Читать интересную книгу Восстание в крепости - Гылман Илькин

Солдаты схватили Григория под руки и повели в карцер.

Романов был последним из солдат, которых отпускали с увольнительными. Поручик Варламов направился прямо к Добровольскому и доложил о результатах обыска. В конце он сообщил, что велел посадить в карцер солдата, который напился в городе.

Добровольский распорядился не выпускать "гуляку" из карцера пять суток.

— А Григорий-то молодчина, перехитрил Варламова! — шепнул Виктор, подойдя к Демешко.

Но беспокойство не покидало их: "Куда Григорий дел листовки?"

Демешко высказал предположение, что Григорий уничтожил листовки, однако Виктор не мог этому поверить.

"Не похоже на Григория… — думал он. — Наверняка листовки в целости и сохранности. Но где? Кому он мог передать их?"

Виктор и Демешко долго размышляли над этой загадкой. В конце концов они решили: раз листовки не были обнаружены в карманах у Григория, значит, они в надежных руках.

Спустя два дня Виктору стало известно следующее: Тайтс, находясь в больнице, написал подполковнику Добровольскому письмо, в котором сообщал, что из Баку в Закаталы прибыл подозрительный человек с запрещенной литературой и что, по его, Тайтса, предположению, об этом узнали некоторые солдаты батальона. Получив это письмо, подполковник Добровольский решил принять кое-какие меры; прежде всего он распорядился, чтобы солдат, возвращавшихся из увольнительной, обыскивали.

Но эта мера не дала результатов. Как обычно, Добровольский начал срывать гнев на командирах роты. Он распорядился в течение нескольких дней не отпускать в город ни одного солдата без его разрешения.

Распоряжение Добровольского озадачило Виктора и его товарищей. Это мешало реализации плана, задуманного ими, после того как связь с Бакинским комитетом была восстановлена.

Демешко, по обыкновению, очень бурно воспринял неприятное известие.

— Сколько времени я твержу вам одно и то же: пока мы не уберем подполковника, будем связаны по рукам и ногам! Можете со мной соглашаться или нет, я это сделаю! Я все беру на себя.

— Старая музыка, Демешко, — возражал ему Виктор. — Убьем одного человека, от этого ничего не изменится.

Но Демешко стоял на своем:

— Давайте попробуем. Разрешите мне азять это дело на себя. Убрать этого дьявола! Не верю я, что найдется еще хоть один такой же, как Добровольский. Ради своего престижа этот палач готов погубить весь батальон! Чего вы ждете? Скоро он всем нам набросит на шеи веревки!..

Виктор хлопнул ладонью по столу.

— Ладно! Пора кончать с подобными разговорами! Террор — не наше оружие. Мы никогда не согласимся с тобой, Демешко!

Глава двадцать первая

Роза ждала Григория два дня. На третий день утром, наведя в духане порядок, она сказал хозяйке, что должна сходить на почту, и отправилась в город.

Роза быстро разыскала портняжную мастерскую Усуба. Девушке пришлось немного подождать, так как в портняжной были люди. Как только клиенты ушли, она отворила дверь.

Уста Усуб, увидев Розу, сделал удивленное лицо и отставил в сторону утюг, которым проглаживал штанину. Где он видел эту девушку? Кажется, она прислуживает в духане грузинки Агвы…

— Что вам угодно, ханум?

Роза решила, что сначала нужно убедиться, тот ли это человек, о котором говорил Григории.

— Вы портной Усуб? — спросила она.

— Да, он самый. Чем могу служить?

"Надо еще спросить, знает ли он Григория, — подумала Роза. — Если не знает, я не передам ему листовки".

— Вам знаком солдат по имени Григорий?

Мастер Усуб никак не ожидал подобного вопроса. На мгновение он растерялся. Что это? Уж не подослали ли к нему эту особу?

— О каком солдате вы говорите, ханум? Какой такой Григорий?

Роза молчала в замешательстве. "Хорошо, что я сразу не показала ему листовки! Но ведь портного зовут именно так, как сказал Григорий. Что же делать?"

— Меня прислал к вам один солдат… Мне надо с вами поговорить…

Роза никак не решалась сказать о листовках.

Портной Усуб, явно обеспокоенный, снял с носа очки и пристально посмотрел на стоящую перед ним молодую женщину.

— Скажите, с этим солдатом что-нибудь случилось? — В голосе его прозвучала тревога.

— Нет, нет, ничего не случилось! Просто… Он велел мне прийти к вам. Дал мне поручение…

— Какое поручение? Мне сказали вчера, что их не выпускают в город.

