– Опять он за старое. Алезия, ну что ты молчишь-то?
– Думаю, – усевшись на камень рядом с супругом, юная красавица накручивала на палец золотисто-медовый локон.
– Думаешь? – Беторикс проводил взглядом торопливо шагавшего к раскинутым возле кленовой рощицы шатрам и палаткам братца. – И о чем же ты думаешь, мое сердце?
– О чем и ты, – пожав плечами, девушка посмотрела на мужа с таким лукавым прищуром, словно бы давно заметила его в чем-то непотребном, да только до поры, до времени стеснялась сказать:
– Говоришь, вечером с десятниками все решать будешь? Ой ли? Я так полагаю – ты уже сейчас все решил. Не так?
– Так, – согласно кивнул вождь. – Но с десятниками… оно как бы лучше будет, как будто мы вместе все, как воины… Как принято и как надо.
– Да понимаю я все, ладно, – отмахнулась Алезия. – По тем же причинам ты и меня на совет свой не позовешь – невместно среди воинов деве. Потому заранее попрошу: скажи, что решил? Хотя я, конечно, догадываюсь.
Молодой человек хмыкнул:
– Ну, тогда говори, раз догадываешься. А я послушаю.
– Ну, слушай, – юная галльская нимфа вдруг резко посерьезнела, на устах ее уже не было и намека на улыбку, голубые глаза смотрели строго, а левая бровь, чуть приподнявшись, дернулась. – Завтра или в самые ближайшее дни наши воины должны своими глазами увидеть римский лагерь. И лучше – не один. Увидеть, а потом – доложить на совете знати. Только тогда вельможи поверят.
Расхохотавшись, Беторикс чмокнул жену в щеку:
– Умная ты у меня, однако – прямо мысли читаешь.
– А ты думал?! Мой батюшка все ж таки был не последний друид, – Алезия вдруг прищурилась. – Смотри-и-и… Вот если почувствую, что связался с какой-нибудь женщиной… Бедная тогда это будет женщина! Да и еще кое-кто…
Сказала и этак загадочно улыбнулась – не поймешь, то ли пошутила, то ли всерьез… Нет, все же всерьез, наверное.
– Милая моя… неужели, ты думаешь, что я тебя не достаточно сильно люблю?
– Любишь – да. И сильно, – смешно наморщив носик, Алезия опустила ресница и произнесла уже гораздо тише спокойным и уверенным тоном. – Я не думаю – я знаю. А про женщину, извини, так просто сказала. Но все же… Да! Вот еще что! Хорошо б нам с тобой найти того человечка, что столь пристально за нами следил… кстати, не только сегодня.
– Ну, допустим, найдем, – Беторикс задумчиво поскреб бородку. – И что? Он, конечно же, скажет, что просто охранял нас… по поручению какого-нибудь вельможи или даже самого великого вождя. Не вижу никакого смысла в допросе.
– А ненадобно никакого допроса, о, муж мой, – с уверенностью заявила Алезия. – Просто мы должны знать соглядатая… хотя бы одного. И он должен обязательно оказаться в разведке… и увидеть римлян! А потом доложить тому, кто его послал.
Вечером, у небольшого костра, разложенного Кариоликсом невдалеке от шатров амбактов, молодой вождь встретился со своими десятниками. Первый – пучеглазый, добродушный с виду, Бали, бывший деревенский староста. Вторым был юркий шустроглазый Карнак – чернявый кудряш, чем-то похожий на массилийского грека… а может, он и был грек, по крайней мере наполовину, о чем, по мнению Беторикса, красноречиво свидетельствовали миндалевидные оливки-глаза.
Вообще, этот Карнак казался довольно шустрым парнем, и, несмотря на молодость – ему вряд ли можно было дать больше двадцати – уже успел много чего повидать в этой непростой жизни. Наверное, потому и выбился сейчас в десятники – из изгоев-то! Хотя амбакты молодого вождя все считались изгоями – из кого же было их еще набирать? Наследственных зависимых людей не было.
Кроме всего прочего, у Массилийца – эта кличка к Карнаку приклеилась накрепко – вечно был какой-то удивленно-радостный вид, может быть, «косил» под простачка, а может, таким и уродился, все время моргал да переспрашивал – да ну? Да неужели? Да не может быть! Непонятно было – то ли он издевается, то ли на самом деле уточняет совершенно искренне.
