— И все же у него не лейкемия. К сожалению. Сейчас она почти всегда излечивается. А врачи говорят, что еще не встречали такой болезни. Она распространяется настолько быстро, что его не спасет даже пересадка костного мозга. Врачи подозревают: болезнь может иметь какую-то связь с его работой в лаборатории… с облучением после аварии.
Энтони кивнул. Он знал, что отец работает инженером по обслуживанию. Некоторое время назад в их доме раздался телефонный звонок, и отец посреди ночи помчался в лабораторию. Позже Энтони сообщили, что была авария.
— Но врачи…
— Они делают все, что только могут. Вот почему папе придется некоторое время провести в госпитале.
— Но я смогу его увидеть?
— Завтра, — устало пообещала мать. — Завтра мы поедем к нему.
Когда они приехали в госпиталь, отец уже не узнавал сына. Он был весь утыкан трубочками и трубками — они торчали из рук, рта и носа. Кожа стала серой, а лицо еще более худым, чем три дня назад, когда Энтони видел его последний раз. Если бы Энтони не любил отца столь сильно, то испугался бы. Но сейчас ему хотелось одного: сидеть рядом с ним и держать за руку. Но уже через несколько минут врачи сказали, что им с матерью пора уходить.
На следующий день Энтони с матерью вновь пришли в госпиталь, но отца в палате уже не было. Врач сказал, что он «на процедуре», отвел мать в сторону и поговорил с ней. Когда она вернулась, то напоминала восковую фигуру.
— Никаких результатов, — с трудом произнесла она. — Никаких. Болезнь так быстро распространяется… — Она едва выговаривала слова. — Через два-три дня…
— Неужели они ничего не могут сделать?! — воскликнул Энтони.
— Сейчас — нет. Может, никогда. Но мы будем надеяться. И попытаемся обмануть время.
Энтони понятия не имел, о чем она говорит. И позже не очень понял мать, когда она рассказывала о какой-то «крионике». Единственное, что он усвоил: больных людей замораживают, пока не будет найден способ победить болезнь. Тогда их размораживают и лечат.
Энтони прочел все, что смог найти о загадочной крионике. Подобные методы были испробованы пятьдесят лет назад, в конце двадцатого столетия. Врачи потерпели неудачу, потому что замораживание происходило недостаточно быстро. Но со временем техника усовершенствовалась, и медики, по-прежнему не одобряя крионику, уже и не отвергают ее. Однако процент успешного возвращения к жизни невелик. Но и в этом случае многие «размороженные» не получали того лечения, которое им было необходимо. Медицина двигалась вперед слишком медленно.
— Почему замороженных так мало, — спросил Энтони у матери на следующий день.
— Все это настолько экспериментально и рискованно, что страховые компании не берутся оплачивать расходы. У нас такая возможность появилась только потому, что лаборатория согласилась заплатить за процедуру — опять это слово. Но решать надо немедленно. — Она посмотрела сыну в глаза.
— Мы должны согласиться!
— Все произойдет так, словно он умер.
— Умер?
Мать неохотно кивнула.
— Но ведь он не будет мертвый.
— Правильно. Однако может случиться, что мы уже никогда не увидим его живым. Ведь способ справиться с его болезнью могут не найти. Тогда его даже не станут пробуждать.
Энтони и не подозревал о других проблемах, которые выпали на долю матери. Если отец умрет, они хотя бы получат страховку и смогут жить на эти деньги. Но если отца Энтони заморозят, то они станут отчаянно нуждаться в деньгах.
— Мы должны! — сказал Энтони.
— Да, — мать вытерла слезы и выпрямилась. — Мы должны.
Когда они ехали вместе с отцом в машине «скорой помощи», тот выглядел оболочкой человека. В здании без окон они шли рядом с каталкой отца — ее везли по неярко освещенному коридору в комнату, где их ждали врачи.
Поблескивали инструменты и гудели машины. Человек в костюме объяснил Энтони и его матери, что им надо подождать, пока отца подготовят к замораживанию. А потом они смогут проводить его к криогенной камере.
По контрасту с гудящими машинами в подготовительном помещении камера оказалась лишь нишей в стене длинного коридора с такими же многочисленными нишами по обеим сторонам. Каждая имела металлическую дверь со встроенным манометром. Энтони увидел, как обнаженное тело отца уложили на выдвинувшийся из ниши лоток. Но спина отца лотка не коснулась. Человек в костюме объяснил, что силовое поле будет поддерживать тело в воздухе. В противном случае спина примерзнет к лотку и станет источником инфекции, когда отца разморозят. По этой же причине на теле нельзя оставлять одежду, даже накрывать простыней, хотя Энтони, представив, как холодно будет отцу, страстно желал, чтобы того согревал хоть какой-нибудь покров.
Когда врачи отошли в сторону, вперед выступил мужчина в черной одежде, с белым воротничком и висящим на шее пурпурным шарфом. Он открыл книгу и прочел:
— Аз есмь Путь, Истина и Жизнь. — Чуть позже он прочел: — Аз есмь Воскрешение.
Тело отца скользнуло в нишу. Дверь захлопнулась. Раздалось шипение.
— Готово, — сказал человек в костюме.
— Так быстро? — удивилась мать.
— Если процесс не произойдет мгновенно, ничего не получится.
— Да ниспошлет ему Господь исцеление, — сказал человек в белом воротничке.
Несколько лет назад родители отца погибли во время пожара. Дедушка и бабушка Энтони со стороны матери были живы, но со своей маленькой пенсией они могли помочь только тем, что предложили ей и Энтони пожить у них. Сначала мать отказалась. В конце концов, она ведь работала помощником администратора в той же лаборатории.
Однако теперь, лишившись зарплаты мужа, она зарабатывала недостаточно, чтобы выплачивать кредит за дом. Для нее и Энтони дом в любом случае стал слишком велик, поэтому через полгода мать была вынуждена его продать, а на вырученные деньги купить в городе квартиру. К тому времени работа в лаборатории стала для нее невыносимой: слишком много болезненных воспоминаний о муже. Она винила лабораторию в том, что с ним случилось. Горечь в ее душе все нарастала, и кончилось тем, что она уже не могла заставить себя ходить туда. Мать уволилась, нашла менее оплачиваемую работу секретарши в фирме, торгующей недвижимостью, и уговорила сочувствующего риэлтора продать ее квартиру, не взяв за это комиссионные. И вместе с Энтони перебралась жить к своим родителям.
Все свободное время она проводила с сыном — теперь даже больше, чем до несчастья с отцом, — поэтому у Энтони появилось достаточно поводов узнать, что она чувствует и почему приняла такое решение. Однако больше всего мать раскрывалась, когда они навещали отца. Как-то раз она пожаловалась, что коридор с нишами напоминает ей колумбарий. Энтони тогда ничего не понял, и мать объяснила, но настолько невнятно, что он по-прежнему оставался в неведении. Лишь через несколько лет он узнал, о чем она говорила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});