— Когда ты выбралась из осады, Гистасп убил твоего мужа!
Это обвинение выглядело еще более нелепым, чем первое, но Бану не перебивала.
— Я точно знаю, что, когда тебе доставили голову Нера, он заплатил за неё убийце! А ведь, выживи этот тюфяк, у тебя не было бы сейчас тех сложностей в союзе с Каамалами, какие есть!
Бансабира соображала быстро и отчетливо: Руссы не было с ней в обоих случаях, так что картина выглядела слишком очевидной.
Подоспевшая подмога рассредоточилась полукругом вокруг бунтаря с ладонями на рукоятях оружия. Половина из них тоже имела вид только что вскочивших с постели. И все, как один, ждали приказа госпожи.
— Значит, — Бану брезгливо глянула на преклонившего колени Раду сверху-вниз. Тот прижух, — когда ты перестал доносить за каждый мой шаг отцу, стал доносить брату? — спросила тоном, не требующим ни объяснений, ни ответа.
Раду все же попытался:
— Не совсем так, — виновато объяснил он. — Но я же видел вас там! — вдруг заорал громадина. — Я был в том шатре и видел, как вы едва не отдали душу Праматери Богов и людей! И когда узнал, что этот … этот сучий потрох, — не сдержался телохранитель, в упор глядя на Гистаспа, — намерено запретил ехать за вами лекарям… Что еще я мог подумать?! Что я мог сделать, как не сообщить об этом человеку, которому вы дороги?!
Лицо Бансабиры по мере рассказа приобретало все более сухое и бесцветное выражение, в то время как в глазах все сильнее проблескивало отвращение к происходящему.
— Тогда я и приказал Раду следить. Не за тобой. За Гистаспом, — с ненавистью прошипел Русса.
Гистасп не верил своим ушам. Что происходит? Почему происходит? Это же Русса. Русса. Мальчишка, которого он с девяти лет учил держаться за меч. С которым у него давно сложились приятельские отношения. Мальчишка, который ему в чем-то стал как родной.
Что за?!
— Если я настолько чудовищен, почему же ты не пришел сразу ко мне? Почему не спросил лично? — отозвался генерал вперед танши. — Я же учил тебя!
— Вот именно! И только поэтому ты еще жив! — взвился бастард. — Только поэтому я дал тебе с десяток шансов просто исчезнуть! Я же говорил, уходи, проваливай, оставь в покое мою сестру! Уберись ты из чертога, я забыл бы все! Но нет! Ты не только остался, ты еще и нажаловался Бану! Занял место возле танши, не имея никаких прав! И больше того! — заорал Русса совсем неистово. — Мало было пригреть этого ублюдка, так ты его еще и женила на нашей кузине! Его, Бансабира! — Русса почти зарыдал и в конце концов окончательно взвыл. — Почему его?!
— Это что? — растерянно и негодуя спросила тану. — Такая ревность, что ли?
Русса даже не слышал вопроса.
— Клянусь, я убил бы тебя после всего, что ты сделал! — бросил он в лицо наставнику.
— Сделал Гистасп и в самом деле много, и в большей степени в пользу, — бесстрастно заметила Бану, теряясь в том, что должна испытывать и как реагировать.
— А Отана он помиловал тоже в твою пользу, Бану?! — спросил бастард. — В твою пользу он помешал мне спустить с выродка заживо шкуру?
— Я оставил его гнить в темнице, — защитился Гистасп, — пока решение не примет, как и положено, тану Яв…
— Оставил, пока не пришел бы час воспользоваться его участием и, наконец, добиться чего хотел! Убить Бану и усадить малолетнего ребенка, неспособного править самостоятельно, в танское кресло!
— Напомню, что участь Отана в конечном счете решил Адар, — напомнила Бану.
— А кто решил участь нашего отца?!
* * *
Затихли все. Тахбир, стоявший в дверях, давно закрыл дверь, чтобы шум не привлекал остальных, а если и привлекал, чтобы более никто не вошел в танский покой. Да и не безразмерный же он!
Бансабира вглядывалась в брата с пристрастием и опасением за его душевное здоровье. Она сделала шаг навстречу, приближаясь к бастарду, будто так отчетливее услышит слова, которые не смогла разобрать.
— Что?
— Гистасп убил вашего отца, тану, — тихо и твёрдо проговорил Раду, не поднимаясь с колен.
