Читать интересную книгу Эсеры. Борис Савинков против Империи - Александр Андреев

Террор – только одно из орудий, одна из форм борьбы, принимаемых партией. Лишь в неразрывной, органической связи со всеми другими видами и средствами борьбы, террор служит, в итоге, цели ниспровержения существующего режима. Стачки, как форма непосредственного экономического столкновения эксплуатируемых рабочих с их прямыми угнетателями, как исходная точка для логического развития событий и столкновений рабочих со всем существующим строем; демонстрации, как открытое заявление своих политических убеждений и требований; аграрные волнения, как попытки осуществления прав рабочего земледельческого населения, попираемых веками; вооруженное сопротивление насилиям и репрессиям правительства, стремящегося подавить, растоптать, запугать поднимающиеся против него силы; террор, как отпор и как нападение, дезорганизующее правительство и облегчающее задачу натиска на него всеми средствами; вооруженное народное восстание, как венец всей этой системы борьбы – такова многосложная боевая тактика партии социалистов-революционеров, разносторонняя и идущая прямо к цели.

Я взял на себя свою часть дела в этой борьбе, которая закончилась успехом. Таким же успехом увенчается, несмотря на все препятствия, и деятельность всей нашей Партии, ставящей себе великие исторические задачи. Я твердо верю в это. Я вижу грядущую свободу возрожденной к новой жизни трудовой, народной России. И я рад, я горд возможности умереть за нее с сознанием исполненного долга».

Суд над Иваном Каляевым шел только один день и утром 5 апреля империя узнала его приговор, как обычно, написанный заранее:

«4 февраля 1905 года в городе Москве, в то время, когда Его Императорское Высочество великий князь Сергей Александрович проезжал в карете из Николаевского дворца на Тверскую, на Сенатской площади, на расстоянии 65 шагов от Никольских ворот, неизвестный злоумышленник бросил в карету Его Высочества бомбу. Взрывом, происшедшим от разрыва бомбы, великий князь был убит на месте.

По доставлению в ближайший полицейский участок окровавленного человека в изорванной поддевке, пытавшегося скрыться с места взрыва, задержанный человек, при котором оказался нигде не прописанный паспорт на имя витебского мещанина Алексея Шильника, объяснил, что он состоит членом Боевой Организации Партии социалистов-революционеров, по приговору которой он убил великого князя Сергея Александровича, и что звания своего он скрыть не желает.

Выяснено, что взрыв, которым был убит великий князь, последовал от брошенного метательного снаряда, который разорвался внутри кареты. Этот снаряд имел тонкую жестяную оболочку, раздробившуюся при взрыве на мелкие осколки, и что наибольшее действие снаряда из кизель-гур-динамита было кверху.

Паспорт на имя витебского мещанина Алексея Шильника оказался подложным. В судебное заседание были вызваны свидетели: мещанка Александра Каляева и старший околоточный надзиратель Варшавской городской полиции Федор Фернчук. Они признали в подсудимом – она родного брата, а он брата своей жены, вследствие чего подсудимый признал, что он действительно варшавский мещанин Иван Платонов Каляев.

Особое присутствие определяет: подсудимого варшавского мещанина Ивана Платонова Каляева, 28 лет, по лишению всех прав состояния подвергнуть смертной казни через повешение. Судебные издержки по делу возложить на обвиняемого».

Монархия попыталась создать общественное мнение, пытаясь говорить о том, что Каляев казнил не врага народа, а радетеля за отечество. Эсеры тут же ответили тысячами прокламаций:

«Великий князь был одним из видных представителей и руководителей реакционной партии, господствующей в России. Эта партия мечтает о возвращении к мрачнейшим временам Александра III, культ имени которого она исповедует. Ужасная Ходынская катастрофа и роль в ней Сергея были вступлением в злосчастное царствование Николая II. Расследовавший тогда причины этой катастрофы министр юстиции Пален сказал в заключение, что нельзя назначать безответственных лиц на ответственные посты. И Боевая Организация Партии социалистов-революционеров должна была безответственного пред законом великого князя сделать ответственным перед народом.

Чтобы подпасть под революционную кару, великий князь Сергей должен был накопить и накопил бесчисленное количество преступлений перед народом. Его деятельность проявлялась на трех разных поприщах. Как московский генерал-губернатор он оставил по себе такую память, которая заставляет бледнеть даже воспоминание о пресловутом Закревском. Полное пренебрежение к закону и безответственность великого князя сделали из Москвы поистине какое-то особое великое княжество. Преследование всех культурных начинаний, закрытие просветительских обществ, гонения на бедняков-евреев, опыты политического развращения рабочих, преследование всех протестующих против современного строя – вот в чем выражалась роль убитого как маленького самодержца Москвы. Во-вторых, он был главой реакционной партии, вдохновителем всех репрессивных попыток, покровителем всех наиболее ярких и видных деятелей политики насильственного подавления, всех народных и общественных движений. Еще Плеве советовался с ним, его другом был Сипягин, его ставленником был Боголепов, затем Зверев. Он боролся против слабой попытки смягчения железного режима Святополк-Мирским, объявляя, что «это – начало конца». Он привел на место Святополка своих ставленников – Булыгина и Трепова, роль которых в кровавых январских событиях слишком известна. Наконец, его третье поприще, где его роль была наиболее значительна, хотя и наименее известна. Это – личное влияние на царя. «Дядя и друг государев» выступает здесь как наиболее беспощадный и неуклонный представитель интересов династии».