О третьем десятнике – Фарнее – вообще ничего нельзя было сказать. Крепенький коренастый молчун из тех, что себе на уме, этакий «справный хозяин», конечно же бывший – отряд верных римлянам эдуев дотла выжег его деревню, Фарней потому и спасся, что ездил в этот день в город, на рынок, прикупить кой-чего по случаю приближающегося праздника в честь какого-то местного бога. Прикупил… Но и дома, и семьи лишился – приехал на пепелище. С тех пор – мстил. Наверное, он бы мог прожить и один, забрался бы в какие-нибудь дебри, добывая пропитание охотой и редкими грабежами, да вот, видно, не захотел становиться полным изгоем, услыхав, что «славный друид Беторикс» получил от верховного вождя адифицию и набирает людей, сразу же к нему и подался, честно предупредив, что пока что его больше интересует не ведение хозяйство, а война, точнее – месть. Мстил он всем – эдуям и римлянам, причем эдуев не разбирал – кто там из них за Рим, а кто, наоборот, против. Как предполагал Беторикс. «накосячил» этот хозяйственный мужичок крепко, а тут вот вдруг обрел покровителя, как делали многие галлы да все простолюдины, полностью беззащитные перед произволом знати.
– Ну что, парни, поговорим?
Всех своих амбактов Беторикс, ничтоже сумняшеся, называл парнями, даже мужиковатого Фарнея, впрочем, тому не было еще и тридцати. Так, где-то около.
– Брат мой Кариоликс сегодня доложил мне о римлянах. Точнее – о спиленном лесе. Что скажете?
– Лес спилили римляне? Да ну! – начал удивляться массилиец Карнак. – И кто это сказал? Кто это может утверждать наверняка, клянусь всеми богами? Кари? Да неужели ты это сказал? Ладно, ладно, молчи, и не надо делать такое злое лицо, а то я еще, чего доброго испугаюсь. А вдруг это не римляне? Вдруг это просто какие-нибудь проходимцы – украли местный лес, сплавили вниз по речушке, выловили где-нибудь в Родане, продали и уже, небось, поделили барыш. О, я когда-то знал множество таких ушлых людей, мой вождь, таких ушлых, что и вспоминать страшно. Один, помниться, родом был из Нарбона, так он…
– Дальше расскажешь потом, – махнув рукой, Беторикс перевел взгляд на Бали:
– Ну, а у тебя есть что сказать?
– М-м-м… ну-у-у-у… – засопел увалень. – Ну, мы это самое… сами же видели все. И я видел. И вот, Кариоликс. М-м-м… это самое… не могли секваны или эдуи так лес спилить. Это римляне! Точно римляне, клянусь Цернунном.
Выслушав, вождь перевел глаза:
– А ты что молчишь, Фарней?
– Я? – бывший староста стрельнул глазом – нехорошим, черным, из-под заросших кустистых бровей.
Он тоже говорил по-деревенски – пришептывал, тянул слова, правда, менее заметно, нежели Бали. Бали, кстати, был из лемовиков, а Фарней – из арвернов, так же, как и самые верные воины Верцингеторикса, еще бы, это ведь был их, арвернский родовой вождь!
– Ну да – ты, ты, – подбодрил Беторикс. – Неужели тебе и добавить нечего?
– Тот парень прав, – помолчав, крестьянин кивнул на Бали. – Да, прав…
Сказал – и замолк. Вообще, Беторикс давно понял уже, что вытаскивать слова из этого бывшего старосты нужно было едва ль не клещами.
– Так, может, ты предложишь что-нибудь?
– Посмотреть надо. Пройти вниз по реке.
– Вот! – обрадованно воскликнул вождь. – Поистине замечательные слова. Что ж – завтра с утра и отправимся.
– Там, вдоль реки… я имею в виду Родан, должна быть дорога, – тряхнув кудрями, доложил Массилиец. – Но… не уверен, что до нее доскачет твой конь, господин. Местность там нехорошая – расщелины, камни. А ниже, в долине – болота.
– Я вижу, ты знаешь путь! – потер руки Беторикс.
Карнак прикрыл глаза:
– Был в этих местах еще в детстве, с отцом.
– Славно! Вот, поистине, славно. Что ты раньше молчал?
– А никто про Родан не спрашивал.
Что ж, логично. Никто про Родан не спрашивал, потому что никто и не думал, что придется спускаться к этой бурной и своенравной реке. А вот – пришлось. Галлы – люди приметливые, сказали – лес не так спилен, значит – не так, тут уж с ними не поспоришь, каждый почти с детства – плотник. Недаром даже у римлян все повозки – естественно, делались они тогда из дерева – носили почти исключительно галльские названия.
– Что ж, завтра пойдем, и да пошлют нам боги удачу, – поднявшись на ноги, вождь подвел итог совещанию и, попросив подобрать надежных людей для разведки, вдруг, ни с того ни с сего спросил: – Терновником никто никого не угощал?
– Да, чуть не забыл, – Беторикс посмотрел на уже собиравшихся уходить амбактов. – Кто-то из вас приказывал своим людям охранять меня и мою жену. Ну? Что молчите? Только не говорите, что это не так.
Фарней с Массилийцем переглянулись, быстро, лишь встретились глазами на миг… что, однако же, отнюдь не укрылось от зорких глаз молодого вождя…
– Ты, Карнак? Или ты, Фарней? Кто из вас отдал такой приказ?