открытую.
– Да где ругают, ничего не ругают, – отвечал Иов, не зная, как увести наместника от этой неприятной темы к какой-нибудь теме приятной и неопасной. – Тут все больше про душевные переживания, про грехи да про раскаянье, а чтобы кого ругать – так ведь это все-таки исповедь.
– А то я без тебя не знаю, что такое исповедь, – говорил отец наместник, но от намерения узнать, что там было, на исповеди, отказываться не собирался.
– Ну вот, допустим, Цветков, – спрашивал он, не отрывая взгляда от тоскующего духовника и слегка прищурив правый взгляд, что было верным признаком, что беседа могла затянуться, и затянуться надолго. – Разве такой удержится, чтобы не потрясти основы?
– Ну, уж и основы, – говорил отец Иов, внутреннему зрению которого вдруг представилось, что, говоря об основах, отец наместник имел в виду, возможно, самого себя, что при весе в сто с чем-то килограмм могло, конечно, сойти и за основы. – Да уж какие там основы, отец наместник? Глупость одна.
– Вот и я тебя спрашиваю, какие? – не слушая его, сердито говорил наместник. – Или, может, ты думаешь, я тебя просто так спрашиваю, оттого что мне больше делать нечего?.. А ты представь, что на моих плечах весь этот дурдом, и какая ответственность лежит на мне, вот тогда, может, и поймешь.
– Так ведь тайна исповеди, – неуверенно говорил отец духовник, прекрасно сознавая, какую глупость он только что сморозил.
– И что, что тайна, – говорил наместник, радуясь, что можно, наконец, говорить открыто и без намеков. – А если кто-то тебе расскажет, допустим, про отца наместника или вон про отца благочинного какую-нибудь ложь, да потом это пойдет гулять по монастырю, думаешь, на пользу будет, если ты это скроешь от меня или, допустим, вон от благочинного?
Лицо отца духовника выражало сразу несколько разноречивых чувств.
– Ну, тогда, конечно, – неуверенно говорил он, думая, какую такую неизвестную ложь мог бы рассказать братии этот самый таинственный «кто-то».
– Вот и я говорю, – продолжал отец наместник, радуясь, что дело, наконец, тронулось с места. – Сам подумай, полезно ли это для Церкви, когда распускают о предстоятеле поганые слухи, а он ничего про это не знает и сделать ничего не может?
– Да какие слухи-то? – спрашивал отец Иов, пожимая плечами и озираясь, словно ожидал вдруг увидеть эти самые слухи, которые прятались по соседским кустам и не обещали ничего хорошего.
– А вот такие, – уклончиво отвечал наместник, глядя куда-то вдаль. – Ты за это не волнуйся, какие. На то я и наместник, чтобы знать такие вещи наперед и вас, дураков, учить.
– И все-таки непонятно, – говорил отец Иов, собираясь, видимо, сообщить еще кой-какие дополнительные соображения, но отец наместник соображения эти ждать не стал, а вместо этого добавил, с сожалением глядя на непутевого духовника:
– Да разве