Читать интересную книгу Время не ждёт - Ваграм Апресян

— Дадим!!!

— «Кубиков» дадим и двести тысяч! — раздался чей-то голос.

— Двести? Можно и больше!

— До конца года «кубиков» можно дать тысяч четыреста! — зычно крикнул Богомолов.

— Если «Электросталь» не подведет с лентой!

— А я думаю — и все полмиллиона можно дать, — вмешался главный инженер. — Ведь из одного метра штанги можно около полусотни «кубиков» сделать. Сколько, Николай Федорович, метров двуслойной штанги дадите за смену?

— Нажму на все педали, так километра два сделаю. За мной дело не станет! — ответил Верещагин.

— Полундра, Верещагин! — закричал, предостерегая, рабочий Мошкин.

— Цыц! Не твое дело.

Спросили второго сварщика, шлифовщиков, фрезеровщиков, термистов. Выяснилось, что все берутся за выполнение пятисоттысячного встречного плана.

— Дадим полмиллиона резцов-кубиков! — снова прозвучал голос секретаря партбюро.

— Дадим! Дадим!

— Дадим полмиллиона!

— Пускай Александр Михайлович скажет слово!

— Просим Александра Михайловича!

— Просим! Просим!

— Давайте, Александр Михайлович!

Все обернулись туда, где он стоял. Но Александра Михайловича не было на месте, не было нигде. Он исчез. Начали искать его и нашли в кабинете. Он стоял, облокотившись на одну из нижних полок «музея» своих инструментов, прижав ладонь к левой стороне груди. Дышал он неравномерно и часто. Глаза Александра Михайловича были влажны от радости и блестели страдальчески от боли.

— Шура, что с тобой, Шура? — спросил Белоцерковец.

— Что с вами, что случилось, Александр Михайлович? — спрашивали другие, входя в кабинет.

— Ничего, ничего, — ответил тихо Игнатьев, — это просто «сердечная недостаточность».

Расцвет

В мастерской не унимался гул, визг, скрежет станков, не гасли искры. Шлифовщики очищали на камнях полоски быстрорежущей стали и штанги мягкой стали, затем передавали их Верещагину. Между обжимными вальцами лентосварочной машины металлы ярко накалялись, освещая лоснящееся лицо сварщика, и выходили с другой стороны слитной штангой. От времени до времени Верещагин поднимал защитные очки, вытирал серым платком пот с лица и, снова опуская очки на глаза, трудился. Бывший матрос задавал тон всему производству, стал законодателем его ритма. Шлифовщики, фрезеровщики, термисты, контролеры должны были идти в ногу с ним и они шли форсированным маршем, не отставали.

Видя картину безукоризненно налаженного труда, Игнатьев приходил в хорошее настроение, испытывая неодолимую потребность поговорить с кем-нибудь. Как-то декабрьским утром, побуждаемый таким желанием, он подошел к Верещагину и, потрогав его за плечо, спросил:

— Ну как, Николай Федорович, созвучно, а?

— Вполне созвучно! — ответил Верещагин, рассмеявшись. Теперь он понимал, что слово это нередко употреблял не к месту. — Работа идет дружно, кипит, только уж больно тесновато стало, Александр Михайлович!

— Ничего, Николай, сегодня я был на Большой Семеновской. МИЗ переселится недели через две в новые корпуса, тогда и мы заживем.

Убедившись, что все в порядке, Александр Михайлович вскоре ушел домой работать над очередными изобретениями, число патентов на которые достигло двадцати шести. В течение дня он несколько раз приходил в лабораторию, интересуясь ходом дел. Жил он совсем рядом, получив неожиданно квартиру. А случилось это так: когда Горький вернулся после длительной отлучки в Москву, Игнатьев собрал вещи и хотел вновь переселиться в гостиницу. Догадавшись о намерении изобретателя, Алексей Максимович задержал его. Через два дня он сказал Игнатьеву, чтобы тот поехал на Маросейку в дом номер 7/8 получить ключ от квартиры. Изобретатель не удивился, а лишь покраснел, поняв, что Горький снова позаботился о нем.

Ежедневно Белоцерковец и Богомолов показывали Игнатьеву полученные с заводов отзывы о «кубиках» и «столбиках». Последние также изготовлялись сериями. Работники предприятий благодарили коллектив лаборатории, сообщая, что скромные «кубики», стоимостью по 80 копеек, их выручают, экономя дефицитный металл. «Для массовых работ «кубики» очень хороши, — писали с завода Можерез, — они в значительной степени самозагачиваются, производительны, расходуют меньше электроэнергии, вследствие того что не тупятся, как обычные, и сход стружки облегчен; они заменяют твердосплавные резцы».