Расставаясь с Григорием, Роза слышала от него, что, возможно, он не сможет прийти к ней, поэтому была почти уверена, что с ним не произошло ничего страшного.

— Очевидно, их действительно не выпускают, — сказала она. — Я видела этого солдата три дня назад. Он велел мне разыскать вас, если сам не придет ко мне в течение двух дней.

— Что он просил передать? — Лицо мастера Усуба по-прежнему выражало тревогу.

Роза почувствовала, что этот человек связан с солдатами, и решила, что нет надобности скрывать причину своего прихода. Она достала из-под кофты перевязанную шпагатом пачку листовок и протянула портному.

— Григорий просил передать вам это.

Мастер Усуб быстро сунул листовки под прилавок и бросил настороженный взгляд на дверь.

— Как случилось, что он передал это вам?

— Кажется, он нес их куда-то, за ним начали следить, тогда он забежал ко мне.

— Скажите, видел ли вас кто-нибудь, когда вы входили сюда?

— Нет, никто не видел. Я выждала, пока люди, что были у вас, отошли подальше, потом вошла.

— Григорий ничего больше не просил сказать мне?

— Нет. Это все.

— Вам не следует задерживаться у меня. В мою мастерскую женщины не ходят. Вас могут увидеть здесь, и это покажется подозрительным.

Роза попрощалась и ушла.

Мастер Усуб достал из-под прилавка принесенную ею пачку, развязал ее, просмотрел листовки и опять перетянул их шпагатом. Следовало спрятать листовки в надежном месте. Усуб положил их в старую водопроводную трубу, которая выходила из его мастерской наружу, а отверстие трубы завалил комьями земли. Теперь он был уверен: листовки в безопасности.

В полдень, идя домой обедать, уста Усуб зашел к Бахраму и рассказал ему о листовках, принесенных Розой.

Вначале Бахрам удивился, но потом, приняв во внимание необычную обстановку, в которой находились в последнее время солдаты батальона, одобрил действия Григория.

— Я уверен, Усуб-киши, если бы девушка, работающая в духане, не внушала доверия, Григорий не обратился бы к ней, — сказал ок. — Наверное, у него была уже возможность испытать ее.

— Но что я буду делать с листовками? Ты сам понимаешь, — в мастерской их нельзя долго держать! Опасно.

— Да, ты прав. У тебя листовкам не место. Завтра, как только Азиз пригонит стадо, я пошлю его к тебе. Передашь ему листовки.

— Хорошо, буду ждать.

На следующий день мастер Усуб дотемна задержался в мастерской. Соседние лавочки давно закрылись, а он все не уходил, продолжая работать при свете керосиновой лампы. Он успел сделать даже то, что собирался докончить утром, но Азиза все не было.

Мальчик пришел очень поздно. Уста Усуб прикрыл дверь и передал Азизу пачку листовок, которую тот сунул себе под рубаху. Затем Азиз вышел из мастерской.

Вот тогда-то Тайтс, стоящий за деревом, и бросился догонять мальчика. Азиза выручил из беды Гачаг Мухаммед, который возвращался из города, куда прискакал, чтобы передать Вейсалу-киши папаху убитого Расула.

В тот же вечер пастушонок Азиз пришел к учительнице Лалезар-ханум и, как велел Бахрам, передал ей листовки.

Когда он вернулся домой, бабушка, начавшая уже беспокоиться, долго отчитывала его. Старушка ворчала до тех пор, пока он не потушил лампу и не лег в постель. Азиз, хорошо знавший нрав бабушки, не огрызался. Да и по правде говоря, сегодня у него не было охоты вступать с ней в пререкания. Происшествие на Балакедском шоссе слишком взволновало его.

"Может, мне следовало сейчас же пойти к Бахраму и рассказать ему обо всем? — думал он. — Нет, не стоит беспокоить человека, утром расскажу".

Бабушка решила, что внук уснул, и перестала ворчать, А Азиз еще долго лежал с открытыми глазами. "Что, если тот тощий запомнил меня? Что тогда будет?! Проклятый черт!"

Утром голос бабушки разбудил Азиза. Солнце уже заглядывало в окно. Азиз понял, что проспал.

Чайник стоял на столе, рядом лежала краюха хлеба.

Но Азиз не стал сразу завтракать. Он подбежал к старому почерневшему зеркалу, что висело на стене напротив двери, отыскал в нем маленький островок, в котором еще можно было увидеть лицо, взял ножницы и начал кромсать сзади свои волосы.