Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаешь, с этой лестницы ничего не стоит свалиться вниз... в такой темноте.
— Такова твоя теория?
— А почему бы и нет? Послушай, на столе была ручка и чернила или только одна бумага?
— Ни ручки, ни чернил. Просто бумага, ну и конверты, да еще промокашки.
Клив кивнул.
— Вот-вот. Понял. Парень тебя дожидался и решил написать письмецо или сделать какие-то заметки, но вдруг увидел, что у него нет ручки и чернил. Ясно? Он побежал с лестницы, чтобы попросить их у Леона. Но упал и сломал себе шею. Вот как оно было.
— Да? Не проходит, Джимми!
— Что ты хочешь сказать?
— Взгляни на его правое ухо.
Я поднял повыше свечу. Он наклонился и посмотрел.
— Ну и что? — спросил он.— В ухе у него что-то вроде желтого воска.
— Это не воск. У него проломлено основание черепа. Он и не думал ломать свою шею. Кто-то ударил его сзади мешком с песком.
— Что? На этих ступеньках? По-твоему, его кто-то поджидал на лестнице, а когда он проходил мимо, ударил? Но это же бессмыслица, Лемми!
— Я тоже не вижу в этом никакого смысла. Только его никто не ждал на лестнице. Послушай, Джимми, я представляю себе это таким образом. Риббон сидел за столом и собирался писать письма. О’кей. Кто-то в темноте неслышно поднялся по лестнице. Дверь открыта, потому что Риббон ждал меня. Человек входит в комнату и сильно ударяет его сзади по затылку. У Риббона для этого была подходящая поза. Потом его стащили вниз и пристроили на ступеньках возле перил с тем, чтобы кто-то...
Я подмигнул Джимми.
— ...вроде тебя решил, что он упал с лестницы и свернул себе шею.
— Ну, может быть, ты и прав. У тебя курево найдется?
Я дал ему сигарету. Он закурил, снова оперся о стенку и о чем-то крепко задумался. Через несколько минут он спросил:
— Что ты скажешь на это? Я рассуждаю так: ему надо было написать письмо, но у него не оказалось чернил. Тогда он встал и побежал вниз по лестнице попросить карандаш или что-то еще у Леона. Сбегая, он поскользнулся и сломал себе шею. Этой теории я и намерен придерживаться! А что касается желтой жидкости и перелома основания черепа, о’кей, пусть так. Если мы сейчас отправим его в морг и доложим начальству, как все произошло, никто не станет переживать и все будет о’кей.
— Все будет в наилучшем виде, разумеется. Но зачем это нужно? Ведь кто-то прикончил Риббона?
Джимми рассердился.
— Господи, Лемми, у тебя совсем не варит котелок. Послушай, тебе сегодня вечером приказано явиться к шефу. Ты должен дать ему объяснение, как могло случиться, что ты распустил язык с красоткой Марсели-ной. Он не в восторге от твоего поведения.
— Это мне известно. Ну так что?
— А вот что! С кем разговаривала Марселина? Кто ее допрашивал, когда ее задержали? Кто сумел ее расколоть и выудить сведения о тебе? Не Риббон ли часом?
— Да, вероятно, он.
— Ладно. Значит, Риббон — тот парень, с которым она говорила. Он знал все, что ты ей наболтал. О’кей. Далее, ты являешься сюда повидаться с ним. Вы вдвоем должны были предстать перед шеформ. Я звонил по телефону, хотел узнать, что случилось и почему вы до сих пор не явились. Ты здесь, а он убит, пристукнут. Согласись, для тебя картина не из приятных. Не так ли?
— Хочешь сказать, что я пристукнул Риббона, потому что он имел кое-что против меня?
— Не исключено, у шефа возникнет такая мысль. Может быть, найдутся люди, не очень благожелательно относящиеся к тебе. Они могут ухватиться за подобную мысль. В конце концов, если допустить, что ты действительно растрепал Марселине нечто важное, например, подсказал малютке, как ей спасти свою шкуру, а Риббон взял ее в работу и она все ему выложила, то для тебя было бы не очень приятно, если бы он раскрыл рот перед шефом.
— Верно. Но ты забыл одну вещь. Ведь Марселина все еще у нас. Если подозревают, что я столько натрепал этой крошке, то она может рассказать нам об этом так же, как Риббону. Раз она стала откровенничать с ним, то не станет особенно скрытничать .с другими. Так что поедем к шефу, доложим об обстановке, а потом я потолкую с Марселиной и выясню, где правда, а где брехня. Мне не терпится потрясти эту крошку!
— Если бы ты, Лемми, мог сделать это, было бы замечательно, но ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому что Марсе.лины уже у нас нет. Ты ведь знаешь, что ее поместили в четырнадцатое отделение французской тюрьмы. О’кей. Примерно с час назад туда явился какой-то тип с -поддельными документами от шефа и освободил ее. Дошло?
— Да.
