вцепившись всеми конечностями в своего бедного коня.
А начертание все стремительней приближалось…
Я сжался в комок, ожидая, что меня сейчас просто вышвырнет из седла, и сверху на мою дурную голову рухнет второй конь с Оракулом вместе. И тогда мне точно звездец.
Мы влетели в сияние начертания, и тут произошло что-то странное.
Вместо мощного удара я ощутил лишь торможение и легкий толчок, как если бы мы попали в мягкий пружинящий тент. Алый свет ослепительно вспыхнул — и погас.
Вокруг воцарилась абсолютная тьма, пахнущая сыростью, землей и еще чем-то отвратительно сладким.
Плюх!
Громко дыша, конь начал заваливаться на бок, и я едва успел подтянуть ноги вверх.
Шмяк!
Я вывалился из седла на каменистый пол, а рядом со мной растянулся конь.
Всхрапнув, он испуганно встрепенулся и поднялся на ноги, и в этот момент рядом со мной заземлился еще один всадник.
Оракул застонал.
Я дернулся к нему, пытаясь наощупь отыскать его лошадь. Но та уже поднялась, а бедный протобог остался лежать на дне, жалобно постанывая.
— Эй, ты живой? — спросил я, наткнувшись рукой на его колено.
— Живой, — проговорил Оракул. — Упал неудачно… Но ничего…
Шумно выдохнув, я потянулся за спичками, чтобы хоть как-то оценить черное пространство, в котором мы оказались.
И тут в темноте раздался тонкий девичий голос:
— Новая добыча, сестрицы!
Неожиданно мощное эхо несколько раз повторило окончание последнего слова, в то время как с другой стороны донеслось зловещее старушечье дребезжание:
— Ловушка работает исправно.
Женский голос откуда-то сверху добавил:
— Наконец-то пища.
И эхо добавило: «пища, пища».
От этого звука у меня на теле вся шерсть встала дыбом, а по спине пробежали мурашки.
«Пища!.. — в тон эху раздался внутри меня голодный шепот Азатота. — Мое!..»
Глава 24
Темнота — друг молодежи
В темноте раздался шорох и тоненький зловещий смешок.
Я невольно попятился от этого звука, хватаясь рукой за грудь.
Только этого мне сейчас и не хватало.
И так все складывалось на грани трагедии и лубочного фарса. Рядом — кантовская вещь в себе, или, вернее, божественное сознание в смертном. Снаружи шарахается не пойми кто. А тут еще и голодный Чужой проснулся, рвется на фуршет.
«Мое, мое! — как заклинание, повторял Азатот, возбужденно ворочаясь в меня под ребрами. — Ближе!..»
Тем временем к тоненькому смешку присоединилось старческое покряхтывание, и в кромешной тьме справа и слева возникли призрачные зеленоватые очертания кого-то непонятного. Я даже не мог бы с уверенностью сказать, были это человекообразные существа или животные — они приближались как-то странно, бочком, и чем-то напоминали опирающихся на передние конечности больших обезьян.
— Не бойся, — проговорил тонкий голосок. — Это будет не больно.
«Больно, больно!» — повторило эхо.
«Ближе! Еще ближе!» — заклинал их Азатот в моей груди, как великий Каа — бандерлогов.
Вот только я не планировал его откармливать в ближайшее время. Потому что чем быстрей он нажрется досыта, тем скорей я сыграю в ящик.
— А ну нахрен пошли прочь от меня!!! — рявкнул я во всю глотку, и от моего выкрика оглушительное эхо забилось вокруг с такой силой, что аж самому жутко стало.
Призрачные силуэты остановились, что-то бормоча себе под нос.
Я рывком вытащил меч из ножен и бросил Оракулу спички.
— Дай мне света! — крикнул я ему.
— Нет! — пронзительно взвизгнул женский голос, и в то же мгновение сверху на меня прыгнуло что-то тяжелое и живое, наполненное тусклым свечением старого фосфорного будильника.
Даже не знаю, как мне удалось устоять на ногах. Смрадно-сладкая вонь ударила в нос. Противные шершавые руки крепко сомкнулись на моей шее, ноги обвились вокруг пояса. То ли шерсть, то ли всклокоченные волосы коснулись лица, а острые зубы впились сквозь одежду в плечо.
Я рефлекторно схватился за вонючее мочало перед моим лицом и рванул эту тварь от себя.
Она взвизгнула и соскользнула вниз, шлепнувшись о каменную поверхность, как лягушка.
— А-ня-ня-ня… — забормотало существо справа, ускоряясь в мою сторону.
— Добыча, добыча! Свежая кровь! — по-старушечьи хрипело создание слева, тоже устремившись ко мне.
За спиной у меня чиркнула спичка и тут же хрустнула, сломавшись в неловких пальцах. Желтый отблеск лишь на миг вспыхнул во тьме и тут же погас.
— Пошли прочь отсюда! — проорал я, угрожающе махнув мечом перед собой. — Самим же хуже будет!
— Нам будет хуже, сестрицы! — захихикал тоненький голосок.
— Йя-яяя! — завопил опять женский голос, и только что укусившее меня существо бросилось мне в ноги, норовя опрокинуть на землю.
— Ня-ня-ня!.. — раздавалось уже почти в шаге от нас.
— Свежая кровь, кровь! — скрипело у самого локтя.
— Да вашу ж мать! — выругался я, отчаянно отпинывая от себя приставучую тварь.
И в этот миг у меня из груди сияющим цветком вырвались щупальца Азатота.
Мерцающий переливчатый свет наполнил пещеру, высветил тени под большими валунами и грозди влажно-белых каменистых сосулек сталактитов и сталагмитов, растущих из пола и свисающих воскообразными наплывами с высокого купола галереи. Кони испуганно шарахнулись прочь, с треском ломая красоты пещеры и разбивая копытами застывшие на полу обглоданные скелеты, звериные и человеческие.
Твари с поразительным проворством и визгом отскочили от меня, закрывая лица руками.
Потому что, как это ни странно, у них действительно были и руки, и лица!
Но какие! Господи ты боже мой, в этой пещере проходит кастинг невест для Голлума?
По-обезьяньи опираясь на руку и подволакивая ноги, в стороны расползались женообразные существа. Все трое были синюшными, в рваном тряпье, с настоящим мочалом вместо волос. При этом одна из них явно была молодой и чем-то напоминала Арахну. Вторая обладала большими габаритами, и из-под рванины выглядывала увесистая обвислая грудь. На ладонях виднелись грубые коричневые наросты, похожие на древесную кору, по губам неровно размазалась жирная красная субстанция.
Но самой жуткой была третья красотка. Верх ее тела казался высохшим, на дряблых руках неравномерно отвисала кожа. Зато нижняя половина явно имела размер плюс сайз, отчего все тело напоминало грушу. Складка живота бесстыдно вываливалась в дыру на ветхой одежде, задравшийся подол обнажал толстые коленки и отечные голени с крошечными ступнями. Вместо глаз по старческому лицу тянулись уродливые складки кожи, как после большого ожога. Над лбом образовалась заметная залысина, а сквозь редкие седые волосы просвечивал угловатый череп.
— Стой, прекрати! — прохрипел