— Тебя я вообще не спрашивала! — рявкнула танша. — И откуда тебе знать? Когда мой отец погиб, тебе не было в той охоте. Ты был со мной в Гавани Теней. Или ты, в моем лагере, у меня за спиной устроил собственный шпионский отряд?! А я еще в свое время обвиняла во всех склоках Юдейра! Говорила, это он источник скандалов, он не знает своего места! — разошлась танша. — Ради чего я убила его? Чтобы сейчас слушать клевету на одного из своих генералов от настоящего предателя?
— Я не … Я НЕ ПРЕДАТЕЛЬ! — от досады Раду пополз на коленях вперед, но Бану отступила, даже не взглянув.
— Когда-то он был генералом нашего отца, Бану, — влез Русса. — И убил его безжалостно. Когда ему будет нужно, он и тебя убьет. Ему не место в мире живых, — пригвоздил.
— Это не тебе решать, — сухо ответила женщина.
— Мне и только мне! — Русса взметнулся, бросился вперед, поймав руки сестры, и затряс её. — Я клялся защищать тебя и столько раз терпел неудачу! Так что теперь я костьми лягу, но спасу тебя!
— Ты сам слышишь, что говоришь? — брезгливо спросила женщина, вырываясь. — Наш отец погиб на охоте!
— Нашего отца убил Гистасп! Гистасп! Только ты отказываешься это признать!!
— Русса, ты не в себе, — Бану предприняла последнюю попытку. По всему виду было ясно, что сейчас ей противна сама мысль о родстве с ним.
— Я, если помнишь, вернулся позже всех тогда, — жестко заговорил мужчина. — Я все обыскал в тот день. И никакого кабана, убитого за несколько часов до происшествия, не было на весь лес!
Беда с этими мужиками! — в сердцах подумала Бану. Сейчас, когда позади праздное гуляние, а за ним полная работы ночь, соображать и докапываться, кто прав, кто виноват, нет никаких сил.
— Бансабира, — позвал брат, но танша воздела руку, перекрывая все дальнейшие разговоры.
— Серт! — скомандовала госпожа.
— Слушаюсь, — блондин размашисто и твердо шагнул вперед. Его ребята напряглись сильнее.
— Увести обоих, — бесстрастно отдала указание. — В темницу по разным камерам. Решу позже.
— Госпо… — Раду только подал голос — и зря.
— Его тоже в темницу!
— Бану, прошу тебя! — Иттая бросилась перед ребятами Серта, но тысячник, взглядом испросив разрешение, отодвинул Иттаю в сторону — деликатно и непреклонно. Новобрачная тут же бросилась к Бансабире.
— Сестра, умоляю!
— Все вон, — оборвала танша. — Шухран, выстави стражу снаружи.
— Да!
— Никого не пускать.
Телохранители быстро и решительно вытолкали всех за дверь. Бессильный комок ярости — Иттая — удалялся с наибольшим шумом, попеременно глядя на сестру и мужа. Гистасп на супругу даже не взглянул. Его взгляд был прикован к Матери лагерей и не выдавал ничего.
* * *
Вскоре после инцидента Бану велела отрядить в камеры пленников по лекарю — оба пострадали в драке.
Танша надеялась, что думать на свежую голову будет легче, и надо бы отдохнуть, но уснуть не удавалось. Гистасп… Гистасп не шел из головы… Как и предательство брата.
Один следил за ней. Раду тоже следил за ней, доносил, действуя за спиной, а сегодня даже посмел не подчиниться прямому приказу. Раду, на которого она возлагала невиданные надежды во всем, что касалось боевых условий. Что до Гистаспа… В памяти танши всплыли их многочисленные разговоры — раза два или три, кажется, Гистасп намекал на что-то, сродни признанию. «Я не для того зашел так далеко, чтобы потерять вас!», «Я хотел бы признаться кое в чем, что касается вашей семьи, но пока не набрался мужества» — были оговорки, которые должны были насторожить Бансабиру.
Но давно не настораживали. Потому что в глубине души с дня, когда альбинос молчаливо одобрял пытки в её шатре, Бансабира знала, что Гистасп мог сделать, а чего — нет.
Что ж, какое-то наказание придумывать надо для обоих — как ни посмотри. Как минимум за драку. И, яды Шиады, Всеединая Мать Сумерек! Почему за всеми этими несчастьями Гистаспа стоял именно Русса?! Почему все хорошие люди — и он, и Вал — предпочитают умалчивать долго-долго, но не обсуждать проблемы с ней самой, чтобы потом, в один прекрасный день устроить скандал при всех?!