— О’кей. Ну а минут двадцать назад ее нашли в подвале одного дома на Рю Захари. Ее убили двумя выстрелами и подбросили туда. Дошло и это?
— Дошло, парень.
— А теперь ты поскачешь к шефу и доложишь ему, что кто-то ухлопал Риббона. Может, он и промолчит, но непременно что-то заподозрит, верно? И для тебя это будет не очень хорошо.
Я немного задумался, потом согласился, что Джимми совершенно прав. Указав пальцем на Риббона, я заметил:
— Если его действительно порешили, то дела мистера Кошена пахнут керосином.
Клив кивнул и ощупал Риббона.
— Он умер совсем недавно. Тем хуже для тебя. Да, твои дела из рук вон плохи. Ведь ухлопать его можно было в две минуты.— Он улыбнулся.— Риббон помчался вниз одолжить ручку или чернила, оступился, упал и свернул себе шею. Ясно?
— Джимми, по-моему, ты настоящий друг. Возможно, когда-нибудь я тоже смогу тебе отплатить добром за добро.
— Забудь о таких пустяках. Мне про тебя многое рассказывали, я знаю твои служебные заслуги и уверен, что ты не мог сделать ничего подобного. Однако всегда найдутся субчики, которые с удовольствием пришьют тебе подобную историю. Так что мы будем действовать согласно договоренности.
Я поднялся со ступеньки.
— О’кей, пойду вызову санитарную машину.
— Ты можешь позвонить снизу, а я тем временем из комнаты Риббона поговорю с шефом. Объясню, что произошло и почему мы задерживаемся.
Он поднялся, а я пошел к телефону и быстро сообразил, что в словах Джимми черт знает сколько правды. Для меня эта история может обернуться ох как плохо! Похоже, кто-то старается вырыть яму для Лемюэля Кошена.
Честно признаться, уж если был парень, у которого на душе скребли кошки, так это я.
Теперь вы понимаете?
Глава 2
СТРИПТИЗЯ и раньше видал шефа в дурном настроении, но сейчас он выглядел мрачнее тучи. Кабинет в штабе был погружен в темноту. На письменном столе горела одна-единственная лампа под матовым абажуром.
Когда мы вошли, шеф просматривал какие-то бумаги, ну и мы с Джимми Кливом стояли как двое нашкодивших мальчишек и переминались с ноги на ногу. Шеф даже не поднял головы. Он прекрасный человек, наш Старик. У него круглая добродушная физиономия и седая грива волос. Челюсть твердая и волевая, несмотря на многочисленные складки под подбородком. Наш шеф — крепкий орешек. Свет лампы отражается на генеральских звездах его погон. Мне кажется, что нашего шефа забавляет мысль о том, что он военный генерал. В свое время он занимал крупный пост в министерстве юстиции, но война заставила людей заниматься бог знает чем и напяливать самые неожиданные мундиры.
Наконец он поднял голову и сказал:
— Ну, добрый вечер. Рад вас видеть у себя.
— Добрый вечер, сэр,— ответил Клив.
Я промолчал. Мне кажется, будет лучше немного помолчать.
— Ну, Кошен, я знаю вас достаточно хорошо. И ваш послужной список мне известен. Вас всегда считали одним из лучших агентов ФБР. Если бы кто-нибудь попытался уверить меня, будто вы распустили язык в присутствии смазливой девчонки, даже в сильном подпитии, и выболтали ей служебную тайну, я бы этому не поверил. Так?
Я молчал.
— Ладно, вы знаете, в чем дело. Что вы мне на это скажете?
— Послушайте, генерал, какая разница, что я скажу? — ответил я.— Мне известно, что наговорили на меня.
— Да... пожалуй, вы правы.
Он выдвинул ящик стола, вынул сигару и закурил.
— Самое скверное то, что мы не можем проверить поданное донесение. Вы знаете суть дела?
— Имею поверхностное представление.
— Ладно, сейчас я обрисую основные факты, и мы поймем друг друга. Марселина дю Кло, французская подданная, и американец по фамилии Варлей, во всяком случае он считался американцем, хотя в его паспорте были какие-то неполадки, собирали информацию в Нью-Йорке практически с начала войны. Они попали на заметку ФБР: их заподозрили в том, что под видом декоративной мастерской они занимались шпионской деятельностью в пользу японцев или немцев, а может быть и тех и других. Двум агентам ФБР было поручено разобраться в этом деле. Один из них был Джордж Риббон, второй — вы, Кошен. Вы оба получили соотвествующие указания и действовали независимо друг от друга.
- Театр невидимок - Павел Виноградов - Боевик
- Нужная профессия. Беда не приходит одна - Усманов Хайдарали - Боевик
- Мент: Свой среди чужих - Сергей Зверев - Боевик
- Вне контроля - Джерри Эхерн - Боевик
- Полигон - Денис Ратманов - Боевик / Киберпанк / Периодические издания