Педагогический принцип отца русской НФ — «обучать на опыте, учить смотреть, проверять, воспитывать» — стал базовым для всей последующей отечественной фантастической прозы, адресованной детям и юношеству. Даже в эпоху, когда всю НФ рассматривали как художественный придаток к научно-популярной литературе, «взрослые» фантасты могли отойти от установки «звать молодежь во втузы» и углубиться в экзистенциальные поиски Главного вопроса. Подростковая же фантастика была лишена такой роскоши. И в этом присутствовала своя логика (которую разделяет и автор этой статьи): детская НФ была и должна быть формой увлекательной учебной литературы, пробуждающей интерес к знанию, к наукам (и естественным, и гуманитарным), прививающей ребенку сложные социальные навыки.
Наиболее же активно НФ для детей и юношества (и прежде всего — научно-популяризаторская ее ветвь) стала развиваться после Октябрьской революции, в 1920-е годы. Любопытно, что этому способствовал запрет (хотя и кратковременный) на сказку, поскольку она-де пропагандировала «дореволюционные ценности». И на смену волшебникам пришли ученые, а волшебную палочку заменили чудеса техники. Хотя, надо сказать, герой-подросток в качестве главного действующего лица в фантастике 20-х годов встречался нечасто, разве что в утопической дилогии Иннокентия Жукова о путешествиях пионеров в далекое прошлое и не столь отдаленное будущее, а также в лучшей детской книге 20-х — социальном романе-сказке Юрия Олеши «Три Толстяка». Тем не менее ключевые произведения тех лет (и в первую очередь, повести Александра Беляева и романы Владимира Обручева) были ориентированы на юношескую аудиторию. К сожалению, это сыграло одновременно и недобрую службу самой НФ. Всю фантастику скопом стали записывать в раздел детской литературы, в результате чего произошло размывание возрастных границ, исчезла адресная направленность книг — при том, что цели и задачи писатели ставили разные.
В 30-е годы, отрабатывая социальный заказ (формирование нового человека), фантастика выводит на первый план героя-ребенка. Подросток становится «активным строителем коммунистического будущего», наряду со взрослыми он участвует в глобальных проектах, научных экспедициях (как в романе Г.Адамова «Тайна двух океанов»). Конечно, в те годы всю литературу, и в особенности детскую, подгоняли под идеологические установки, и подросткам приходилось не только увлеченно осваивать науку, но и с не меньшим энтузиазмом разоблачать вражеских шпионов («Арктания» Г.Гребнева). Причем последнее на какое-то время стало приоритетной задачей детской литературы. А подлинная, талантливо написанная образовательная фантастика пробивалась в печать с большим трудом.
В автобиографических заметках автор одной из лучших детских НФ-книг 30-х годов «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1937) Ян Ларри красноречиво описал положение детского писателя в предвоенные годы: «Вокруг детской книги лихо канканировали компрачикосы детских душ — педагоги, «марксистские ханжи» и другие разновидности душителей всего живого, когда фантастику и сказки выжигали каленым железом… Мои рукописи так редактировали, что я и сам не узнавал собственных произведений, ибо кроме редакторов книги, деятельное участие принимали в исправлении «опусов» все, у кого было свободное время, начиная от редактора издательства и кончая работниками бухгалтерии… Всё, что редакторы «улучшали», выглядело настолько убого, что теперь мне стыдно считаться автором тех книжек».
Даже в безобидной, веселой истории о том, как чудаковатый профессор-биолог Иван Гермогенович Енотов изобрел препарат, позволяющий уменьшать предметы, а затем совершил увлекательно-познавательное, полное опасностей путешествие в мир растений и насекомых в компании с непоседливыми Кариком и Валей, «компрачикосы детских душ» усмотрели надругательство над «могуществом» советского человека, а заодно сформулировали задачу перед детскими писателями «на текущий момент»: «Неправильно принижать человека до маленького насекомого. Так вольно или невольно мы показываем человека не как властелина природы, а как беспомощное существо… Говоря с маленькими школьниками о природе, мы должны внушать им мысль о возможном воздействии на природу в нужном нам направлении».
Но и в эти непростые годы появлялись книги, ставшие жемчужинами подростковой литературы, не утратившие своего обаяния спустя более полувека — это и научно ориентированные «Ариэль» (1941) Александра Беляева и упомянутая повесть Ларри, и сказочно-фэнтезийные «Старик Хоттабыч» (1938) Лазаря Лагина, «Волшебник Изумрудного города» (1939) Александра Волкова, и полупародийные «Приключения капитана Врунгеля» (1937) Андрея Некрасова.
Уже к 1950-м годам познавательная функция подростковой НФ вновь стала доминирующей (буквально чудом проскочил остроприключенческий, откровенно бо-евиковый «Звездный человек» Александра Полещука[7]). Даже в развеселой сказочной книге «Незнайка на Луне» Николай Носов не только высмеивает пороки капиталистического общества, но и знакомит юного читателя с астрономией и, в частности, с бытовавшей в те годы теорией полой Луны. И увлекательности чтения это ничуть не вредило.
1960-е годы открыли «золотую эпоху» отечественной детской НФ, протянувшуюся до середины 1980-х.
В эти годы в детской литературе яркими звездами вспыхнули имена Кира Булычёва, Владислава Крапивина, Евгения Велтистова, Виталия Губарева, Виталия Мелентьева, Георгия Мартынова, Петрония Гая Аматуни (хотя этот автор дебютировал еще в середине 40-х), Георгия Садовникова, Анатолия Мошковского, Софьи Прокофьевой, Александра Мирера… Произведения этих писателей хорошо знакомы читателям уже не одного поколения и пользуются неизменным успехом.
Детская и юношеская фантастика этих лет поражает не только обилием прекрасных, нисколько не утративших своей привлекательности произведений, но и многообразием литературных приемов, широтой тематического диапазона, глубиной проблематики. В 1960-е происходит слияние, синтез классической фантастико-приключенческой, научно-познавательной повести с другими жанрами юношеской литературы — например, с психологической школьной повестью (Владислав Крапивин, Владимир Малов), даже с рыцарским романом («Экспедиция в преисподнюю» С.Ярославцева и «Продавец приключений» Г.Садовникова); Ярославцев, Садовников и прежде всего Кир Булычёв смело вводили в ткань научно-фантастической истории сказочные элементы, наполняли сюжет множеством реминисценций и отсылками к классическим произведениям.
Однако при явном усилении гуманитарной составляющей, подростковая НФ 60-70-х годов осталась верна формуле Одоевского — пробуждать в ребенке любопытство.
Наука все еще оказывала колоссальное влияние на подростковую литературу. Детские фантасты, как и взрослая НФ, стремились охватить весь спектр актуальных научных проблем, волновавших тогда общество — будь то стремительно развивавшаяся кибернетика (знаменитая трилогия Е.Велтистова про Электроника, «Демьянко Деревянко, или Приключения электронного мальчика» В.Бережного, «Атомик и кибернетический медведь» В.Бээкмана) или достижения в области физики (повести Татьяны Гнединой, «Остров тайн» В.Акентьева и Ю.Лобачева, «Остров неопытных физиков» К.Домбровского), а перечислять сочинения о космических полетах — рамки статьи не позволят.
И все-таки в то время писателей в большей степени беспокоил душевный мир ребенка, собственно социология детства. Дети уже не просто участники тех или иных научных событий, они действующие лица стремительно меняющегося мира, они зеркальное отражение мира взрослых.
К середине 1960-х подросток-читатель уже был готов воспринять серьезный разговор о проблемах вполне взрослых — например, о проблеме этического выбора в экстремальной ситуации, когда важнее не твои знания в области физики или химии, а твои нравственные качества. А именно такие задачки предлагали решать героям и юному читателю Александр Мирер в «Главном полдне», Владислав Крапивин в большинстве повестей, братья Стругацкие в «Повести о дружбе и недружбе».
Эти произведения задали новую тональность всей подростковой фантастике, на их почве вызрела в 70-80-е педагогическая НФ Сергея Другаля (сборник «Тигр проводит вас до гаража»), Владимира Малова (повесть «Академия Биссектриса» и многие другие вещи этого автора), Эдуарда Геворкяна (повесть «Правила игры без правил»), Ивана Зюзюкина (сборник «Государство Школа»). Вряд ли погрешу против истины, если скажу, что жесткая детская проза рубежа 80-90-х (прежде всего имеются в виду нашумевшие повести Алексея Иванова «Охота на «Большую Медведицу» и Сергея Лукьяненко «Рыцари Сорока островов») берет истоки в той же фантастике 60-70-х: фантасты нового поколения вступили в открытый спор с писателями-шестидесятниками, рисовавшими «благостный» образ ребенка.