— Эх, заменили бы совсем, если бы лаборатория Центрального института машиностроения сумела создать тончайшие пластинки твердого сплава или сплава с зонами различной твердости, — вздохнул Игнатьев.

— Ничего у них не получается? — спросил Белоцерковец.

— Нет, видимо это проблема нескорого будущего, — ответил изобретатель и, воспрянув, добавил: — Но ничего, наши стальные «кубики» и «столбики» вполне завоевали себе право гражданства.

Рогозинский, Бухман, Соколов тоже докладывали. Лесорубы прислали новые отзывы о трехслойных топорах, стойкость которых против обычных топоров повысилась в пять раз. Лесорубы и не рассчитывали, что топор может самозатачиваться до самого обуха. Балахнинский бумкомбинат хвалил двуслойные ножи для окорки древесины и круглые ножи для резки бумаги. Московские деревообделочные заводы писали о фуговочных фрезах, долотьях, железках для рубанков, которые также были очень стойки в работе вследствие частичного самозатачивания. То же самое писали обувные фабрики о ножах для вырезки кожи. Не было еще ответа из Монгольской Народной республики, куда послали партию ножниц для стрижки овец. Лаборатория заключила договоры с Главнефтью, Главуглем, Институтом механизации обработки древесины, с трестами «Строитель» и строительства набережных Москвы-реки, с металлообрабатывающими и камнеобрабатывающими заводами, поддерживала тесные связи с Академией архитектуры и другими организациями.

Декабрь закончили выполнением встречного плана, дав промышленности полмиллиона резцов-кубиков. Серго Орджоникидзе, внимательно следивший за успехами лаборатории, издал приказ, объявив благодарность большой группе рабочих и инженеров лаборатории и премируя их разными суммами. Игнатьева нарком премировал легковой автомашиной ГАЗ.

В январе 1934 года МИЗ освободил часть старого трехэтажного корпуса и пристройку. Начал действовать Экспериментальный завод режущих инструментов системы Игнатьева — ЭЗРИ. Проектную мощность завода определили в четыре миллиона резцов — «кубиков» и «столбиков». Лаборатория разработала обширную программу научно-исследовательских работ по созданию новых типов самозатачивающихся и наварных инструментов для заводов и фабрик, горного дела, сельского и лесного хозяйства.

О каждой своей удаче Игнатьев рассказывал Горькому, у которого попрежнему бывал часто. Горький радовался вместе с изобретателем, и синие глаза его трогательно блестели. Игнатьев с нетерпением ждал, пока новый завод — ЭЗРИ — сделает первые резцы-столбики и, дождавшись их, собственноручно отшлифовал несколько штук и отвез в дар Горькому. Алексей Максимович принял резцы с горячей благодарностью, положил их на стол рядом с письменным прибором. Во время очередных посещений дома на Малой Никитской изобретатель видел, что великий писатель не убирает резцы куда-то в ящик, а держит попрежнему на письменном столе, и от этого становилось светло на сердце.

В апреле Александр Михайлович увидел рядом с резцами свежий номер журнала «Наши достижения», редактируемого Алексеем Максимовичем.

— Можно взглянуть? — спросил Игнатьев, протягивая руку.

— Пожалуйста, — ответил Горький, улыбаясь лукавой доброй улыбкой.

Гость был слегка озадачен этой улыбкой, потом догадался и понял ее, перелистав журнал до 176-й страницы. Игнатьев увидел свой портрет и очерк о своих изобретениях. Он не скрыл от Горького своей радости и спросил, можно ли ему взять себе этот экземпляр журнала? Горький ответил, что журнал специально для него отложен.

Несколько дней спустя изобретатель, сидя у Горького, читал в «Правде» его статью «Беседа с молодыми» и неожиданно наткнулся на следующие строки:

«Еще не так давно в нашей стране соха заменена плугом, и, как всюду в мире, мы тратили массу труда и времени для натачивания различных режущих инструментов. И вот у нас в наши дни открыто, что любой режущий инструмент может самозатачиваться в процессе его работы, что дает нам сотни миллионов экономии во времени и на материале. Этот факт — как многие подобные — малоизвестный, является достоверным доказательством в пользу нашей способности не только догнать, но и перегнать мощную технику Европы и С. Америки. Мы уже обогнали буржуазию количеством интеллектуальной энергии, и у нас как нигде в мире заботятся о повышении качества ее».

Каждый раз, встречая Игнатьева, Горький крепко по жимал его руку и неизменно спрашивал:

— С какими новостями?

Изобретатель понимал, что вопрос относится к его творческим новостям и, если они были, охотно делился ими со своим великим другом. И на этот раз Игнатьев ответил на вопрос Горького: