Ну кто тут еще⁈ — яростно рявкнула она, подтерла мускулистой рукой слюну с подбородка и обернулась.
— Ой… — проговорила она, сдуваясь у меня на глазах в свой обычный облик. — Как-то… Неловко вышло… — смущенно, как тургеневская девушка, пролепетала она, хлопая ресницами. Будто не человека сожрать собиралась, а юбку нечаянно чуть выше положенного задрала.
Рыжий, появившийся на поляне следом за мной, многозначительно присвистнул.
— Вот это да. Жертвоприношение в самом, так сказать, разгаре.
— Ты что здесь делаешь? — разозлился я на Арахну. — С ума сошла? Забыла о запрете на охоту на людей⁈
Я спрыгнул с коня и мечом разрубил сплетение нитей ее паутины, на котором висел кокон. Его обитатель со стоном стукнулся об землю.
— Это несправедливо! — обиженно всхлипнула паучиха. — Почему всем вокруг можно убивать друг друга, а мне нельзя даже немножечко?..
— Потому что нельзя быть немножечко убийцей! И просто так жрать людей — нельзя! — прикрикнул я на нее.
Арахна втянула голову в плечи.
— Вот ведь раскричался-то, — пробубнила она себе под нос. — Пожалел какого-то пьяницу из борделя…
Склонившись над коконом, я разрезал ножом липкую субстанцию, скрывающую лицо.
И с изумлением увидел перед собой… Оракула!
Бедный беспомощный протобог жалобно всхлипнул, посмотрев на меня глазами, полными ужаса.
— А говорил, что сможешь о себе позаботиться, — с укором сказал я, вынимая кляп у него изо рта.
Вот только форма кляпа заставила меня озадаченно присвистнуть.
У меня в руках были женские трусики с кружевной оборкой и кокетливым бантиком.
— Клянусь, у нее были только две ноги! — с жаром прошептал Оракул. — Честное слово! Признаюсь честно, я был пьян, но не настолько, чтобы не заметить шесть лишних ног! Ведь правда? Нельзя же настолько напиться? Прошу, скажи мне!
Я хмыкнул, пытаясь удержаться от смеха. Взглянул на покрасневшего до корней волос Оракула. Потом — на Арахну. И на бельишко у меня в руках.
— Ну… тебе в утешение я могу только сказать, что, судя по всему, конкретно в этих труселях есть дырки лишь для одной пары ног. Осталось только вспомнить, с какой конкретно персоны они были сняты… — проговорил я, разворачивая кружева. А они все не кончались и не кончались… Окинув взглядом открывшуюся взгляду финальную панораму, я задумчиво добавил. — Хотя иногда лучше не вспоминать.
Глава 23
Обычная жопа, полная задница и абсолютный звездец
Пока я освобождал несчастного Оракула от паутины, чувствуя, как ее желудочно-кишечная влага разъедает руки, к нам подъехали и припозднившиеся девочки. Не знаю, отчего они там задержались, но Ника казалась встревоженной — в отличии от Демки, сохраняющей демонстративное спокойствие. Под разъяснения Рыжего моя богиня ловко соскочила с лошади и подошла к нам.
— И почему я не удивлена, что последний пьянчуга из борделя оказался твоим знакомым? — проговорила она с шутливым сарказмом в голосе.
Эрик с улыбкой отвернулся.
Я зыркнул на нее исподлобья и, тоже улыбаясь, ответил:
— Ну… Может, потому что я — славный парень, и в городе меня каждая собака знает?
— Я — не собака! — обиженно отозвался Оракул.
— Ага. Ты — непонятый художник, свершающий возлияния на алтарь своего поруганного таланта, — насмешливо фыркнула Деметра.
— Вообще-то… — проговорил Рыжий, с прищуром разглядывая лежащее перед ним тело. — Даня, это же вроде тот самый мужик, который с криками «я тебя спасу!» голый кинулся на тебя перед королем, когда ты с Шивой с небес звезданулся?..
— Да ладно, — ахнула Демка. — Что, и такое было?
— Эй, не начинайте вот это, — поморщился я.
— Огнище! Точно, он! — рассмеялся Рыжий. — Парень, ты хоть скажи, чего бухаешь, и чем закусываешь, что тебя так кроет? Или фокус просто в том, чтобы не просыхать?
— Да что ты пристал к несчастному, — с искренней жалостью отозвался Эрик.
— Бухарь несчастным не бывает, только разве что, когда трезвый, — загоготал Рыжий. — После того, как высчитает площадь спущенных во хмелю парусов с чьей-то мощной кормы!
— Я не бухарь! — вскричал из глубины души Оракул.
— Эй, не кипятись!.. — попытался я притормозить его возмущение.
Но не тут-то было.
— Не бухарь!!! — во все горло с искренней горечью проорал он. — Я лишь совершил пусть и непривлекательный, животный, но тем не менее физиологически оправданный гормональным фоном и стадией развития телесной оболочки ритуал отвлечения мыслей от источника душевной встревоженности, и, хотя получил кратковременное удовлетворение, тем не менее испытываю глубочайшее отвращение от мучительного ощущения духовного падения! — выпалил он без единой запинки, рывком высвобождая ноги от последних сантиметров кокона.
Гасите свет.
У меня аж рот открылся от офигения.
И ладно бы у одного меня! Рыжий так выпучился, будто был тараканом, увидевшим приход дихлофоса. Ника охнула. Эрик стал серьезным. Арахна озадаченно хлопала ресницами. А моя Демка, нахмурившись, с таким выражением лица уставилась на Оракула, будто взглядом проводила ему МРТ головного мозга, и результат ей не нравился.
Но смешней всего отвалилась челюсть Лёхи, бряцнув по железной решетке.
Я больно схватил болтуна за локоть, но того по пьяной лавочке уже несло, как телегу по ухабам.
— И я не вижу ни единого повода насмехаться над этим! — дрожа от возмущения, выкрикнул он, выдергивая из моих цепких рук свой локоть. — Поскольку для человеческого тела справление естественных нужд хоть и представляет собой крайне неприглядный процесс, однако же является необходимым условием нормального функционирования заложенных изначально систем, и поскольку передо мной не херувимы, а вполне себе здоровые хероносцы, я не считаю себя обязанным оправдываться!.. Да, я выпил! И снял женщину, объемов которой не помню! Но я — не пьяница! Я…
— Ты — Оракул, — тихо сказала Демка, будто выдохнув это слово.
Но его услышали.
Арахна тоненько вскрикнула.
Оракул резко умолк, громко икнув. Пошатнулся и ухватился за меня, будто тонул. В его все еще пьяных глазах промелькнула мольба.
— Я?.. — растерянно пролепетал он, обводя слегка прояснившимся взглядом всех присутствующих. — Да нет, нет. Нет конечно, — натужно попытался он рассмеяться. — Я ж это… Того… Ну, просто… Ну, выпил просто… Вот… Я пьяница, правда!
Да, Станиславский сейчас точно схватился за сердце, от такого-то сценического мастерства. И в агонии умер обратно.
Едитский кебаб, Оракул, какого хрена?..
В самом деле, сколько