водой.
Она отодвинула ее.
— Я в порядке.
— Неужели? Потому что вы пробыли здесь уже некоторое время, и последнее, чего я хочу, — это чтобы у вас было обезвоживание. К тому же, я надеюсь, что вы многое нам расскажите, — заявил я, пододвигая воду обратно к ней.
— Нет визы, нет признания, — повторила она, прежде чем поднести бутылку к губам. В тот момент, когда она посмотрела вниз, она замерла. Ее темные глаза медленно вчитывались в слова, написанные на обратной стороне этикетки.
— С вами все в порядке, мисс Моралес?
Она просто уставилась на меня широко раскрытыми, застывшими глазами.
— Это просто вода. — Сказал я, хватая бутылку. — Не яд. Здесь вы в безопасности.
Чтобы доказать свою точку зрения, я схватил воду и выпил.
— Каллаханы… — прошептала она, низко пустив голову.
— Мисс Моралес, я знаю, вам страшно. Мой напарник, он напомнил мне обвинения против Каллаханов. Как некоторые говорят, что они убивали мужчин, женщин и даже детей. Как они наплевательски относятся к закону. Как они выслеживают всех, кто встает у них на пути. Если это правда, я не могу представить, через что вы, должно быть, прошли в том доме. То, что вы, возможно, видели. Мы знаем о вашем сыне по ту сторону границы.
Она напряглась, под веками скопилась влага, а губы и руки задрожали.
— Моя мать, она была нелегалкой, всю свою жизнь работала на таких людей, как Каллаханы. Но ей было все равно. Она просто хотела, чтобы ее мальчики получили самый большой шанс в жизни. Она сделала все для сыновей — для меня. Даже работала на таких людей, как Каллаханы. Вот почему вы хотите получить визу, верно? Чтобы ваш сын шел по правильному пути. Чтобы на него не навесили ярлык нелегала. Я хочу помочь вам, мисс Моралес, но вы должны быть честны со мной. Вы единственная, кто может посадить этих ублюдков-убийц. Мы защитим вас. Я лично гарантирую вашу защиту.
Я уверен, что она прочитала все в моих глазах, и это заставило слезы покатиться по ее щекам. Вытерев нос, она кивнула.
Сев прямее, она призналась:
— Я солгала. Я ничего не знаю. Я просто хотела быть со своим мальчиком.
— У вас ничего нет на Каллаханов? — спросил я пристально глядя ей в глаза.
Она снова кивнула.
— У меня ничего нет на Каллаханов. Я просто хотела отомстить им. Они уволили меня без всякой причины, у меня ничего нет, и они все забрали. У них просто так много всего, понимаете? Я просто хотела что-нибудь для моего мальчика.
Покачав ей головой, я схватил воду.
— Берегите себя, мисс Моралес. Берегите себя.
— Пожалуйста, не депортируйте меня. Por favor! Я единственная, кто отправляет им деньги. Мой сын ещё такой маленький. Так же, как и ваша мама, я просто хотела дать ему все самое лучшее, найти себе хорошую работу. Мне нужна ваша помощь, пожалуйста! Мне нужна виза.
Мне больше нечего было ей сказать, поэтому я просто вышел. Скутер стоял, свирепо глядя на женщину, которая вернулась к молитве, через двустороннее зеркало.
— Черт возьми. Она должна что-то знать. Я это чувствую. Нам нужно заставить ее заговорить. Мы должны предъявить ей обвинение: воспрепятствование правосудию, подача ложного заявления…
— Да, Скутер, давай предъявим обвинение единственному имеющемуся у нас свидетелю вины Первой леди, потому что она не сказала нам того, что мы надеялись услышать, — огрызнулся я. — Если ты будешь продолжать бросаться во все с головой, то достаточно скоро твои мозги будут размазаны по тротуару.
Только после того, как я вышел из участка, я осмелился сорвать бумагу с бутылки с водой. На английский язык переводится в три простых предложения:
Ваш сын сегодня благополучно вернулся домой из школы. От ваших слов прямо сейчас зависит, переживет ли он эту ночь. Не заставляйте нас делать это.
Достав другой телефон, я набрал номер, ожидая указаний.
— «Цветы Мелоди», здравствуйте…
— Две дюжины безвременников осенних для Босса.
— Пожалуйста, подождите.
Прошла всего секунда, прежде чем я услышал его голос.
— Каллахан.
— Дело сделано. Она будет молчать.
— Хорошая работа. Проследи за ней, убедись, что она больше не возникнет в моей жизни.
— Будет сделано.
МЕЛОДИ
— Я с ней разобрался, — заявил Лиам, наконец-то затащив свою жалкую задницу в палату. Он ушел несколько часов назад с моим чертовым мобильником.
— Ну, разве ты не чувствуешь себя в своей тарелке, — усмехнулась я, не потрудившись взглянуть на него, когда натягивала туфли. Адриана ждала с моим пиджаком.
— Ты все еще голодна?
Я была готова выбить из него все дерьмо, но, похоже, кто-то уже сделал это.
— Что, черт возьми, случилось с твоим лицом и рукой?
— Оливия. — Он вздохнул, подходя ко мне.
— Она выглядит хуже, чем ты?
— Она чувствует себя хуже.
— Меня не волнует, что она чувствует, Лиам.
— Я подгоню машину, — заявила Адриана, направляясь к выходу.
Он притянул меня ближе к себе и поцеловал в губы так сильно, что я почувствовала порез на внутренней стороне его щеки и почувствовала вкус его крови.
Стук.
— Зайдите позже, — крикнул Лиам.
Но они не слушали. Дверь распахнулась, и человек, которого я знала как Деклана, спотыкаясь, вошел в той же белой одежде, теперь покрытой грязью, с растрепанными волосами и мешками под красными глазами.
— Господи Иисусе, Деклан. — Лиам отпустил меня, я подошла к нему как раз в тот момент, когда Деклан, рыдая, упал на колени.
— Деклан…
— У Коралины рак яичников. Она не хочет со мной разговаривать. Она даже не двигается. Я не знаю, что делать. Я не знаю, как с этим бороться. Я не хочу потерять ее… Я…
— Дыши, брат. Просто дыши, — прошептал Лиам, опускаясь на колени, чтобы обнять его.
Пройдя за ними обоими, я закрыла дверь. Это было личное. Это была семья, и никому больше не нужно было это видеть.