По Петербургу были расклеены листовки со словами Каляева своим судьям: «Я счастлив вашим приговором. Надеюсь, что вы решитесь его исполнить надо мной так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии социалистов-революционеров. Учитесь смотреть прямо в глаза надвигающейся революции». Публичные казни монархия не совершала со времен процесса первомартовцев в 1881 году. Каляева перевезли из Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую тюрьму и повесили там в ночь на 10 мая 1905 года. О казни стало известно только через десять дней, одновременно с сообщениями о позорном разгроме русской эскадры в Цусимском проливе. В Петербурге и губернских городах были расклеены листовки «Последний день Каляева»:

«Как всегда торчали из воды в этот день мрачные, угрюмые стены Шлиссельбурга. Много горя и страданий людских видели они, эти немые, бесстрастные свидетельницы ужасной страны. Река бушевала вокруг всю ночь, шумно Нева вздымала свои яростные волны, с силой ударявшиеся в выложенный из дикого плитняка крепостной вал. Стонал и выл ветер, но стены крепости уже привыкли к его унылым, надрывающим душу напевам и к шуму разъяренных волн, не давших уснуть несчастным обитателям таинственного острова. Но если стены привыкли к бурям, то на людей, особенно нервных, вой ветра и буря на Неве на этот раз действовала как-то особенно. Казалось, что и вой ветра и ярость волн говорили о том, что в крепости должно совершиться нечто ужасное даже для этого страшного места, полного мрачных преданий об ужасах таинственного былого.

Царское правительство потаенно убило Каляева в три часа ночи 10 мая. Мало того, оно десять дней скрывало от всей России свое злое дело. Погибший герой, мститель за попранные права трудового русского народа, не мог желать себе большего удовлетворения. Своими трусливыми действиями правительство признало себя подлым убийцей, скрывающимся под покровом ночной темноты, боящимся сознаться в свершенном им злодеянии.

Еще несколько ударов мощной руки борцов, подобных Каляеву, буревестников начавшейся революции, еще несколько этих сигналов к восстанию трудового народа, и под его напором свора палачей нашей родины уйдет в темное прошлое истории, полное страданий, унижений и бесчестья.

Слава тебе, светлый, счастливый товарищ!»

В имперских университетах студенты переписывали друг у друга стихи Ивана Каляева и вступали в партию социалистов-революционеров:

«Миг один – и жизнь уходит,Точно скорбный, скучный сон,Тает, тенью дальней бродит,Как вечерний тихий звон.Только сбросил с глаз повязкиПервых юношеских лет —Миг – и нет волшебной сказки,Облеченной в яркий свет.Лишь за гранью сновиденьяВоскресает все на миг:Жизни прожитой мученьяИ мечты далекой лик.Мы, ограбленные с детства,Жизни пасынки слепой:Что досталось нам в наследство?Месть да скорбь да стыд немой.Что мы можем дать народу,Кроме умных, скучных книг,Чтоб помочь найти свободу?Только жизни нашей миг.

С вами сочтется народБарщины, цепи, налогиФабрики гнет крепостной,Замки, казармы, остроги, -Дружно снесем мы долой!

Слава великий идеям,Слава бесстрашным бойцам!Разве и мы не сумеемДвинуться ратью к дворцам?Равенства, братства, свободыЗнаменем всех осеня,Бросим мы в мрачные сводыСвет первомайского дня.Грянем мы сомкнутым строем,Царство насилья снесем:Все на земле перестроим,Все на свой лад заведем!

Под гнетом тягостных цепейСредь малодушных, беззаботныхЗдесь мрут в нужде сыны полей,Здесь гибнут семьи безработных.Там, на чужбине роковой,В угоду рыцарям разбоев,Под сенью ночи грозовой,Смерть косит тысячи героев.

Здесь – тихий плач сирот и вдовИ покаянные молитвыСлепых, растерянных рабовСмягчают ужас дальней битвы.Там – стыд, отчаянье, позор,Здесь – беззастенчивая лживость.Но здесь и там – безумцев хорГлушит преступно справедливость.

О край родной! О, мой народ!»

Вступающим в партию социалистов-революционеров пропагандисты давали читать протест Каляева в Сенат: