— Куда?!
— В Тверь, искать следов Евгении. Ваш Афанасий и десятой доли того не вызнал, что мне удалось выяснить. Видите ли, там, в Твери, живет моя родная тетка. Я с того дня, как вышла из Воспитательного общества, ни разу у нее не побывала. Провинциальная тетка — прелюбопытное создание. Она может годами о тебе не вспоминать, но когда ты вдруг объявишься — поместит в лучшей комнате и повезет показывать всем своим старинным знакомцам. На то и был мой расчет.
— Тише…
Где-то вдали пересвистнулись две дудки. Опять взлаял Шайтан.
— Отчего вы держите его на такой короткой веревке? — спросила незнакомка. — Я бежала ко крыльцу, он кинулся наперерез, но ему доброй сажени не хватило. А ежели бы к вам шел дурной человек?
— У Шайтана длинная веревка. Еремей сказал, что привязана к будке… — тут Андрей замолчал. Он понятия не имел, где стоит собачья будка. И от этого ощутил злость — опять его ткнули носом в собственное увечье.
— Так вот, слушайте. Прасковью Трофимовну Яковлеву, у которой жила девица Евгения, многие помнят. С Евгенией же вышло так — ее прислали на жительство издалека и без всякого предупреждения — просто приехала девица в санях, привезла с собой письмецо, что в письмеце — того госпожа Яковлева никогда никому не сказывала, а Евгению приютила. Да, главное — девица была близкой родней, но как раз это Яковлева для чего-то хранила в тайне, прочие знали, что бедная сиротка — и все. Другая странность — никто не мог фамилии этой Евгении вспомнить. Девица была, а фамилии не было!
Опять раздался свист.
— Фофаня! — крикнул Андрей. — Живо иди сюда!
Никто не отозвался.
— Мне поискать его? — спросила незнакомка и устремилась к двери.
— Нет! Стойте тут.
— Он вас не слышит, я выйду на крыльцо…
— Говорю, не двигайтесь! И помолчите, Христа ради.
То ли шаги, а то ли не шаги — нечто смутное и неопознаваемое творилось за стеной дома. И вдруг раздался крик. Вопил мужчина, причем от нестерпимой боли. Тут же заржала лошадь, послышались еще голоса, наконец донесся топот.
— Боже мой, Павлушка! Там же Павлушка, братец мой! — закричала незнакомка, кидаясь к двери.
— Да стойте же! Вы ему ничем не поможете!
— Дайте пистолет! — схватив оружие со стола, незнакомка выскочила в сени.
Скрипнула дверь, ведущая на крыльцо, раздался выстрел, собачий лай, незнакомка вбежала в горницу.
— Как запереть двери? Нужен засов! — крикнула она. — Их там, во дворе, с десяток, и у них факел!
— Они перешли-таки в наступление, — сказал Андрей. — Какого черта вы притащились?
— Я привезла портрет Евгении! Он сохранился в рисовальном альбоме одной старой девицы, портрет не лучшего качества, и ей там лет пятнадцать… Но это портрет!
— Дай бог, чтобы пригодился. Какой же я болван!
— Где ваши люди?
— Я отослал их в деревню за припасами… Чертов Фофаня!
— В деревне могут услышать выстрелы?
— Могут. Но подумают, будто это я опять упражняюсь в сарае. Проклятье…
Все Фофанины поступки и слова как будто озарились новым светом. Он поднял переполох, он мастерски изобразил панику, он заставил Андрея убраться из города, он спровадил Еремея с Тимошкой в деревню и сам сбежал… Вот какова цена его присяге. Был верен, пока былые сообщники эту верность терпели. И святой Феофан не помог…
— Кто эти люди? — спросила незнакомка. — Что вы им сделали?
— Это приспешники вымогателя. Или вымогательницы — черт их разберет… — Андрей уже не стеснялся в выражениях. — Они заманили меня сюда… По-моему в горнице горит свеча. Потушите ее и выгляньте в окошко. Нужно понять, что они затевают.
Особый запах дал знать, что свеча задута.
— Перед окошком их нет, — доложила незнакомка. — По-моему, они собрались у крыльца.
— Понятно. Закладывают дверь, чтобы подпалить дом, а мы не выскочили.
— Боже мой…
— Проклятье, где-то тут должен быть порох! Еремей не сказал, где прячет…
— Много пороха?
— Фунтов десять по меньшей мере. Весь дом на воздух не взлетит, но…
— Я поняла. Где мешочки с порохом?
— Порох держат в картузах, они бывают бумажные, полотняные или даже жестяные. Может, в голбце?
При мысли, что печь взлетит на воздух, Андрею сделалось не по себе. Ладно бы сам погиб — на то и напрашивался! Но эта несчастная дурочка?
Незнакомка шарила впотьмах у печки и за ней.
— Кажется, нашла… — прошептала она. — Сейчас покажу.
Это действительно был порох.
— Сейчас вы отнесете этот порох в сени и сложите под дверью, — велел Андрей. — Но быстро и очень тихо! Затем возьмете на полке — она, кажется, над окошком — какую-нибудь книгу, раздерете, выложите скомканными листками дорожку к пороху. И картузы бумажками обложите. Быстро!
— Книгу?
— Коли уцелеем — я вам сотню книжек куплю, только действуйте, черт бы вас побрал!
— Да, да…
Искру, чтобы поджечь бумагу, добыли, щелкая пистолетным курком.
— А теперь — кладите стол наземь, боком! Ну? Где он? Помогите, я же не вижу! Пистолеты кладите на пол!
Андрей знал, что по бумажкам огонь побежит неторопливо, и есть время спрятаться за столешницей. Незнакомка сильно волновалась, и когда они присели на корточках за толстой столешницей, Андрей ощутил ее дрожь. Он обнял девушку и шепотом приказал заткнуть уши.
Тут и грянуло. Сени разнесло в мелкие дребезги, горящая труха и щепки взлетели в небо. Андрей этого не видел, но мог вообразить.
— Образовался пролом, — сказал он. — Сейчас нас зажарить мудрено, но они, сукины дети, сюда полезут. Спрячьтесь за меня. Не бойтесь, я их слышу.
Пистолетная пуля — не мушкетная, но с горошину будет. А свинцовая горошина в брюхе сильно мешает продолжать нападение. Первый, кто ступил на порог комнаты и сделал в ней первый шаг, второго сделать уже не смог — рухнул с пулей в груди. У второго хватило глупости, врываясь, обозвать Андрея сволочью. Стреляя на голос, Андрей попал в голову. То же ждало и третьего.
— А вот теперь будет плохо, — спокойно сообщил Андрей. — Они лежат кучей. Если у мерзавцев хватит ума подползти, укрывшись за трупами, как за бруствером… Да не вставайте вы! Сидите на полу! Им нужен я…
В том, что налетчики помилуют незнакомку, он сильно сомневался.
И тут в окошко постучали. Деликатно так. Андрей резко обернулся. Стрелять, пробивая стекло, он не хотел, решил подождать, пока неприятель сам это стекло выдавит. Неприятель словно услышал приказ — так и сделал. Но в окошко не палил и не полез.
— Сударыня, Анюточка… — услышал Андрей. — Жива ты?
— Павлушка! — незнакомка на коленях поползла к окну. — Боже мой, ты жив!