Читать интересную книгу Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - Эдуард Эррио

На следующий день после выступления Макдональда наступила моя очередь, и я поднялся на трибуну. Это был самый торжественный момент в моей жизни. Я должен был говорить от имени Франции, которая никогда не была более великой, более почитаемой, более авторитетной. Я заявил, что Франция желает мира не только для себя, но для всех наций, которые все имеют на него равное право, ибо самая маленькая родина может требовать для себя такого же внимания, как и самая великая. Франция остается неизменно верной не только букве, но и духу Устава; именно в изучении, в выявлении достоинств статей этого торжественного документа ищет она руководство для своих будущих действий и направление своей внешней политики. Но именно Устав связал между собой проблемы разоружения и безопасности. Отсюда и договор о взаимопомощи, который объявил агрессивную войну международным преступлением, который ввел в международные отношения понятие преступления, которое до сих пор относилось только к частному праву. Франция, присоединившись к этому договору, не намерена останавливаться перед трудностями, которые еще существуют и основная из которых – определение агрессора. Можно сказать, что агрессором является тот, кто откажется от арбитража. Я высказался в пользу всех мероприятий по контролю за торговлей оружием.

«Но надо говорить прямо и откровенно и перед лицом высокой Ассамблеи, взявшей на себя такую огромную моральную ответственность, надо смело рассмотреть все элементы проблемы мира. Арбитраж необходим; но этого недостаточно. Это средство, но не цель. Он не вполне отвечает целям, намеченным в статье 8 Устава, целям, о которых я в свою очередь здесь напомню: безопасность и разоружение. Для нас, французов, эти три слова: арбитраж, безопасность, разоружение – взаимно связаны; они были бы для нас лишь пустыми абстрактными понятиями, если бы не воплощали в себе живые реальности, созданные нашей общ?й волей».

Я решительно противопоставил британскому тезису французскую концепцию, которую я считал столь же сильной, как и простой. «Нельзя, – говорил я, – чтобы арбитраж превратился в западню для нации доброй воли… Арбитраж, сказал мой дорогой друг Макдональд, – это справедливость, лишенная страстей, и я узнаю в этом его благородный образ мыслей. Это, конечно, так, но нельзя, чтобы эта справедливость была лишена силы. Не надо, чтобы сила оставалась в руках жестокой несправедливости». Я привел слова Паскаля: «Справедливость без силы беспомощна. Сила без справедливости – это тирания. Справедливость без силы всегда оспаривают, потому что всегда имеются злые люди. Сила без справедливости подлежит осуждению. Надо сочетать силу и справедливость и для этого сделать так, чтобы то, что справедливо, было сильно, а то, что сильно, – справедливо».

Замечательное свойство гуманизма! В один из самых тяжелых моментов в жизни наций я черпал в нем понятия и формулировки, справедливость и ясность которых всегда будут господствовать над прениями о мире. Я указывал на Бельгию, как на пример попранной добродетели, я говорил, что даже евангелия, «самого кроткого и самого убедительного послания, которым когда-либо располагали люди», оказалось недостаточно, чтобы избегнуть кровопролития. В заключение я сказал: «Арбитраж, безопасность, разоружение – эти три слова, на наш взгляд, тесно связаны… Не будет общности и международного мира без подлинной международной солидарности». Я высказался за конференцию по разоружению или по крайней мере за необходимость ее подготовки; за сотрудничество с Америкой; за принятие Германии в Лигу наций при условии уважения принятых обязательств; за сближение с Россией.

«Мы придерживаемся Устава, но мы хотим сделать его живым. Мы требуем для каждой нации лишь тех прав, которые ей предоставляет Устав: ни больше, ни меньше. Мир, ради которого мы собрались здесь, для которого мы работаем и по отношению к которому у нас есть обязательства, быть может еще не вполне ясные сейчас, но за выполнение которых нас будет судить потомство, этот мир не должен быть абстрактным понятием, бесплодным пожеланием. Его действительное создание потребует столько же мужества, как и война, и, может быть, даже больше. Арбитраж, безопасность, разоружение – таковы, по нашему мнению, три главных столпа того храма, который вы, мои дорогие коллеги, призваны воздвигнуть. Нужно, чтобы его основания были прочными, дабы он мог высоко подняться к свету и небу».

Глава делегации Италии г-н Саландра выступил в защиту принципа обязательного арбитража с применением исполнительных санкций по решениям арбитров; он, как и мы, утверждал, что проблема разоружения не может быть отделена от проблемы безопасности. Лорд Пармур, лорд председатель совета, представитель Британской империи, подверг критике мою речь, высказавшись, как и я, за расширение факультативных прав в статуте Постоянной палаты международного правосудия; он отказался что-либо добавить к санкциям, указанным в Уставе, то есть, по его словам, к экономическим санкциям. Он не предусматривал ничего на тот случай, если бы какая-нибудь нация отказалась подчиниться арбитражу. Он отказался присоединиться к пакту о взаимопомощи, ибо он мог якобы увлечь Лигу наций «в трясину милитаризма». Г-н Тёнис, бельгийский премьер-министр, смотрящий на вещи более трезво, требовал, чтобы сила была поставлена на службу праву, и настаивал на более конкретных гарантиях, чем те, которые предусматривал Устав. Г-н Бенеш, глава делегации и министр иностранных дел Чехословакии, попытался примирить различные точки зрения, основываясь при этом на договоре о взаимопомощи и предлагая план работы для изыскания гарантий безопасности, для сокращения вооружения, для разработки положения об арбитраже с применением санкций. Г-н Политис, глава делегации Греции, с большой проницательностью и силой отметил, что тезис лорда Пармура об уважении, с которым относились к арбитражам в течение XIX века, объясняется тем, что эти арбитражи носили добровольный характер, а не были навязаны силой. При необязательном арбитраже гарантии, говорил он, не нужны; при обязательном арбитраже они необходимы. Он добавил: «Почему, впрочем, здесь дело должно обстоять иначе, чем в области внутреннего правосудия. Почему правосудие, поставленное на службу международному миру, будет обладать особыми свойствами и сможет обойтись без гарантий, которые во все времена и во всех странах считались необходимыми для поддержания общественного порядка?» Г-н Политис вновь обрел здравый смысл Сократа. В заключение он сказал, что нельзя обеспечить мир народам, не предоставив им необходимой безопасности, и что для защиты слабого недостаточно одних нравственных норм. «Для великолепного храма, который мы все с одинаковым рвением хотим воздвигнуть миру, недостаточно, – говорил он, – заложить прекрасные и обширные основы справедливости. Чтобы этот храм мог выдержать вес оружия, которое мы в один прекрасный день возложим на его вершину, необходимо, чтобы у него были прочные стены, построенные из гранита безопасности». В этих пространных прениях выступили еще многие делегаты: Биканерский магараджа, делегат Индии; г-н Гарей, панамский министр иностранных дел; г-н Мелло Франко, глава делегации Бразилии; г-н Дандюран, глава делегации Канады; г-н Киньонес де Леон, делегат Испании; г-н Энрике Виллегас, делегат Чили; г-н Урутия, колумбийский делегат. Представители всего мира приняли участие в этом волнующем обмене мнениями. Надо было из общей дискуссии извлечь элементы для полезной работы. Британская и французская делегации сошлись на том, чтобы предложить резолюцию, которая поручила бы первой и второй комиссии представить предложения по организации арбитража, безопасности и разоружения. Рамсей Макдональд сопроводил благожелательными замечаниями этот текст, воздав должное г-ну Леону Буржуа, который председательствовал на заседании, где развернулись все эти прения. Я прибавил к этому заявлению несколько слов, стараясь как можно лучше выразить дружеские чувства, связывавшие меня с британским премьером, и наше общее желание прийти к соглашению во имя общего блага. Франко-британская резолюция была единогласно принята 6 сентября.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});